Вышедший отчет Global Risks to the EU 2026 должен читаться как стратегический документ. Тридцать угроз, матрица рисков, пятибалльные шкалы. Но под этой упаковкой – совсем другая структура. Не геополитика, а семейная психодрама. Роман про отказ от взросления и детский страх перед огромным непонятным миром.
Мама и ее обязанности
Америка в этой конструкции – мама. Не союзник с собственными интересами, не партнер для торга, а родитель, который обязан защищать просто потому, что он родитель. Мама кормит, мама решает проблемы, мама прогоняет страшное. Это не обсуждается – это данность, как для ребенка данность, что еда появляется на столе.
Когда мама говорит: «У меня есть другие дела» – это не информация к размышлению. Это предательство. Мама становится плохой. Не «мама устала», не «у мамы свои проблемы» – именно плохая, злая, опасная. Отход США от гарантий безопасности в документе – угроза того же порядка, что применение Россией ядерного оружия. Буквально: мама, которая не хочет защищать, так же страшна, как ядерный взрыв.
Появление отчима
Трамп – отчим. Он не выбирал этого ребенка, не считает себя обязанным, не собирается притворяться любящим папой. Он говорит прямо: хочешь жить в моем доме – веди себя прилично, хочешь защиты – вноси свой вклад в жизнь семьи. Это грубо, это ломает привычную картину мира.
Но это позиция взрослого. Пусть неприятного, пусть чужого – но взрослого, который говорит, как есть. А ребенок требует, чтобы отчим немедленно стал хорошим папой. Чтобы любил, защищал, ничего не требовал взамен. Ну, или чтобы мама развелась и «все было как было». Отчим отказывается – истерика. Плохой! Ты хуже бабайки!
Феномен бабайки
Бабайка живет под кроватью. Его не нужно видеть, не нужно проверять – достаточно знать, что он там есть. Проверка страшнее бабайки. Вдруг там правда что-то есть? Или, наоборот, нет. И наличие реальной угрозы и ее доказанное отсутствие одинаково разрушительны. Лучше пусть мама прогонит, не заглядывая.
Россия в документе – классический бабайка. Не государство с армией, экономикой, логистикой, ограничениями. Не актор, чьи возможности можно оценить и предсказать, опираясь на оценку ресурсов. Иррациональная сила зла, которая хочет съесть просто потому, что она злая. «Россия после войны немедленно нападет на страны НАТО» – аксиома документа. Вопросы не ставятся. Бабайку не анализируют – его боятся. Попытка рационального анализа – уже предательство, уже «агент бабайки». Или обслуга сволочи-отчима.
Мир как угроза
В детском сознании мир огромен, непознаваем и очень страшен. За пределами комнаты – неизвестность. Единственная защита – мама, которая знает, как устроен мир, и защитит от всего плохого.
Прекращение войны в документе – угроза. Не потому, что мир плох сам по себе, а потому что мир – это неизвестность. Война понятна: есть враг, есть мама с оружием, есть роли. Мир – это открытое пространство, где нужно действовать самому. Лучше пусть война продолжается – так привычнее.
Единственный инструмент
Когда мама не слушается, когда отчим грубит, когда бабайка не исчезает – что делает ребенок? Падает на пол и рыдает. Громко, демонстративно, на публику. Не аргументы, не торг, не действие – чистая эмоция, призванная вызвать жалость и чувство вины.
Весь публичный дискурс Европы о безопасности описан в документе так. Моральный шантаж вместо стратегии. Демонстрация несуществующего страдания вместо субъектности. Вы что, хотите, чтобы нас съели? Вы что, за бабайку?
Взросление в этой конструкции невозможно. Оно даже не обсуждается. Вопрос – не «как нам стать взрослыми», а «как вернуть хорошую маму» с возможностью манипуляции через бабайку, само (не)существование которой становится даже уже не угрозой, а инструментом достижения близости со «старшими».
