Дмитрий Губин Дмитрий Губин Почему Украина потеряла право на существование

Будущее Украины может представлять собой как полную ликвидацию государственности и раздел территории соседями (как случилось с Речью Посполитой), так и частичный раздел под жестким контролем (как поступили с Германией в 1945 году).

15 комментариев
Борис Акимов Борис Акимов Давайте выныривать из Сети

Если сегодня мы все с вами с утра до вечера сидим в интернете, то и завтра будет так же? Да нет же. Завтра будет так, как мы решим сегодня, точнее, как решат те, кто готов найти в себе силы что-то решать.

5 комментариев
Игорь Караулов Игорь Караулов Сердце художника против культурных «ждунов»

Люди и на фронте, и в тылу должны видеть: те, кому от природы больше дано, на их стороне, а не сами по себе. Но культурная мобилизация не означает, что всех творческих людей нужно заставить ходить строем.

15 комментариев
5 февраля 2007, 16:28 • Культура

Петр Вайль любит Нобелевскую премию

Петр Вайль: «Писать мне не нравится»

Петр Вайль любит Нобелевскую премию
@ ИТАР-ТАСС

Tекст: Юлия Бурмистрова

Петр Вайль, литератор, эссеист, путешественник, главный редактор русской службы радио «Свобода*», автор сборников эссе «Гений места» и «Карта родины», соавтор «Русской кухни в изгнании», выпустил в издательстве «Колибри» новую книгу «Стихи про меня».

Это не просто 55 стихотворений лучших поэтов XX века, это биография самого Вайля. Корреспондент газеты ВЗГЛЯД Юлия Бурмистрова расспросила Петра Вайля о его новой книге, работе на телевидении, взглядах на литературу.

Нобелевская премия сваливается на голову неизвестно откуда неизвестно кому

- Какой был принцип отбора стихотворений?
- Это непосредственное, почти детское восприятие художественного творчества. Когда не умничаешь, не рассуждаешь. А самым простым способом: нравится, не нравится; про тебя, не про тебя; примеряешь на свою жизнь.

Кто-то вошел одним стихотворением, кто-то больше. Больше всего Иосиф Бродский. Не только потому, что я был с ним знаком. Мне кажется, Бродский – единственный из всей второй половины ХХ века равновеликий поэт великим поэтам первой половины.

Он сумел зарифмовать наше время. Куда ни ткнешься, везде всплывает какая-то строка Бродского: «Ворюга мне милей, чем кровопийца» или «Что сказать о жизни, что оказалась длинной», «Налить вам этой мерзости? Налейте». Это все Бродский, это моя жизнь, жизнь моего поколения. Я рад знакомству с ним. Рад, что он получил Нобелевскую премию – единственную правильную из всех литературных премий в мире.

- Единственную?
- Все остальные премии – забава для публики, превращение искусства в спорт. Когда устраиваются предварительные забеги, четвертьфинал, полуфинал и т. д. Нобелевская премия сваливается на голову неизвестно откуда неизвестно кому. Когда пишут в прессе: «Был номинирован на Нобелевскую премию» – это вранье.

На нее никто никого не номинирует. Это журналистская спекуляция. До последнего момента никто не знает. Если Памука предсказывали многие, то Пинтер не попадал даже в предполагаемые списки, обсуждаемые в прессе. Это замечательно, когда премия валится на голову.

Все остальные – розыгрыши, предмет для всевозможных спекуляций и злоупотреблений. Нобелевская премия тоже бывает несправедлива. Потому что это человеческий выбор. Есть много достойных писателей, не получивших Нобелевскую премию. Набоков, Борхес. Но в то же время в ней есть красота.

«Есть много достойных писателей, не получивших Нобелевскую премию»
«Есть много достойных писателей, не получивших Нобелевскую премию»
- А какие книги вам понравились в этом году?
- «День опричника» Сорокина. Виртуозно написано. Даже о зависти нельзя говорить, потому что это полет. Как он умеет работать со словом! Как он выстраивает, придумывает, сопрягает слова!.. Предыдущие его книги меня оставили равнодушным, но «День опричника» – языковой шедевр. Очень немногие люди понимают, что предложения состоят не только из слов, но и слова из букв. Сорокин это понимает.

- У вас есть шанс быть не только внутри, но и снаружи русской литературы. Каковы сейчас тенденции развития литературы в России?
- Такого книжного расцвета не было никогда. Ни в какой России. Ни в СССР, ни в царской. Если пресса, телевидение так или иначе контролируются, то книжный рынок совершенно свободен.

- Вам нравится такое безумное, хаотичное количество книг?
- Конечно. Чем больше, тем лучше. Отбор – это дело читателя. Пусть как хочет, так и крутится в этом книжном море.

- Но ведь занижается планка восприятия. Читатель уже перестает отличать сомнительную литературу от хорошей.
- Сомнительная – это с вашей точки зрения. Раз люди ее покупают, значит, для них она несомненная. Они должны иметь право покупать те книги, которые хотят. Если есть свобода, то она есть как для хорошего, с нашей точки зрения, так и для плохого. Иначе это управляемая демократия.

Не надо спасать мир от перенасыщенности или чего-то еще. Нужно думать о себе, заботиться о семье и двух-трех друзьях. Все. Точка. Хватит уже, надумались о мире. Пусть все сами делают свой выбор. И как жить, и что читать.

«В мире вообще нет ни одной хорошей экранизации»
«В мире вообще нет ни одной хорошей экранизации»
- Все же я с вами не соглашусь. Потому что зачастую мне не оставляют выбора ни издательства, ни телевидение. Нет того количества хорошей продукции, которую лично я хочу потреблять. Это место занято бросовой ерундой.
- Существует определенный социально-политический климат. Авторы телепродукции не просто так показывают ерунду. Они крайне ограничены и в средствах, и в темах. Потому что нельзя всерьез говорит о политике, об экономике, о социальной жизни. У телевидения образовалась узкая площадка, на которой остается только петь, танцевать и показывать криминал. В 90-е годы было интересное телевидение, сейчас – нет.

А книжный рынок пока свободен. Появляются такие книги, темы, немыслимые на телевидении или в 95% бумажной прессы. Оппозиционные книги, которые всерьез обсуждают политику, экономику, социальную сферу. Другое дело, что тираж ничтожен, но они есть. Книжный рынок процветает во всех отношениях: в коммерческом, в свободном, в литературном.

- Раз мы заговорили о телевидении... Чем для вас является сериал по вашей же книге?
- Интересный, странный опыт превращать собственную книжку в картинку. Колоссальные потери. Стиль же не перенесешь, он пропадает. Ведь зачем-то же я сочинял размышления, детали. А тут нужно обрезать, потому что 26 минут экранного времени. Нужно делать четко, лапидарно, конкретно. Но с другой стороны, это было поучительно и интересно.

В мире вообще нет ни одной хорошей экранизации. Это и понятно – ведь вся прелесть словесности в деталях, в мелочах, в языке, в каких-то завитушках… Экранизация поневоле обрубает все эти красоты. Она все конкретизирует и упрощает.

- Кино не шагнуло дальше книги?
- Когда-то кино выстраивало свой язык – в 20–30-е годы. Но с обретением звука все закончилось. Когда появился звук, кино стало изводом литературы и театра. Метастазом. Утратило свой оригинальный язык. Некоторые художники пытаются восстанавливать. Делать непохожее, не перенесение литературы на экран, а что-то свое. Например, Герман. Но в массе своей кино – это продолжение литературы с потерями. Хотя и приносит свою образовательную пользу.

- То есть превратить читателя в зрителя осталось задачей писателя?
- Да, но все-таки трудно бороться с тем, что визуальный образ проще, доходчивей, прямолинейней. Протестовать против этого глупо. Кино наступает, торжествует, завоевывает. Значит, книжка займет свое место для 10% потребителей художественного творчества. А больше и не надо.

* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента

..............