Известная американская писательница русского происхождения Айн Рэнд, когда ее спросили, что она думает по поводу абортов, ответила: «Я безоговорочно за аборты. Точнее, я выступаю не за то, что все должны сделать аборты, а за право женщины сделать аборт, если она так решила. Думаю, этот вопрос должен решаться женщиной и ее врачом».
Если налогоплательщики не готовы платить за аборты – это их право, но тогда они будут платить за соцобслуживание и услуги правоохранителей
Слова Рэнд, последовательной и принципиальной сторонницы свободной экономики и права каждого распоряжаться своими деньгами и прочими ресурсами по своему усмотрению, можно было бы привести как доказательство того, что аборты не наносят урона богатству и благосостоянию. Однако Рэнд ничего не говорила о том, кто должен оплачивать подобного рода «мероприятия». Сам человек? Государство?
На этом моменте цепочка рассуждений обычно запутывается в узел, так как кроме экономических переменных появляются еще и моральные. На самом деле, они никуда не уходили, но в современном обществе мораль часто маскируется рациональными экономическими формулами, вроде «с какой стати я должен/должна платить за поступки совершенно незнакомого, явно непорядочного, неразборчивого и неразумного человека?»
Глубинный смысл такой претензии от нас пока скрыт. Но значение «абортного» налогового бремени крайне велико.
Несколько цифр. Федеральная служба государственной статистики РФ сообщает, что в 2013 году было зарегистрировано 1012399 случаев прерывания беременности. Росстат учитывает разные типы медицинских учреждений, поэтому, как и вообще во всем, что касается этой темы, цифры носят довольно натянутый и приблизительный характер.
Если предположить, что рыночная цена аборта в частной клинике, в зависимости от степени сложности, колеблется между четырьмя и шестью тысячами рублей, то аборты обходятся российским налогоплательщикам чуть больше, чем в пять миллиардов рублей ежегодно.
Для сравнения: в доме у бывшего губернатора Сахалинской области Александра Хорошавина следователи обнаружили одну пятую от этой суммы. Наличными. А, например, яхта Eclipse, входящая в личный флот Романа Аркадьевича Абрамовича, в котором она не одна, стоит несколько больше пятнадцати миллиардов.
Вице-премьер правительства Ольга Голодец, критикуя идею ограничения права на аборт, отметила, что «иногда нужно немножко поддержать людей с материальной точки зрения».
Действительно, состоятельная и благополучная семья вряд ли пойдет на прерывание беременности за государственный счет, на дворе все-таки не XIX век и, несмотря на моду на «традиционные ценности», забеременевших без брака женщин у нас не побивают камнями.
Правительство обеспечивает значительную и дорогостоящую поддержку матерям-одиночкам, социальную поддержку лицам, живущим ниже черты прожиточного минимума и т.д. Это довольно большой, запутанный, но для нас важно, что дорогостоящий механизм.
Хотя официальную открытую статистику найти сложно, можно предположить, что бесплатными услугами по прерыванию беременности чаще всего пользуются небогатые люди. Можно также добавить, что семью, которая по каким-то причинам не хочет рождения ребенка и в дополнение к этому живет в бедности, сложно назвать благополучной.
Где-то на временной шкале между нежеланным рождением ребенка в такой семье и его в ней воспитанием находится социальное сиротство (традиционно 80% от общего числа детей-сирот), то есть ситуация, когда ребенок оказывается на попечении налогоплательщиков при живых родителях.
Только в том же 2013 году таких сирот в России набралось приблизительно 55 тысяч. Содержание ребенка в детском доме обходится государству, если верить уполномоченному по правам ребенка Павлу Астахову, в среднем в 600 000 рублей в год (объем поддержки зависит от региона). Итого – 33 млрд за год по самым приблизительным прикидкам.
К сожалению, потенциальные расходы государства на ребенка из неблагополучной семьи на этом не заканчиваются. Психолог Антонио Менегетти писал о неблагополучных семьях: «...большинство взрослых полагает себя образцом для своих детей в силу того, что их педагогика заключается в создании феодально-вассальной зависимости для компенсации своей личной незавершенности, то представляется неизбежным, что неблагополучная семья становится своеобразным инкубатором преступности и агрессии».
Было бы ошибкой предполагать, что у выросшего в неблагополучной и бедной семье гражданина нашей страны нет шансов на получение высшего образования или на получение хорошей, престижной работы. Шансы у него есть, хотя таких случаев и немного.
Все остальные случаи попадают в группу риска, которую очерчивает статистика Генеральной прокуратуры РФ. 39% всех совершенных в 2014 году преступлений, а общее число зарегистрированных – это 2 190 578 (два миллиона сто девяносто тысяч пятьсот семьдесят восемь), совершено людьми, чье образование ограничилось начальным и основным общим. 65% – лицами без постоянных источников доходов.
При этом бюджет Министерства внутренних дел РФ в 2014 году составил 1135 миллиарда рублей (бюджеты Генеральной прокуратуры и Следственного комитета не учитываем). Нехитрое упражнение с калькулятором позволяет подсчитать, что для расследования одного преступления (которое не заинтересует СК, то есть никаких финансовых махинаций или многомиллионных коррупционных схем), в том числе и из описанной выше группы риска, МВД требуется около пяти сотен тысяч рублей.
Весь этот поток цифр, конечно, не тянет на готовую модель и не учитывает многие факторы ввиду недоступности данных – возраст, случаи рецидивов, смертность в бытовых условиях, то есть когда ребенка все-таки рожают, но содержать его оказывается не под силу.Но даже в таком виде сказанного выше должно быть достаточно, чтобы заронить в сознание одну простую мысль: если налогоплательщики не готовы платить за аборты – это их право, но тогда они будут платить за социальное обслуживание и услуги правоохранительных органов, и платить больше, причем гораздо больше. На порядки.
Строго говоря, это объясняет, почему государства по мере своего развития отменяли запрет абортов. Мечта бюрократа – раз и навсегда отделить экономику от идеологии.
Лезть же в моральные дебри – неприятное дело. В них обитают призраки традиций, мертвые боги, детские комплексы и так далее. Тем более что мораль всегда должна проходить испытание личным опытом.
Если вы критикуете не с социальных или экономических, а с моральных позиций (про эмоциональную оценку и говорить нечего) то или иное спорное явление без прямого столкновения с ним, то ваши слова – пустой звук.
И тут можно, конечно, пожелать только того, чтобы таких столкновений с вами не случалось, а опираться при оценке явлений приходилось бы только на собственное здравомыслие.
