В конце апреля мой товарищ, живущий в Санкт-Петербурге, прислал мне фотографию граффити: круговая надпись «Спасибо деду за идею», внутри которой «красовалась» эмблема 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» – ключ на щите.
Засранцы есть везде, но все-таки встретить что-то подобное в городе, который пережил блокаду, накануне празднования Дня Победы – это плохой знак. Подобные «остроты» по отношению к Великой Отечественной, конечно, неприемлемы. Однако коверканье тиражированных лозунгов – явление, которое можно предсказать. В его основе лежит, с одной стороны, неведение, а с другой – естественный протест против мертвых форм празднования.
Говоря откровенно, для подавляющего большинства из нас победа в войне – это событие давно минувшее, итог которого на сегодняшний день сводится к выходному дню, когда можно посмотреть парад танковых новинок и вспомнить, где и когда воевал дед или прадед. А всю неделю до 9-го числа можно провести в увлекательных спорах в социальных сетях о том, профанируют георгиевские ленточки Победу или все-таки ничего, пусть будут.
Но события семидесятилетней давности касаются напрямую каждого из нас в куда большей степени, чем мы привыкли думать, и вне зависимости от нашего к ним отношения.
В 1957 году группа молодых ученых (средний возраст – тридцать два года), прозванная позже «вероломной восьмеркой», ушла из команды изобретателя транзистора, лауреата Нобелевской премии Уильма Шокли и основала компанию Fairchild Semiconductor, которая, в свою очередь, станет в основе феномена Кремниевой долины, совмещая функции исследовательской организации и бизнес-инкубатора. Думаю, не нужно объяснять, какую роль для США сыграли подобные компании в цифровой революции и формировании новой мировой экономики, основанной на знаниях и высоких технологиях.
Из «вероломной восьмерки» в вооруженных силах служили только трое. Сложно предположить, как сложилась бы их судьба, если бы США воевали так же масштабно, как СССР, и несли сопоставимые с СССР потери, но шансы на то, что число талантливых, если не гениальных, молодых инженеров – основателей новой индустрии в Америке бы поубавилось, очень высоки, а судьба самой индустрии была бы печальна. Также сложно сказать, останки скольких талантливых изобретателей, возможно, прославившей Fairchild интегральной схемы, лежат сейчас на полях от Москвы до Берлина.
Важно понимать, что общий рост человеческого капитала в СССР в 20-х и 30-х годах – довольно очевидный факт. Об этом говорят как прямые доказательства вроде роста уровня образования, так и косвенные, зависящие от изменений в обществе явления, вроде спада рождаемости или урбанизации. Он также сопровождался ростом уровня потребления и уровня жизни, даже несмотря на трагические события 1931–1932 годов и сталинский террор. Так, к концу 30-х годов, например, объем производства потребительских товаров увеличился на 80%.
Модель экономического роста Фельдмана, лежащая в основе советской системы планирования, не учитывала такой показатель, как «человеческий капитал» (термин войдет в употребление только спустя тридцать лет после ее формулирования), предпочитая более понятные для того времени термины, связанные с производством товаров, однако реализация модели способствовала его увеличению.
Через десятки лет мы ощущаем это даже без статистических выкладок. 20-е и 30-е, каждые по-своему, стали источником своеобразной магии советского интеллектуального, под действием которой мы находимся до сих пор. Советский авангард, «сталинский ампир», микояновская «Книга о вкусной и здоровой пище», экспериментальные авто- и самолетостроительные проекты – все эти артефакты советского бума до сих пор используются как материал для бытового и политического дизайна, а также служат стандартами, с которыми мы сравниваем окружающую нас действительность.
Но кроме утраченных перспектив роста мы имеем дело и с утраченным наследием. Любители путешествовать могут знать о существовании в Лондоне «Боро Маркета» – главного гастрономического рынка города. Традиционные английские сыры, региональная кухня и прочие потребительские излишества «по старинным рецептам», столь важные сейчас для проведения различия между цивилизованной «приятной» европейской страной и стандартизированным «совком». Сколько уникальных, «традиционных» знаний было похоронено вместе с двадцатью шестью миллионами граждан СССР?
Каждый раз, разочарованно глядя на скудный репертуар ресторана русской кухни или включая ноутбук, мы можем вспомнить об огромной дыре в ткани человеческого капитала, которую проделала война. Мне незнакомы исследования на эту тему, поэтому остается только гадать о ее размерах. И это уже касается не наших героических предков, это касается каждого из нас здесь и сейчас.Конечно, хорошо было бы, чтобы войны не было. И желательно – никакой и никогда. Но не СССР начал войну, СССР в войну втянули, и он заплатил за победу в ней огромную цену. Существует точка зрения, согласно которой цена победы в этой войне слишком высока. Вместе с тем существует точка зрения, что в СССР не привыкли считаться с расходами, Союз традиционно упрекают в неэффективности, в том числе и военной.
Однако можно ли назвать сегодня «эффективными» нас, тех, кто продолжает платить за победу в войне, но так мало ценит ее, иногда просто отказываясь от этой победы, начиная свою войну против ее символов?
Пусть мы не имеем отношения к победе, но имеем отношение к войне. По-хорошему это бы должно не разъединять нас, а объединять.
