Кадровая политика Трампа не может не беспокоить главу майданного режима Владимира Зеленского и его серого кардинала Андрея Ермака. И они не будут сидеть сложа руки, ожидая, когда их уберут от власти по решению нового хозяина Белого дома. Что они будут делать?
5 комментариевБорис Кагарлицкий: Буксующая революция
У мужчин около сорока часто случается «кризис среднего возраста». Прежние успехи и достижения ставятся под вопрос, разрушаются привычные отношения, заново осмысливаются жизненные планы и перспективы.
Люди, переживающие подобный кризис, часто разводятся, уезжают в другой город, меняют место работы.
В политике порой происходит нечто подобное. Идеологические проекты, пользовавшиеся массовым успехом, утрачивают прежнюю привлекательность, энтузиазм их сторонников выдыхается, лидеры чувствуют растерянность и начинают совершать ошибки.
В революционном процессе подобный кризис фактически неизбежен. На первых порах перемены вызывают энтузиазм, люди чувствуют себя творцами истории, участниками грандиозных событий, они готовы на жертвы ради освобождения и осуществления своей мечты о равенстве и достоинстве. Радикальные преобразования, происходящие у всех на глазах, свидетельствуют о том, что усилия не напрасны. А враги революции деморализованы, растеряны и не знают, что предпринять. Однако с течением времени ситуация меняется. Повседневная жизнь берет свое. Бытовые проблемы никуда не деваются. Даже если социальная ситуация меняется в пользу большинства, это сопровождается всевозможными проблемами переходного периода, которые усугубляются неизбежной некомпетентностью властей, которые сами не знают, как работать в новых и постоянно меняющихся условиях.
Венесуэла, Боливия и Эквадор, три страны, где 2000-е годы стали временем радикальных перемен, переживают затяжной политический кризис
А достижения первых месяцев и лет уже перестают удивлять, воспринимаются как должное. Люди устают. На передний план выходят не победы и надежды, а трудности и ошибки.
Нечто подобное происходит сейчас с революционными процессами в Латинской Америке. Венесуэла, Боливия и Эквадор, три страны, где 2000-е годы стали временем радикальных перемен, переживают затяжной политический кризис. В Эквадоре левый президент упорно не может преодолеть сопротивление консервативных элит. Боливия находится на грани гражданской войны. Столица и провинции, населенные индейцами, поддерживают президента Эво Моралеса и требуют более радикальных шагов, богатые регионы саботируют все меры нового правительства, грозя отделиться. Столица Боливии Ла-Пас и окружающие города, находящиеся в горной части страны, населены преимущественно индейцами, которые впервые за несколько столетий почувствовали себя не просто арифметическим, но и политическим большинством в стране. В низине вокруг города Санта-Крус население состоит из метисов и белых креолов, испытывающих по отношению к индейцам смесь страха и презрения. Говорят, что Санта-Крус в культурном отношении ближе к Майами, чем к Ла-Пасу. Как назло, именно здесь находится большая часть месторождений нефти и газа. Расовые и имущественные различия, накладывающиеся на различие культур, превращаются в источник сепаратизма.
Сам президент Моралес маневрирует, колеблется, стараясь успокоить своих сторонников и найти компромисс со своими противниками. Уступки, которые он делает своим оппонентам, должны предотвратить гражданскую войну. В итоге он разочаровывает одних и демонстрирует слабость другим. Удары сыплются и справа, и слева.
Уго Чавес, президент Венесуэлы |
Демократизм политического процесса в Боливии может вызывать восхищение, но он же является и важнейшим источником нестабильности. Президент и его окружение постоянно повторяют, что они не ведут за собой социальные движения, а идут за ними. В условиях острой политической ситуации, когда решения надо принимать быстро, а настроения масс изменчивы, нежелание лидеров революции формулировать четкий стратегический курс оборачивается беспомощностью и потерей управляемости.
Однако самым ярким примером является Венесуэла. Нигде поддержка народом левого президента не была столь массовой, столь сильной и столь безусловной. В отличие от Моралеса, в котором социальные движения всегда видели скорее своего партнера, чем лидера, Уго Чавес с первых дней революции воспринимался её сторонниками как харизматический вождь, герой и предмет восхищения. В значительной мере он сам всколыхнул массы, разбудил инициативу снизу в обществе, привыкшем быть управляемым сверху. На выборах и референдумах большинство венесуэльцев демонстрировало президенту свою неизменную преданность. Но в декабре прошлого года на референдуме о реформе конституции эта система внезапно дала осечку. Большинство проголосовало против предложений Чавеса.
Это отнюдь не значит, будто массы переметнулись на сторону оппозиции. Итог референдума предопределила дружная неявка значительной части сторонников Чавеса. Голосовать против своего кумира они не готовы, но и поддерживать концентрацию власти в его руках – тоже. А главное – видно, что люди устали. В магазинах перебои с продовольствием, жилищные программы явно отстают от обещанных темпов. Для того чтобы поддерживать революционный энтузиазм, одних только демонстраций и митингов, увы, недостаточно. Ситуация стала настолько драматичной, что в Каракасе решили отложить очередной визит президента в Москву.
Впрочем, трудности революционного процесса объясняются не только бытовыми проблемами, с которыми сталкиваются рядовые венесуэльцы. Скорее, наоборот, противоречия революционной политики на уровне повседневности оборачиваются нехваткой продовольствия и неудачами жилищной программы. Не менее важным фактором становятся растущие разногласия среди самих сторонников революции.
Политиков, которые его раньше поддерживали, но во время референдума призвали голосовать «Нет», президент Чавес немедленно заклеймил как контрреволюционеров и предателей. Эти обвинения отчасти могут быть признаны справедливыми в отношении деятелей, обязанных своим восхождением исключительно нынешнему президенту, а теперь отказывающих ему в поддержке. Однако само по себе появление подобных людей в эшелонах власти говорит о многом.
Венесуэла, в некотором смысле, выглядит зеркальным отражением Боливии. В Боливии лидеры революции стараются ничем не руководить, ни во что не вмешиваться, предоставляя событиям идти своим стихийным путем. В результате власть то и дело оказывается в неблагодарной роли посредника между радикальными массами и консервативными элитами. Напротив, в Венесуэле представители власти вмешиваются почти во всё, занимаются кучей вопросов. Причем мелочное вмешательство государства в самые разные стороны жизни сочетается с добросовестным соблюдением формальных норм буржуазной демократии.
Эво Моралес, президенет Боливии |
Правительственная бюрократия периодически погружается в межведомственную грызню, блокируя инициативы снизу, а иногда и пожелания самого президента. Чиновников время от времени перемещают, но справиться с ними невозможно. Вызывает восхищение и изумление, что при подобном подходе вообще хоть что-то работает.
Преодолеть кризис управления президент Чавес пытается за счет создания Объединенной социалистической партии Венесуэлы (PSUV). Однако и здесь всё идет негладко. Различные течения левых, которые ругались между собой вне объединенной партии, теперь борются за влияние внутри её. Некоторые партии (например, коммунисты) отказались вливаться в новое объединение. Но с другой стороны, многие боятся превращения партии в тоталитарную организацию с принудительной дисциплиной. Уж лучше склоки и разногласия, чем единомыслие казармы или кладбища.
На профсоюзном фронте те же противоречия. Старые профсоюзы были приводным ремнем правящих партий и традиционных элит, помогая предпринимателям контролировать трудящихся. В 2002 году профбоссы помогали менеджерам и хозяевам в попытке свергнуть Чавеса. Поддерживавшие революцию рабочие покинули старую Конфедерацию трудящихся Венесуэлы (CTV), создав новые профсоюзы – Национальный Союз Рабочих (UNT). Этот союз, действительно, независим от работодателей, действительно, за классовую борьбу. Но вот беда – он и по отношению к государственным чиновникам независим. Профсоюзные лидеры постоянно сталкиваются в острых конфликтах с правительственными функционерами, требуют (как и положено настоящим представителям работников) улучшения коллективных договоров и повышения заработной платы. Возмущенные чиновники бегут жаловаться президенту, который уже вмешивался и подвергал рабочих лидеров жесткой критике, но те стоят на своем. Рабочие с чиновниками договориться не могут, а бастовать против собственного же правительства революционная совесть не позволяет. В итоге коллективные контракты не подписываются помногу месяцев, иногда, как в случае с госслужащими – больше двух лет! Тем временем в окружении президента зреет план создать новый, лояльный профцентр на основе Боливарианской федерации трудящихся (FBT).
Радикально настроенные рабочие требуют национализации предприятий, оккупируют заводы. Власть призывает к сдержанности. Тем временем, левые критики Чавеса указывают на то, что вытеснение из страны американского капитала привело к укреплению позиций китайских, российских и аргентинских компаний. «Разве мы для того боролись против американских хозяев, чтобы на их место пришли китайские?» – возмущается профсоюзный лидер Орландо Чирино. Но и представителей правительства понять можно: Венесуэла не может и не собирается строить «социализм в одной отдельно взятой стране». К тому же нет собственных технологий, приходится считаться с мировым рынком. А классовые принципы время от времени приходится приносить в жертву геополитике.
На фоне усиливающихся атак справа президент становится всё менее терпимым к оппозиции и критике в собственных рядах, периодически срываясь на жесткие заявления по адресу левых активистов, отступающих от сформулированной им генеральной линии. Дальше заявлений дело пока не идет, но политическая атмосфера в Каракасе меняется.
Противоречия внутри революционного лагеря неизбежны. Вопросы должны решаться в ходе широкой дискуссии, а порой и борьбы различных сил в революционном лагере. До тех пор, пока эта борьба остается открытой, а власти не прибегают к репрессиям (тем более – в отношении собственных сторонников), остается надежда, что процесс преобразований может идти вперед, избегая тех трагических капканов, в которые 90 лет назад угодила русская революция. Однако многие из противоречий, о которые споткнулись прежние революции, уже налицо в Венесуэле, и этого нельзя недооценивать.
На протяжении 2000-х годов Венесуэльская революция развивалась в сравнительно благоприятных условиях, поскольку администрация США была слишком занята своими проблемами. Президент Буш увяз в иракской войне, и ему было не до Латинской Америки. Но в ближайшее время администрация в Вашингтоне переменится, и нет никаких гарантий, что новый хозяин Белого Дома не займется наведением порядка в Западном Полушарии. И, наконец, мировой экономический кризис грозит дестабилизировать капиталистическую систему в целом. На идеологическом уровне это, конечно, должно радовать радикальных политиков в Каракасе, но следует помнить, что Венесуэлу кризис тоже коснется.
В значительной степени судьба революции всё ещё зависит от поддержки народом президента Чавеса. Несмотря на поражение на декабрьском референдуме, Уго Чавес остается с большим отрывом самым популярным человеком в стране. Народ по-прежнему готов его поддерживать, но не намерен более терпеть контроль со стороны бюрократии. А президент оказывается зажат между растущим давлением снизу и собственными бюрократическими структурами. Однако надо отдать должно венесуэльской революции – пробуждение масс само по себе является результатом предшествующих побед. Люди перестали быть зрителями и массовкой в политике. Они выдвигают требования, принимают решения. И с этим приходится считаться всем, включая самого президента Чавеса.