Мы не пни, пни не мы

В прошлом году, когда из далекой заграницы просочились слухи о том, что патриарх отечественной сцены Петр Фоменко изменяет собственному театру на французской стороне, да еще с исконным Островским, московская театральная публика взревновала. Потому вполне понятен ажиотаж, разгоревшийся, несмотря на поздний июль и прекрасную погоду, около касс Художественного театра, которому выпало принимать на своей сцене незаконное дитя-полукровку блудного Фоменко.

Для Франции Островский в новинку

Актеры парижского театра "Комеди Франсез" в сцене из спектакля "Лес" в постановке Петра Фоменко (фото ИТАР-ТАСС)

Для «Комеди Франсез» «Лес» - не только первая встреча с прославленным русским режиссером, но и первое знакомство с прославленным русским драматургом. Другими словами – нечто столь же русское, сколь le samovar и la balalaika. Интеллигентная публика «Комеди Франсез», конечно, ждала от постановки чего-то более изысканного и тонкого, чем упомянутые сувенирные атрибуты, однако непременно – и это вполне естественно – чего-то очень, очень русского.

И Петр Фоменко ни на секунду не обманул ее ожиданий. Он, в лучших своих традициях, поставил умный, изящный, в меру консервативный спектакль с четко выраженным посылом. А, кроме того, выстроил на сцене деревянную избушку среди дремучего леса (сценография Игоря Иванова) и обучил французских актеров чудеснейшим образом исполнять русские напевы. Французская критика, конечно же, обнаружила, что все это слишком старомодно, что русский стиль спектакля слишком уж нарочит, что у Гурмыжской – Мартин Шевалье слишком много красивых платьев, а Анн Кесслер в роли Аксюши слишком похожа на маленькую парижаночку. Однако в целом была вполне доброжелательна и отнесла большую часть упомянутых недостатков к некоторым издержкам знаменитой русской школы.

Зрители вспоминали другой «Лес»

Актеры парижского театра "Комеди Франсез" в сцене из спектакля "Лес" в постановке Петра Фоменко (фото ИТАР-ТАСС)

На родине спектакль и режиссера ждала куда более требовательная публика. Она отнеслась с симпатией к сходству Несчастливцева – Мишеля Вюийермоза с Сирано де Бержераком и с пониманием к тому, что у Аксюши на лбу написано – made in France. Ей не показалась лубочной избушка и понравились костюмы Марии Даниловой. Она оценила по заслугам прекрасную игру актеров труппы «Комеди Франсез».

Но, несмотря на все это, она имела возможность сравнивать и сравнивала напропалую, зачастую не в пользу французского спектакля. Зрители старшего поколения вспоминали другой «Лес», поставленный Петром Фоменко в 1979 году в ленинградском Театре Комедии, искрометный, непристойный и блистательный, из которого многое позаимствовал нынешний спектакль. А остальные, не видевшие того «Леса», с сожалением вспоминали спектакли и актеров Мастерской Петра Фоменко.

Профессионально, талантливо, красиво сделанному французскому спектаклю, увы, слишком явно не хватает той живости, блеска и дивного ансамбля, к которым Фоменко приучил своих московских зрителей. Первый акт спектакля затянут и неинтересен. По-настоящему увлекает лишь пара Счастливцев (Дени Подалидес) – Несчастливцев (Мишель Вюийермоз). Гигант-трагик и мелкий бес-комик, которым режиссер уделил львиную долю своих знаменитых придумок, они только и отвлекают публику от печальных сравнений.

Московские зрители могут не волноваться

Актеры парижского театра "Комеди Франсез" в сцене из спектакля "Лес" в постановке Петра Фоменко (фото ИТАР-ТАСС)

Второй акт, увенчанный сильным финалом, смотрится гораздо легче. Здесь есть уже и забавный дуэт Гурмыжской (Мартин Шевалье) и Буланова (Матье Жене), и лебединая песнь Мишеля Вюийермоза, который страстно и необыкновенно трогательно играет конец спектакля. Фоменко, на протяжении всей постановки относившийся к своим героям достаточно ровно, если не сказать с ровным безразличием, совершенно неожиданно в финале обрушивает целую бездну негодования на всю живущую в лесу компанию, не исключая Петра и Аксюшу, первому из которых недвусмысленно прочит зверский нрав его отца, а второй – бездушную скаредность Гурмыжской.

Только Счастливцев и Несчастливцев, застывшие живым укором по обоим порталам, избегают мало лестного уподобления даже не дремучему лесу, а целой высадке пней, которое режиссер уготовил своим персонажам. И, кстати говоря, не только им, но не в малой степени и публике, сидящей в зале. Но на этот счет московские зрители могли не беспокоиться: разве эта метафора была предназначена не для парижан?