Свободно семплирующее поколение

В этом обзоре три сборника: А. Чернин «Наша музыка: Первая полная история русского рока, рассказанная им самим» («Амфора»), И. Стогоff «4етвертая волна» («Амфора») и А. Горохов «Дыра, прикрытая глянцем» («Ад Маргинем»).

Легендарная эпоха завершилась

Принципы для них – всего лишь правила игры, поведенческая модель, которая хороша для офиса, но не годится для дома или клуба

В том, что русского рока больше нет, меня убеждают не злорадные вопли его противников – вопли были всегда, и им еще не удалось никого и ничего уничтожить. Меня убеждает в этом вал роковых «историй» и «житий», как правило, восторженных и сулящих ему долгую жизнь. Книга Ботаника Чернина – внушительный том в 600 с лишним страниц – по моим ощущениям, стала последней каплей.

Книга появилась в серии «Стогоff project», которая анонсирована как «первая в России книжная серия, рассказывающая о том, что происходит прямо сейчас». Имеется в виду – в музыке. Выходит, что «прямо сейчас» пишется летопись русского рока, фиксирующая его исход.

Собственно говоря, книга и сделана на основе программы «Летопись», выходившей на «Нашем радио» в 2003–2005 годах. Каждая передача посвящалась истории создания какого-нибудь легендарного альбома. В соответствии с концепцией «Нашего радио» («все лучшее в нашей музыке сегодня») в книгу (как и в передачу) вошли материалы о группах «Мумий Тролль», «Сплин», «Ленинград» и др., позиционируемых как «новый русский рок-н-ролл». Что весьма спорно.

По мнению А. Горохова, гитарный рок исчез примерно к 1995 году, поскольку он «перестал быть естественным способом самовыражения не приклеившегося к социуму молодого человека».

Он исчез, потому что исчерпала себя питавшая его оппозиция, фундаментальный конфликт, порожденный стремлением общества вмешиваться в процесс самоопределения личности. Личность, между прочим, получила нынче невиданную степень свободы.

«Новая альтернатива»

Обложка книги И. Стогоffа «4етвертая волна»

Иначе – «новая волна». Так – условно, потому что настоящего названия еще не придумано, – именуется направление, представленное тремя-четырьмя отечественными группами, одна из которых, «Психея», стала объектом внимания Ильи Стогоffа. Чувство стиля у него безупречно: новое, с шершавинкой и скрипом, явление можно рассматривать только в шершаво-репортерском жанре, что он и делает.

Сорокалетний Стогоff, недобро поминая свой возраст, кается в не-до-конца-понимании этих новых подростков в чистеньком камуфляже, спешащих извиниться, если в клубном столпотворении случайно вас задели. Действительно, в наше (роковое!) время – сразу бы в морду, и дело с концом!

История «Психеи» у Стогоffа перемежается с собственной историей увольнения с телевидения. В конце наступает развязка: Кита, компьютерщик группы, во время выступления в Ледовом дворце раздолбал об угол сцены монитор, а Стогоff поставил в эфир главный хит группы «Убей мента!». И хотя хит в эфир не попал, а осколки монитора никого не убили, «Психея» лишилась больших площадок, а автор – места ведущего телешоу. «Потому что свобода – это делать то, что ты хочешь…» И еще: «…чтобы почувствовать, что эта жизнь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО принадлежит тебе, ее, эту жизнь, нужно собственными руками сломать».

И все-таки настоящего приобщения к новой культуре, несмотря на кипучее презрение к русскому року, у автора не происходит. Неважно, чему ты отдаешь предпочтение – року или «Пепси», главное, что это становится твоей позицией.

Русский рок – это позиция андеграундной отвязанности, подпольного личностного самоопределения, асоциальной внутренней свободы, противопоставленной (что в принципе парадоксально, но сработало) позиции истеблишмента, официальной культуры.

В России она связывалась с социалистической идеологией и запретами, на Западе – с потребительством, раскруткой брендов и телевидением. Но корень был один – официальная культура навязывалась как безальтернативная.

Стогоff – наш человек, потому что не представляет себе жизни без жизненной позиции, без протеста и противостояния. А новые молодые – они представляют!

Они появились в результате роста цивилизованной толерантности в государственной политике по отношению к частной, приватной жизни своих подданных. Поэтому принципы для них – всего лишь правила игры, поведенческая модель, которая хороша для офиса, но не годится для дома или клуба. Они легко и без напряжения поделили жизнь на офисную и личную – и получили свободу. Без какого бы то ни было конфликта с обществом.

Музыки больше нет

Обложка книги А. Горохова «Дыра, прикрытая глянцем»

По загадочному для историков закону параллелизма вроде бы не связанных явлений именно в это время наступает эпоха музыкальных компьютерных программ. Компьютер становится общедоступной семплирующей машиной. Музыкальный журналист Андрей Горохов, известный у нас и большей частью в Германии, где он проживает, своей непримиримостью к электронной музыке, рассматривает последствия компьютеризации музыки как тотальный кризис.

Кризис проявляется во всех областях: в звукоиндустрии, музжурналистике, мейнстриме и электронике. В четырех статьях, вошедших в книгу, Горохов разносит в пух и прах современный музыкальный процесс. Написано горячо, толково и убийственно точно, цитировать можно абзацами. Основная мысль: в музыке начиная с 90-х не появляется ничего нового благодаря, с одной стороны, идиотической и изжившей себя политике производящих концернов, а с другой – из-за легкости производства самой электронной музыки. В самом деле, на отрывая задницы от собственного стула, любой мало-мальски продвинутый юзер может писать музыку, пользуясь богатым музархивом прошедших лет, заботливо сохраненным в MP3-формате. На смену музыкантам пришли сонграйтеры, и их – как грязи.

Поскольку любая семплирующая программа ограничивает пользователя не только своими возможностями, но и способами их актуализации, музыкант не может добиться никакого оригинального звучания. Вывод, к которому Горохов обречен прийти, вполне предсказуем: настоящая инструментальная музыка по определению богаче звуком и его интерпретациями, чем электронная. Выхода из кризиса он, стало быть, не видит.

Я тоже. Потому что это беда не музыки – это беда поколения. Или, может, не беда, а особенность? Поколение Стогоffа, Горохова и мое, сознательно или нет, за словами «быть самим собой», «найти себя» видит результат – некое произведение, гарантирующее эстетическую завершенность жизни в искусстве. И этот результат должен быть непременно высококачественным и первопроходческим вплоть до элитарности. На меньшее мы не согласны.

На эту тему
• Новый Акунин явился?
• Андрей Горохов: «Кризис не требует рецепта»
• Агрессивный реализм
• Ювенильный пубертат

Новое поколение видит здесь процесс – бесконечную возможность самовоплощения, чья результативность обеспечена максимой, что каждый человек по-своему уникален. Поэтому результаты, представляющиеся нам промежуточными, сырыми или вторичными, заслуживают внимания a priori. Интернет доказал, что каждый может стать писателем; семплирующие программы – что каждый может стать музыкантом.

Мы, конечно, оставим за собой право плеваться, но что-то ведь из этого выйдет? Когда дети подрастут.