Торгово-дипломатический конфликт между Сеулом и Токио развивается по нарастающей. Дело дошло до того, что два главных союзника США в АТР перестали обмениваться разведданными.
За неполных два месяца – с начала июля 2019 года – Япония и Республика Корея прошли путь от публичных заявлений до разрыва сотрудничества в сфере безопасности. Сеул и Токио вычеркнули друг друга из списка стран с режимом наибольшего торгового благоприятствования и ввели ограничения на экспорт и импорт веществ, необходимых для производства электронных компонентов.
Наиболее жесткой мерой эксперты считают ограничение экспорта из Японии в Корею фторсодержащих полиамидов, фоторезистов и фтористого водорода, используемых при производстве модулей памяти для компьютеров и смартфонов. Под удар попали корейские компании Samsung и SK Hynix, поставляющие на мировой рынок около 63% всех чипов этого типа, ведь они получали до 94% фторсодержащих полиамидов и до 92% фоторезистов именно из Страны восходящего солнца.
Трудности будут испытывать и японские производители хай-тек-химии – компании Fuji, JSR, TOK Semiconductor и другие. Никто, кроме корейских гигантов индустрии, пока не может «переварить» такой объем фторсодержащих полиамидов и фоторезистов. Их конкуренты вряд ли в самом ближайшем будущем пойдут на крупные рискованные инвестиции.
В опасности оказалась вся мировая электронная промышленность.
Конфликт имеет исторические корни. Корейский полуостров с 1910 по 1945 год был оккупирован Японией. Корпорации Страны восходящего солнца использовали подневольный труд корейцев. Кроме того, японская армия массово эксплуатировала кореянок в качестве секс-рабынь. Несмотря на то, что обе страны стали ближайшими союзниками США сразу после Второй мировой войны, двусторонние отношения были нормализованы лишь в 1965 году. Япония вложила в Южную Корею миллиарды долларов в виде прямых инвестиций и грантов. Считалось, что обиды военной поры забыты. Но они были лишь приглушены холодной войной.
Как только рухнул железный занавес, в Южной Корее возобновились протесты с требованиями репараций жертвам преступлений японских оккупантов. Под давлением США в 2015 году был заключен новый договор. Токио согласился выплатить требуемую Сеулом сумму (около 10 млн долларов) в фонд помощи жертвам и принести официальные извинения.
Казалось, вопрос закрыт. То есть в 2015-м «конец истории» наступил и в развитой Азии. В эпоху глобализации вообще было не принято говорить о прошлых войнах, победах, поражениях и сохраняющихся взаимных претензиях. Национальные государства считались пережитком прошлого. Весь мир должен был «вот-вот» шагнуть в «светлое будущее» без границ, исторических традиций и «всяких там» суверенитетов.
Япония и Южная Корея были просто выставками достижения либерал-глобализма. Здесь сохранялась этническая самобытность, но национальной политики (во всяком случае, официально) не было. Оба государства были встроены в единый рынок, в них действовали политические системы, подобные западным, их лидеры с высоких трибун произносили слова, вполне созвучные риторике Брюсселя, Лондона и Вашингтона. Развитая Азия, казалось, жила в точном соответствии с глобалистской методичкой.
Постоянно высказываемые японскими политиками претензии на острова Курильской гряды глобальное начальство старалось не замечать. Никаких территориальных споров в новом «трансграничном мире» быть не должно. И даже если земли пытаются отнять у такой «неправильной» страны, как Россия, это все равно не соответствует либеральной парадигме. Либерал-глобализм не предусматривает дискуссий по основополагающим вопросам. То, что не соответствует идеологической рамке, того и вовсе нет.
- Япония вступила в войну нового типа
- Южная Корея прекратила обмен разведданными с Японией
- Южная Корея пожаловалась США на японские санкции
По той же причине оставались «незамеченными» неонацистские шествия в Прибалтике и разгул необандеровщины на Украине. Не может быть ни в «новейших странах НАТО», ни в «молодой европейской демократии» никаких реликтов прошлого, тем более столь отвратительных. Напомню, что до появления на политическом горизонте США Дональда Трампа «националистической» называлась политика России. Просто потому, что Москва отказывалась считать суверенитет анахронизмом.
Между тем ни старые межнациональные противоречия, ни демоны прошлого никуда не делись. Они сохранились и в «автократиях», и в «либеральных демократиях». Глобальное начальство не справилось с им же самим декларированными задачами. К этому добавились специфические проблемы, связанные с открытыми границами и «свободной торговлей» – наплыв нежелающих ассимилироваться мигрантов, экспорт рабочих мест из развитых стран и, как следствие – падение уровня реальных доходов и разрушение привычного образа жизни. А раз не справилось глобальное начальство, люди обратились за защитой к своим национальным лидерам. Именно поэтому и покатилась по миру так называемая популистская волна.
В 2016 году один из главных идеологов либерал-глобализма Фарид Закария в своей программной статье «Популизм на марше» утверждал, что популистские настроения свойственны только европейцем и североамериканцам, поскольку именно они испытывают на себе давление мигрантов из инокультурных регионов мира. Корею и Японию он приводил как пример стран, в которых популистским и националистическим настроениям попросту неоткуда взяться.
Закария, конечно, ошибся. Популисты пришли к власти в Латинской Америке. Популистского курса стало придерживаться индийское правительство. Существенным образом изменилась политика компартии Китая. В 2017 году пришла очередь Южной Кореи. Конечно, нового президента Мун Чжэ Ина нельзя в полной мере назвать популистом или националистом, но и в его риторике появились знакомые нотки.
В своих предвыборных речах Мун называл договор 2015 года «неокончательным» и «несправедливым», а, заступив на пост, официально высказался за его пересмотр. Осенью 2018 года Верховный суд Республики Корея вынес решение, согласно которому жертвы японской оккупации могут подавать иски о компенсациях, обращенные на компании и подданных Страны восходящего солнца. Под действие судебного решения попали десятки корпораций. Ни одна из них не выразила желания выплачивать репарации. Но вскоре на территории Южной Кореи была арестована часть активов фирм Mitsubishi Heavy, Nippon Steel & Sumitomo Metal Corp. и Nachi-Fujikoshi Corp. Это и стало отправной точкой конфликта.
Еще три-четыре года назад подобный конфликт был бы «международным сообществом» подавлен в зародыше. Вашингтон, ВТО, МВФ и самые разные международные посредники надавили бы на Сеул и Токио, и те, пусть и продолжая спорить о репарациях, не стали бы вводить друг против друга ограничительные меры, угрожать «свободной торговле» и ставить на грань обрушения мировую электронную отрасль. Более того, если бы Мун Чжэ Ин избирался не в 2017-м, а, скажем, в 2015-м, ему бы быстро объяснили, что его риторика неуместна. И он подчинился бы.
Но на дворе совсем другая эпоха. Санкции и торговые барьеры, технологические войны и взаимные претензии в самых разных коммерческих отраслях стали неотъемлемой частью нового международного соревнования. Самым ярким симптомом нового времени стало то, что ни Вашингтон, ни европейские столицы не бросились тушить «азиатский пожар», отделавшись лишь общими пожеланиями скорейшего разрешения кризиса.
В результате посредником в переговорах между Японией и Южной Кореей выступил Китай. 21 августа в Пекине встретились министры иностранных дел трех стран с целью наметить пути разрешения споров между Сеулом и Токио. Если переговоры (а идти они, я думаю, будут долго) увенчаются успехом, это будет не только дипломатическим успехом Поднебесной, но и геополитическим – две развитые страны Азии еще сильнее с ней сблизятся, постепенно врастая в ее «задний двор». Если же конфликт продолжится, КНР и в этом найдет для себя выгоду. В конце концов, что хуже для Samsung, то лучше для Huawei, особенно учитывая, что у Apple Inc. возникли серьезные проблемы из-за производства своих ноутбуков и смартфонов в Китае.
Еще одной примечательной чертой азиатского спора является то, что меры, предпринятые обоими правительствами, представляют собой нечто среднее между протекционистскими тарифами и санкциями. Таким образом, полностью стерта граница между обоими типами ограничительных действий. Любые политические меры теперь неотличимы от экономических. Экономическое и индустриально-технологическое соревнование теперь и есть международная политика.Кризис в АТР также ясно показывает, что в ходе межгосударственной конкуренции будут разбужены многие «демоны прошлого». Все исторические факты, реальные и вымышленные, все обиды, даже давно позабытые, все национальные мифы в любой коннотации этого термина станут оружием в борьбе за место под солнцем в XXI веке.
И обратите внимание, насколько легко страны идут на обострение, даже если оно угрожает сложившимся международным рыночным связям. По всей видимости, не так уж ценны эти связи по сравнению с возможным выигрышем в торгово-технологическом споре. Это означает, что все мировые цепочки снабжения подвергнутся перестройке. Все крупные поставщики монопродуктов – будь то углеводороды, соевые бобы или чипы памяти – начнут корректировать свои бизнес-модели. Так, Samsung, возможно, сократит экспорт микросхем, а высвободившиеся ресурсы направит на развитие собственной «электронной химии». Японские же корпорации урежут ее выпуск и займутся собственными чипами.
Токио и Сеул, Вашингтон и Пекин будут, несомненно, идти на тактические компромиссы, но вектор развития ситуации первой половины XXI века в целом определился – каждая держава, рассчитывающая на достойное место в новом мире, должна будет позаботиться о том, чтобы жизненно важные отрасли стали минимально уязвимыми. Возможно, не на 100% самодостаточными, но уж точно устойчивыми к любым переменам торговой конъюнктуры. А изменения эти, как мы видим, происходят быстро и приходят с самой неожиданной стороны.
