Петр Акопов: Дело до Сердюкова

У следствия по делу Оборонсервиса, судя по всему, не получается доказать вину не то что бывшего министра обороны, но даже и его подчиненной. Даже лояльная к власти публика недоумевает: неужели президент отмазывает проворовавшегося чиновника. А как же борьба с коррупцией?

Однако надо понимать: цель Путина не в том, чтобы пересажать всех коррупционеров. Необходимо изменить правила поведения и моральный кодекс чиновника, одновременно выдавливая из власти тех, для кого она лишь один из способов воровства. Ограничения и запреты, усиление контроля, повышение зарплат, ответственность руководителя за подчиненных и тех, кого он рекомендовал, – вот часть тех мер, которые Путин последовательно внедряет в последнее время.

Либералы никогда не поймут логику Путина – как же так, не принести обществу такую ритуальную жертву – именно потому, что мыслят категориями не истории и дела, а имитации и пиара

История с Сердюковым попадает как раз под последний пункт – он был снят с должности после того, как возникли уголовные дела против его бывших подчиненных. Путин утратил доверие к одному из ключевых своих министров, человеку, который до этого восемь лет на двух министерских постах последовательно проводил его политику, – по словам президента, Сердюков оказался неспособен справиться с управлением собственностью Минобороны, если следствие найдет основания для привлечения его к уголовной ответственности, то так оно и будет.

Год следствия показал, что оснований для предъявления обвинений Сердюкову нет, по крайней мере по делу Оборонсервиса и его работе министром. Все дело строится на одной и той же схеме – подозрении в занижении цены объектов, которые Минобороны продавало, освобождаясь от непрофильного имущества. При этом, если верить Васильевой (а ее слова подтверждаются и теми цифрами, что называло следствие), ей вменяют в вину, что она продавала объекты в среднем на 13% ниже рыночной стоимости. Но ведь оценка стоимости всегда субъективна, так что понятно, что обвинение в занижении стоимости в этом случае достаточно лукаво.

Вот, например, один из ярких эпизодов – продажа «Дома садовника» (на территории Таврического дворца) за 376,5 млн рублей Стройренту, компании, принадлежавшей зятю Сердюкова. По нему Васильева несколько раз проводила переоценку, якобы стремясь занизить стоимость, и в итоге особняк ушел на 75 млн рублей ниже рынка. Получается, 20% сэкономил зять? Или не сэкономил, а выторговал? Продавали-то дом на аукционе – и если бы цена была реально сильно занижена, неужели не было бы желающих купить или хотя бы устроить скандал?

Понятно, что Сердюков так или иначе лоббировал интересы своего зятя, но вот наносился ли при этом ущерб государству? Если ты выделяешь подряд фирме, которая принадлежит твоим родственникам, но при этом знаешь, что она построит нормально и недорого, то это одна ситуация. А если ты даешь заказы дружественной конторе, при этом прекрасно понимая, что ее цена безбожно завышена, да и работу могут сделать некачественно и не в срок, то это совсем другая история. Что-то мне говорит, что случай Сердюкова гораздо ближе к первому варианту, чем ко второму, и хотя оба незаконны, разница все-таки огромна.

Брала ли взятки Васильева? Не знаю, вполне возможно, что по отдельным сделкам откаты прилипали к рукам, но пока что никаких доказательств этого не предъявлялось. Брал ли деньги Сердюков? Практически уверен, что нет. Учитывая, что следователи рыли землю целый год, если бы у Сердюкова были обнаружены тайные счета, недвижимость и что-то подобное, что он не мог бы объяснить, можно не сомневаться в том, что об этом стало бы известно.

Сердюков виноват в нарушении правил поведения госчиновника, выразившихся в том, что он помогал бизнесу своего зятя Пузикова. Это статья «Злоупотребление должностными полномочиями». Для усугубления его вины можно даже назвать его совладельцем этого бизнеса – не в юридическом, но в том смысле, что он отчасти был его выгодополучателем.

Нагнетание в обществе атмосферы истерии, ненависти к власти – проверенный в русской истории способ. Его использовали и четверть века, и сто лет назад

Именно поэтому в данный момент он проходит свидетелем по делу о строительстве дороги к базе отдыха «Житное», принадлежащей его зятю (саму базу уже передали на баланс Минобороны), и может быть переквалифицирован в обвиняемого. Это база, точнее, построенная к ней за 15 млн дорога – единственное, что реально можно предъявить бывшему министру. Сердюков объяснял, что считал, что помощь в обустройстве базы нужна для того, чтобы на ней могли потом по льготным ценам отдыхать военнослужащие. Врал? Конечно: хотя там бывали и обычные военные, все же часто она использовалась чиновниками, в том числе и самим Сердюковым. Грубо говоря, это министерская база.

Криминал? Ну конечно же. Но если бывшему министру обороны и главе Федеральной налоговой службы можно предъявить только это, то можно смело сказать, что Сердюков не вор и по нашим масштабам микрокоррупционер. Ведь он не использовал свои огромные возможности ни для взяточничества, ни для организации преступных схем по уводу госсобственности, ни для лоббирования интересов олигархических структур. История с домом отдыха зятя более чем вписывалась в «кодекс чести» современного российского чиновника. Господи, слава Богу, что только дорогу построил, а в остальном грамотно дело делает, – примерно такой логики вынуждено было придерживаться высшее руководство, осматривая со своей высоты дела подчиненных и соратников.

Тем более что разрыв в доходах между теми, кто остался на госслужбе, и теми, кто ушел в госкорпорации, становился все больше – чиновники сильно отставали. А у чиновников есть дети, жены, любовницы... Последние годы российская верхушечная коррупция все больше превращалась не в банальное откатничество, а во вполне себе «солидное» лоббирование – бизнеса детей, родственников, знакомых, земляков и просто нужных людей.

После возвращения в мае 2012 года в Кремль для президента было важно показать управленческой элите, что он действительно вводит новые правила – жесткие и требовательные. Доклад Счетной палаты и обстоятельства семейной жизни Сердюкова (если они вообще имели место быть) могли стать только последней каплей – еще до этого у Путина должно было сформироваться недоверие к его действиям. Верховный главнокомандующий перестал уважать своего министра и, уволив Сердюкова, показал всем, что неприкасаемых нет. Но Путин вовсе не собирался делать из него козла отпущения за всю российскую коррупцию. Прошлой осенью и без этого были громкие дела – мэры, губернаторы и замминистра.

Путин понимает: красивые, но ложные схемы ему навязывают те, для кого главная цель – свалить президента

Сделать из Сердюкова главного коррупционера додумала за Путина общественность (а также коррупционные кланы, которым нужно было отвлечь от себя внимание). Сердюков оказался между молотом и наковальней патриотической и либеральной общественности. Плюс простое убеждение обывателя, что все чиновники – воры. Эта нехитрая, хоть и далекая от жизни формула привела к тому, что после начала дела Оборонсервиса все стали ждать посадки бывшего министра.

Путин даже ради такого «благого дела», как антикоррупционный пиар, не захотел вешать на Сердюкова то, что тот не совершал. Ведь осудить министра можно было только за вымышленные преступления – по делу Оборонсервиса ни один суд не счел бы его виновным.

Проиграл ли Путин в пропагандистском смысле? Либералы никогда не поймут его логику – как же так, не принести обществу такую ритуальную жертву – именно потому, что мыслят категориями не истории и дела, а имитации и пиара. Но этот его шаг будет понят теми, кто умеет отличать стратегические цели от сиюминутной выгоды. Именно такие цели и ставит перед собой государственный деятель, в отличие от политика, умеющего лишь заигрывать с общественным мнением.

Тем более что Путин понимает: красивые, но ложные схемы ему навязывают те, для кого главная цель – свалить президента, отстранив вместе с ним от власти тех, кто пытается лишить рычагов управления представителей олигархического и чиновничьего филиалов «офшорной аристократии». Нагнетание в обществе атмосферы истерии, ненависти к власти – проверенный в русской истории способ. Его использовали и четверть века, и сто лет назад.

Вот один пример.

К весне 1915 года оппозиционная общественность уже устала от того моратория на критику власти, что она вынужденно (по причине массового прилива патриотических чувств) взяла на себя с начала войны. Огульная критика всех действий и инициатив власти снова стала набирать обороты. К постоянно действовавшим страшилкам – вроде сказок о влиянии Распутина и бездарности и слабоволии императора – добавилось еще и «предательство в верхах».

Военного министра Владимира Сухомлинова газеты и Дума стали упрекать в плохом снабжении армии, испытывавшей нехватку снарядов. Прогрессивная общественность и раньше не любила Сухомлинова – еще с того времени, когда всячески смаковала его второй брак с Екатериной Бутович, которому предшествовал ее громкий бракоразводный процесс. А тут снарядный голод – виноват, конечно же, министр. Император знал, что это не так, но одновременно прошел процесс над полковником Мясоедовым, которого приговорили к смертной казни за шпионаж и предательство. Тень падала и на Сухомлинова – ведь он взял Мясоедова на службу, несмотря на «заявленные ему предосторожности», сообщал ему секретные сведения и дружил с ним. Летом 1915 года император уволил военного министра.

Началось расследование, в ходе которого выяснялись в том числе и какие-то мутные истории, связанные с его женой, с какими-то людьми, которых подозревали в шпионаже. Сухомлинова уволили с государственной службы, а потом арестовали. Он полгода просидел в Петропавловке, а по городу гуляли такие вот письма:

«Преступления Сухомлинова неисчислимы: он, как вечный жид, постоянно катался по России, чтобы как можно больше наездить денег на наряды своей ненасытной жене, и совсем не заботился о том, чтобы приготовить снаряды и ружья, и даже тогда, когда грянула война, он этого не сделал. Нет места этому преступнику среди честных людей. Место ему не в Государственном совете, а на скамье подсудимых, и вы, господа члены Государственной думы, тащите его на скамью подсудимых, и пусть он разделит судьбу Мясоедова».

В августе – сентябре 1917 года, уже при временном правительстве, генерала судили. Его признали виновным по девяти из десяти пунктов обвинения, которые сводились к «преступному бездействию власти», то есть к должностным преступлениям, и к измене, то есть шпионажу в пользу Германии и Австро-Венгрии. Приговорили к бессрочной каторге.

Сейчас общеизвестно, что ни полковник Мясоедов, ни генерал Сухомлинов не были иностранными шпионами, не передавали никаких сведений врагу. И обвинение в преступном бездействии Сухомлинова не имело под собой никаких оснований, кроме массовой истерии. Но весной 1916 года даже царь не мог быть уверен в этом – и когда он просил министра юстиции отпустить генерала под домашний арест, тот отвечал отказом. Министр боялся общественного мнения, которое не в последний раз в нашей истории было заражено вирусом ниспровержения всего и вся. Это истеричное мнение и привело в феврале 1917 года к власти тех самых людей, что громче всего обличали Мясоедова и Сухомлинова, для того чтобы за несколько месяцев они развалили не только армию, но и страну.

Владимир Сухомлинов не похож на Анатолия Сердюкова, а Николай Второй – на Владимира Путина. Похожи вызовы – и та атмосфера психоза, в которую загоняет себя и страну «передовая общественность», слепая и глухая к собственной истории.