Михаил Соломатин: Временный компромисс

Презумпция виновности

Замоскворецкий суд очень удачно вышел из сложнейшей ситуации, но это ни в коем случае нельзя считать решением проблемы в целом. Приговор Мирзаеву, на мой взгляд, абсолютно законен (другое дело, что далеко не всякий подсудимый в России может позволить себе такую роскошь – быть судимым по закону), но реакция на приговор однозначно показывает, что закон уже не в силах полноценно регулировать конфликты с этническим компонентом. Рассудить строго по Уголовному кодексу уже не получается. Многие видят в драке у клуба «Гараж» конфликт «горского кодекса этики и чести» с уголовным правом (так считает, например, М. Ремизов). Это иллюзия: в деле Мирзаева столкнулись два кодекса чести – горский и русский, уголовным правом там и не пахло. Сейчас на форумах не вдаются в юридические тонкости, там пишут, что Мирзаев должен сидеть, просто «чтоб неповадно было», и приравнивают освобождение самбиста к разрешению «безнаказанно убивать русских».

Голосуя обеими руками за дружбу народов, я вынужден признать, что идеологии интернационализма и мультикультурализма уже не справляются с описанием наблюдаемой действительности

Не стоит и пытаться сообразовать эти отклики с Уголовным кодексом. На форумах интересуются не законностью, но справедливостью, а согласно современным русским представлениям о справедливости, в отношении кавказцев и мигрантов в России должна действовать презумпция виновности. Замалчивать эту особенность российского правосознания бесполезно – ее давно пора принять как данность. Продолжая списывать ее на неразвитость нашей правовой культуры, мы рискуем сделать ситуацию полностью неуправляемой. В российской системе ценностей народное чувство справедливости стоит над правом, а не наоборот. Как это ни смешно, но эта особенность в равной степени присуща русской и кавказской ментальностям – только понятие справедливого они трактуют по-разному. В любом случае распространенное в России недоверие к праву очень мало зависит от качества работы судов. Соответственно, сама эта проблема может быть решена только политическими, а не юридическими методами. Совершенно очевидно, что первым делом следует как-то снять межэтническую напряженность. Как это сделать? Не попробовать ли старый рецепт, не вспомнить ли нам о проверенном советском интернационализме?

Последний интернационал

Попытка вернуться к идеологии интернационализма, к временам, когда «все были одной семьей», выглядит абсолютно логичной, но эта кажущаяся логичность и мешает нам решить проблему. Дело в том, что никакого интернационализма не было. Нет, я не буду спорить с тем, что народы в СССР сосуществовали довольно мирно, а говорю только то, что сказал: интернационализма в СССР не было. Был пролетарский интернационализм, а это не самостоятельная идеология, а часть марксистского учения, очень эффективная, но абсолютно бесполезная вне рамок марксизма. Идеология, которая обещала уничтожить классовую эксплуатацию, не снимала полностью противоречия между русским и азербайджанским рабочим, но делала их несущественными. Борьба с общим врагом создавала почву для общих целей и общих интересов. Эта дружба была не дружбой в строгом смысле, а солидарностью трудящихся. Знаменитый фонтан «Дружба народов СССР» изображает не просто девушек, а тружениц, и центр скульптурной композиции неслучайно составлен из снопа колосьев, подсолнухов и конопли (присутствие которой задним числом можно рассматривать как единственную уступку пролетарского гуманизма гуманизму абстрактному).

Под занавес советской эпохи, когда классовая теория утратила свою объяснительную силу, пролетарский интернационализм стал пустым звуком. Общий враг в виде эксплуататорских классов давно исчез, общая цель растаяла в тумане, трудящиеся сравнялись в бесправии перед новым эксплуататором – советским государством и начали приспосабливаться к жизни с помощью самого эффективного в этих условиях метода: национальных стратегий поддержки родственников и соплеменников. Когда скрывать национальные противоречия стало невозможным, государственная пропаганда просто устранилась от решения этой проблемы, и с этого момента борьба с национализмом оказалась в ведении советской интеллигенции. Переход к политике государственного антисемитизма ускорил этот процесс, лишив Советский Союз поддержки той части общества, которая прежде выступала информационным спонсором интернациональной темы. С этих пор осуждение национализма стало по сути делом негосударственным и производилось уже не с позиций интернационализма, а с позиций абстрактного гуманизма и элитаризма. Элитаризм заметно отличал советскую межнациональную повестку от западной. Для западного человека борьба с национализмом стала следствием послевоенного изобилия, когда исчезла (как тогда казалось – навсегда) необходимость охранять свою собственность от чужаков. Это было временем расцвета «левых», временем, когда европейские ценности массово переводились в разряд «общечеловеческих» и «охрана» снималась не только с материальной, но и с культурной «собственности».

Мировоззрение советской интеллигенции, напротив, формировалось под влиянием не изобилия, а прогрессирующего дефицита, поэтому ее борьба с национализмом велась не с общечеловеческих, а с клановых позиций. Не с позиций раздачи материальной и культурной «собственности», а с позиций ее защиты. При этом националист изображался существом безнадежно отсталым (так же как и верующий на карикатурах 60-х – 70-х годов), то есть идея равенства людей уже не использовалась. Когда комический персонаж у Довлатова переживал из-за того, что в вендиспансере пациенты – русские, а врачи – евреи, читатель должен был думать не об интернационализме и равенстве наций, а о том, что русские сами виноваты в своей незавидной участи. То есть даже критика национализма фактически констатировала наличие у разных народов конкурирующих и неравноценных эволюционных стратегий. Этим, кстати, объясняется то удивляющее многих обстоятельство, что, попав на Запад, бывшие советские диссиденты утрачивали антипатию к национализму и переходили на консервативные позиции.

В наше время ни в России, ни на Западе полноценной и эффективной идеологии межнационального согласия просто не существует. Есть стремительно утрачивающие работоспособность остатки двух частей интернационализма: пролетарского и общечеловеческого (мультикультурализма). С каждым годом все сложнее становится отрицать существование разных моделей национального поведения. Между тем, поскольку идея равенства была и остается краеугольной для современной западной идеологии, признать существование разных национальных стратегий до сих пор не представляется возможным. В силу этого на Западе и в России постепенно вводятся запреты на упоминание национальности и национальных различий без особой на то необходимости. Возникает ситуация, когда существуют национальные преступные кланы и национальные преступные стратегии, но противопоставить этим стратегиям нечего, поскольку «преступники не имеют национальности». Такое неравенство проявляется во всех сферах общественной жизни.

Голосуя обеими руками за дружбу народов, я вынужден признать, что идеологии интернационализма и мультикультурализма уже не справляются с описанием наблюдаемой действительности. Между тем действительность эта настолько ужасна, что хочется просто закрыть глаза, а не подбирать к ней адекватное описание. Что делать в этой ситуации? Менять саму действительность – иного пути нет. Почва для межнациональных разногласий исчезнет не тогда, когда мы придумаем какое-нибудь хитрое объяснение очевидному неравенству или когда мы запретим упоминать о нем, а когда не будет этого неравенства. И доверие к закону вернется на тех же условиях. А пока даже самое безупречное с точки зрения закона судебное решение может оказаться не самым справедливым, потому что при нашем равенстве перед законом не каждый подсудимый может рассчитывать на поддержку от «своего» субъекта нашей общей Российской Федерации.