Российские СМИ вновь вдруг вспомнили о проблеме эвтаназии. Это случилось с подачи Тины Канделаки в эфире радио «Комсомольская правда», где гостьей студии оказалась министр здравоохранения Вероника Скворцова.
Ну, конечно, в России ведь нет больше актуальных злободневных вопросов, кроме эвтаназии. А если говорить серьезно, то мой сарказм вызван, по сути, пустым вопросом, похожим на пробный шар, который закатили в информационную повестку страны. Глава российского минздрава вынуждена была отвечать, сказав что-то про референдум и волеизъявление народа. Сослалась Скворцова и на религиозную составляющую, мол, много людей считает это грехом. Даже Пескову раскалили телефон. И понеслось... по федеральной прессе.
Не секрет, что развитие России происходило неразрывно от христианской морали, и умышленное умерщвление человека всегда называлось – убийством, а суицид – самоубийством. И если попытаться перевернуть эти понятия с ног на голову, то мы разрушим свой мировоззренческий код, от чего запустится процесс расчеловечивания. А там и до легализации каннибализма недалеко. Не верите? Зря.
С точки зрения православного христианства никакого милосердия в эвтаназии нет и быть не может. Поскольку смертельные болезни всегда рассматривались верующими, как способ очиститься от пороков и прийти к покаянию, пересмотру результатов своей жизни. Страдания – это, с одной стороны, последствия грехопадения человечества, с другой – ступенька, позволяющая понять Бога, стать к Нему ближе. Важная заповедь Христа: «терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). Соборный документ «Основы социальной концепции Русской православной церкви» поставил жирную точку в этом вопросе.
А как же атеисты? Для секулярного общества, представители которого отвергают существование Создателя, конечно, мысль об эвтаназии может показаться притягательной, поскольку жизнь для них – по Энгельсу – лишь «способ существования белковых тел». Следовательно, дальнейшая польза от немощного человека лишь одна – стать удобрением для экосистемы планеты. Вас устраивает такой итог? Лично меня – нет. По статистике, таких большинство.
Вы понимаете, какой тектонический сдвиг в сознании нашего общества произойдет, согласись мы с легализацией эвтаназии? По этой атеистической логике, эволюция мировоззрения рано или поздно приведет нас к идее, что целесообразно избавляться от стариков, инвалидов, болезненных детей. Ведь с биологической точки зрения – выживает сильнейший. Появятся предвыборные программы, начнутся референдумы с тезисом: не будем тратить бюджетные деньги на дома ребенка, престарелых, хосписы.
А сколько нерадивых детей, вожделеющих пустующие жилплощади своих престарелых родителей, будут добиваться признания их недееспособности, а после – поддадутся искушению воспользоваться эвтаназией? Да что там родственники, если в нашей стране аферисты запросто отжимают квартиры у ветеранов Великой Отечественной войны. Нет гарантии, что предполагаемый закон не станет легальным инструментом устранения неугодных, а врачи не превратятся в лицензированных киллеров. Материальная заинтересованность всегда была сильной мотивацией для большинства преступлений.
- Россияне изменили отношение к эвтаназии
- Скворцова выступила за решение вопроса об эвтаназии в России на референдуме
- Онищенко отреагировал на предложение Скворцовой об эвтаназии
Тем более, что сегодня в некоторых европейских странах, где легализована эвтаназия – к услугам «врачей смерти» прибегают и вполне здоровые люди. Возрастные границы клиентуры раздвигаются. Но нам-то зачем этот узаконенный демографический геноцид? Уже не говорю о политических издержках лоббирования такого закона. Народная молва обязательно свяжет повышение пенсионного возраста и легализацию эвтаназии как попытку проредить стариков, которых с каждым годом в России становится больше и больше. Аппаратура и медикаменты – штука дорогостоящая.
Передайте «Комсомольской правде», которая уже не первый год лоббирует интерес к опасным законопроектам, и лично Тине Канделаки, что по-христиански в России нужно развивать паллиативную медицину, а не бороться за узаконивание «права на смерть». Нас и так мало осталось.
