Плохая шутка

«Жил грешно и умер смешно». Автоэпитафия матерщинника Баркова к Робину Уильямсу применима, будучи перевернутой: 63-летний актер повесился в собственном доме, тут уж шутки в сторону. Но жил смешно, этого не отнять. Этого у Уильямса никто уже не отнимет.

Интеллигентское восприятие циркового искусства предписывает клоунам быть вне работы грустными, а то и мрачными людьми. Прежде казалось, что это не про Уильямса. Мягкой резины маска комика приросла к его лицу намертво, он превратил в комедию всю свою жизнь. Для близких – в трагикомедию, что как нельзя лучше соответствовало амплуа, которое актер нащупал с возрастом. Сотни любовниц, три брака, две алкогольных зависимости и одна кокаиновая – эту математику знала вся Америка. Желтая пресса сканировала его быт, превращая в сплошной скандал, а он относился к этому как к очередной роли, охотно раздавая интервью.

Казалось, в его жизни нет ничего настолько святого, чем он не пожертвует ради шутки. Написав на экзаменационном бланке «я понятия не имею, сэр» (число, подпись), вылетел с факультета политологии. Ворвавшись в палату к парализованному другу – актеру Кристоферу Риву, изображал русского проктолога-садиста. Нося имя «чудо-мальчика» – оруженосца Бэтмена, окрестил дочь в честь персонажа компьютерной игры. Юмор предпочитал похабный, всегда фонтанировал импровизациями, был в этом смысле навязчив, а проще говоря – невыносим. Как следствие, его звали на главные роли гении (от Олтмена, Николса и Аллена до Гиллиама, Спилберга и Нолана), но мало кто смог вытерпеть больше одного фильма. Разве что слезных дел мастер Левинсон да детский сказочник Коламбус приглашали неоднократно. Такие любят хороших клоунов.

Он брался только за те образы, где чувствовал кураж – или где разрешали вволю дурачиться. Играл инопланетян, роботов, опереточных королей, морячка Папая, советского невозвращенца, Питера Пена, а после, как будто пиная наиболее вычурные, наиболее синтепоновые свои работы, предстал злодеем в «Убить Смучи». Фильм недооценили. Несмотря на многомиллионные гонорары, Уильямс в принципе был недооценен.

Признавая его колоссальный талант, критики считали комика спутником плохого вкуса. В частности, ему никак не могли простить того, что почти каждую свою роль он брал как будто бы с прицелом на «Оскар», которого не удостоился за лучшие свои работы («Доброе утро, Вьетнам», «Король-рыбак» и «Общество мертвых поэтов»). Это была обида – и обида толкала на проторенную дорожку политкорректной пошлости. Вслед за удачником Хоффманом – примерил накладную грудь («Миссис Даутфайр»). Вслед за итальянцем Бениньи – подбадривал узников еврейского гетто враньем («Якоб-лжец»). Врачевал раковых больных гэгом и носом-кнопкой («Целитель Адамс»). Вышибал из женщин слезу личностной трагедией андроида («Двухсотлетний человек»). Гомосексуалистов тоже играл (если примериваешься на «Оскар», нельзя не сыграть гомосексуалиста). Но вожделенную статуэтку получил в итоге за роль мозгоправа в фильме «Умница Уилл Хантинг» – одну из самых нетипичных и умеренных (чтоб не сказать – скучных) в своей карьере.

Зато его – вечного мальчика, бритого няня, дурака с фантиками, чемпиона по «Джуманджи» – без оговорок обожали дети. Иные обожали, даже не зная в лицо (озвучка Джинна в «Аладдине» обязательна для поминания в послужном списке) и не умея вычислить по голосу. Этот уроженец Чикаго – столицы стандап-комедии – был в Голливуде еще и кем-то вроде нашего Галкина, то есть имитатором-пародистом, которому особенно хорошо удавались женщины и президенты США. Двух из них – Рузвельта и Эйзенхауэра – он сыграл уже на закате карьеры, когда роли пошли проходные, а гонорары не покрывали накопившихся долгов. Надежды на возрождение актер связывал с ситкомом «Сумасшедшие», но сериал закрыли после первого же сезона. Как знать, может, это и подкосило – из очередной депрессии Уильямс уже не выбрался. «Не нужен больше старый шут! / Отсюда гонят. Там – не ждут». Точно зная, что самоубийцы попадают в ад (см. «Куда приводят мечты»), записной весельчак свел счеты с жизнью.

Сегодня даже недоброжелатели отчеканят: Робин Уильямс оставил существенный след в золотой фильмографии Голливуда. Да что там – его признавали за большую звезду даже работники первых отечественных видеопрокатов (не такую, конечно, большую, как Стивен Сигал, но заметную) и подпольные переводчики, что глушили гнусавым голосом интонирующие реплики смехача. Вгонять в печаль он умел не хуже, а вот третью эмоцию – страх – от него не приняли, отнеся все работы в жанре триллера к малоудачным. Но в остальном Уильямс сочетал в себе несочетаемое так же гармонично, как соединял в своих картинах смех и слезы. Был светлым скандалистом и вышедшим в тираж титаном. Высмеивая Буша, выступал перед солдатами в Ираке. Пасуя перед алкоголем, работал на площадке «на износ». Проповедуя добро, портил жизнь тем, кого любил. Очаровывая детей, матерился, как сапожник. Переболев «звездной болезнью», не испытывал к собственной персоне ни малейшего пиетета.

Если его призрак гуляет сейчас по дому, то точно шутит про веревку.

Таких по сей день не отпевают священники, а прежде и вовсе хоронили за оградой. Но неизменно – с густой толпой провожающих. Людей, которым он смехом продлевал жизни до тех пор, пока не разочаровался в собственной.