Июньское интервью Владимира Путина изданию Financial Times, в котором российский лидер заявил о кризисе либерализма, в мире поначалу восприняли как ультиматум западным элитам, сделанный на фоне геополитических успехов России и тех проблем, с которыми повсеместно сталкивается либерал-глобалистский истеблишмент.
Но позже Путин объяснил, что его слова неверно интерпретировали. Либеральная модель имеет право на существование, но следование ей привело сразу к нескольким серьезным кризисам. Казалось бы, есть хороший повод подискутировать о тех вызовах, с которыми столкнулся либерализм в XXI веке.
Но куда там! Мировые и отечественные «свободные» СМИ отреагировали на слова президента России практически одинаково, словно по команде из единого центра – мол, Кремль в очередной раз задумал что-то недоброе и коварное. Других причин для скептических высказываний о либерализме быть не может.
Сегодня любая попытка порассуждать о главенствующей глобальной модели встречается таким же «гневным и решительным осуждением», как и предложение некоторых американских авторов подумать над причинами победы Дональда Трампа на американских президентских выборах 2016 года. Равно как и над исходом других электоральных событий на Западе, огорчивших либеральный мейнстрим.
Нынешняя «мода» на обвинение любого несогласного с этим мейнстримом политика в «работе на Кремль» стала сильно напоминать обличение «наймитов империализма» в самые непростые годы советской власти. Разница, пожалуй, состоит лишь в том, что никакой индустриализации идеологи современного либерализма проводить не собираются.
Если бы речь шла лишь о нашей стране, «партийное единство» либералов можно было бы объяснить некими простыми причинами. Охранители сочли бы его дисциплиной в рядах «пятой колонны», а борцы с «режимом» сослались бы на солидарность со «всем прогрессивным человечеством».
Но это происходит по всему миру. Читая либеральную прессу что в России, что в Европе, что в Америке, нельзя не заметить, что она везде, с весьма незначительными вариациями, отрабатывает одну и ту же повестку, не допуская никаких дискуссий не то что о роли Путина или Трампа, но и о глобальном изменении климата, токсичной маскулинности, гендерной нейтральности детей, тиранической сущности семьи и религии, моральном превосходстве меньшинств, прогрессивности открытых государственных границ, победной поступи постмодернизма и т. д. В том же ключе следует высказываться людям из академической среды, представителям творческих профессий, а также сотрудникам постиндустриальных компаний, особенно транснациональных.
Отклонения от этой повестки караются всеобщим осуждением со стороны «людей с милыми лицами» и пожизненным изгнанием из рядов «истинных либералов». Иной раз с серьезными последствиями для карьеры. Такие последствия пока еще не всегда наступают у нас в стране. Но если судить по инвективам либеральной прессы, эта «недоработка» вскоре может быть исправлена.
А ведь когда-то либеральные максимы звучали очень красиво и привлекательно. Помните, как в 1990-х у нас в стране часто повторялось высказывание, приписываемое Вольтеру: «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать»? Считалось, что эта фраза, произнесенная просветителем XVIII века, лучше всего отражает суть либерализма, идеологии истинной свободы.
- В РПЦ назвали бесполезной идею либерализма для русского народа
- Путин рассказал о попытках «пощипывать» за отношение к либерализму
- Эксперт: На Востоке Европы зреет конфликт против западного либерализма
Конечно, эта цитата, как бы сегодня сказали – фейк. В действительности она была выдумана в начале XX столетия английской писательницей Эвелин Беатрис Холл, написавшей весьма спорную работу о Вольтере, изданную в Соединенных Штатах и Великобритании в 1906-1907 годах под различными псевдонимами. Но главная проблема с этим высказыванием, конечно, не в этом. А в том, что под ним сегодня не подпишется ни один системный либерал.
Когда я говорю «системный либерал», я не имею в виду довольно неточный термин, закрепившийся в отечественной криптополитологии в 2000-х годах для обозначения принадлежности к той части российской элиты, которая исповедует некие «либеральные взгляды», что бы под ними ни понималось.
Нет, речь идет о системе мирового масштаба, которая, несомненно, работает и в нашей стране (как и во многих других, в том числе в США, Европе и т. д.), но имеет наднациональный, универсальный характер. Сам по себе универсализм либерального учения никем из его последователей не отрицается и даже рассматривается ими как доказательство его истинности и победительности. Проблемы возникли в тот момент, когда эта идеология столкнулась с интересами национальных государств и – хуже того – с демократическим выбором политических наций. Отсюда был один шаг до отрицания и государства (вместе с его историей и традициями), и права человека не соглашаться с «единственно верным учением».
Этот шаг был сделан в XXI веке. Нелиберальный либерализм стал глобальной идеологией, противостоящей не только национальному суверенитету и демократии, но и личной свободе.
Пока либералы боролись с «авторитарными режимами», им было легко выглядеть «хорошими парнями» (сегодня слово «парни» пришлось бы заменить на нечто гендерно-нейтральное). Разумный человек мало что мог возразить против свободы самовыражения, расширения прав личности и общего снижения репрессивного давления на нее, от кого бы оно ни исходило – государственного аппарата, Церкви, главенствующего общественного мнения или семьи.
Борьба с властью большинства также до поры до времени носила гуманистический характер. Ибо любая власть должна иметь пределы, в том числе демократическая. Людей, оставшихся в меньшинстве, нельзя поражать в правах только за то, что их убеждения или образ жизни не получили всеобщего одобрения. Так что даже защита сексуальных меньшинств со стороны либералов выглядела вполне логично. Раз свобода и равные права для всех являются высшей ценностью, их следует соблюдать и приветствовать. Разумеется, до тех пор, пока они не нарушают прав и свобод других людей. При этом, конечно, либеральная идеология вступала в противоречие с общественной моралью. Но в этом-то и была суть либеральной идеи – свобода важнее любых моральных инвектив.
Критики либерализма долгое время указывали именно на опасность неограниченной свободы, как на главный его изъян. Но гораздо быстрее, чем реализовалась антиутопия, выстроенная вокруг ничем не стесняемых прав секулярного человека, за поражение в правах и ограничение свобод стали выступать сами либералы. Причем в странах, которые было принято считать цитаделями либеральной демократии.
Речь идет не только о жестком регламентировании поведения и высказываний в тех профессиональных и социальных средах, о которых я уже говорил выше. Но и о стремлении поставить на службу либеральному диктату государственный аппарат.
Большинство сегодняшних кандидатов в президенты США от Демократической партии выступают за лишение церквей и приходов статуса религиозной организации за отказ в регистрации однополых браков. Во многих штатах кондитерские подвергаются санкциям за отклонение заказов на изготовление свадебных тортов для гей-пар. Общественные школы жестко проводят политику внедрения трансгендерных туалетов. Родители могут быть подвергнуты серьезному наказанию (вплоть до лишения родительских прав) за «навязывание» ребенку его гендерной принадлежности и сексуальной ориентации. И это только вершина айсберга. Ни о каком соблюдении принципа «ненарушения прав других» речи уже не идет.
Но главная метаморфоза произошла с отношением к общественной морали. Теперь следовать либеральной повестке стало не столько логично, сколько «морально». «Аморальными элементами» были названы люди, сомневающиеся в антропогенном глобальном потеплении и критикующие «зеленую энергетику», выступающие за свободу религиозных верований, выбирающие традиционную семью и воспитывающие соответствующим образом своих детей и т. д. Любого противника либерализма сегодня «свободная пресса» Запада (да и наша не слишком отстает в этом плане) может обвинить в самых страшных грехах и начать преследовать за «аморалку». Вплоть до требования уволить с работы, выселить из района и отказать в обслуживании в магазинах и предприятиях общепита. Звучали уже и предложения лишить «неправильных людей» избирательных прав.
Нет ничего удивительного в том, что нелиберальный либерализм впитал в себя две самые радикальные и разрушительные идеологии современности – красную и зеленую. Именно они сегодня обладают наиболее сильным потенциалом морального осуждения, а значит, и принуждения.
Еще одной отличительной чертой нелиберального либерализма является его враждебное отношение к историческому государству и народу. Мы в России часто слышали о «вековом рабстве» и неисправимости нашего «холопского характера». Но и народ «града на холме» сейчас переживает период, когда от него постоянно требуют покаяться и отказаться от «традиций рабства и дремучести». Само существование американской политической нации в некоторых СМИ и «научных трудах» открыто называют ошибкой.
Возможно, когда-нибудь историки и философы подробно разберут трехсотлетнюю эволюцию либерализма от воспевания свободы к ее «моральному» осуждению. В практическом смысле важнее превращение идеологии, на которой во многом основывалось строительство национальных государств и промышленная революция, в учение, проповедующее упразднения таких государств и свертывание индустрий. А вместе с ними – ликвидации семьи, Церкви и самой человеческой жизни, как ценности.
Человечество, само собой, сопротивляется пришествию «дивного нового мира». И с каждым днем это сопротивление все больше приобретает характер борьбы за выживание, в которой, как известно, все средства хороши.
Распад так называемого глобального миропорядка, который мы сегодня наблюдаем, связан не со злой волей тех или иных политиков, а с тем, что люди, увы, уже не надеются решить проблему выживания в масштабах всей планеты и стремятся поскорее укрыться за стенами своих государств – так, как они это делали всегда при приближении катаклизмов.
