Каких-то 30 лет тому назад, когда я начинал изучать арабский язык в МГУ, довольно часто приходилось слышать почти хрестоматийное для того времени утверждение о незыблемости арабского единства, любовь к которому, как это формулировалось, «сильнее любви к самой жизни».
Будем откровенны: не всё удалось осуществить молодому президенту для демократизации внутриполитической жизни у себя дома
О многочисленных противоречиях, разделявших арабские государства, советская пропагандистская машина предпочитала умалчивать, резервируя таким образом поле для политического и идеологического маневра – СССР стремился к поддержанию ровных отношений со всеми странами данного региона, пытаясь удерживать в орбите своих интересов их максимальное количество, делая одновременно ставку на те из них, которые по принятой тогда классификации относились к группе избравших курс «социалистической ориентации».
Сегодня ситуация принципиально иная, и не только в российско-арабском срезе внешнеполитического блока, но и в самом арабском сообществе. Еще недавно совершенно невероятной представлялась ситуация, когда Лига Арабских государств (одной из основательниц которой, кстати, была Сирия) исключила бы из своего состава страну, где идет кровопролитная война, в то время как другие заявили бы о готовности оплатить военную акцию самопровозглашенного мирового «хранителя демократических ценностей» против своего единокровного соседа, а именно – Сирийской Арабской Республики.
Сразу признаюсь в исключительно предвзятом отношении к этой стране, где прожил в свое время около полутора лет. И эта предвзятость несет больше положительный заряд, хотя и с некоторыми оговорками.
Исключительно красивая и разноплановая, с очень доброжелательными людьми, изумительной природой, богатейшим историческим наследием – эпитетов может быть бесконечно много, но есть один штрих, который никак не удавалось добавить к общей палитре и о чем довольно часто приходилось думать. Изъян в восприятии стал очевиден много позже.
Достоинство – вот та черта, которая отличает сирийцев от соседей по региону, то, за что безуспешно боролись египтяне и тунисцы, положившие начало «арабской весне», провозглашая его обретение на предреволюционных митингах и постреволюционных баталиях в качестве одной из своих главных задач.
У сирийцев нет необходимости бороться за это чувство – оно присуще им органически и не зависит от того, какой режим установлен в стране – кровавая диктатура полковника Адиба Шишекли (умудрившегося в далеком 1951 году совершить целых два переворота) или либерала Башара Асада, преданного сегодня всеми без исключения средиземноморскими соседями.
И последнее удивляет больше всего: совсем недавно та же Турция проявляла готовность выступить в качестве посредника в сирийско-израильском противостоянии, но, видимо, возобладали исторические амбиции Османской империи – стремление вновь обрести статус региональной сверхдержавы оказалось сильнее миротворческих порывов, особенно когда складывается столь благоприятная ситуация и можно воспользоваться слабостью своего соседа, отношения с которым всегда складывались очень неровно.
Но если позиция Турции относительно внутреннего сирийского конфликта просчитывалась достаточно легко, то отношение Франции к своему партнеру по Союзу по Средиземноморью, куда сирийский лидер нанес в свое время редкий для себя визит в западноевропейскую страну, стало неприятной и непредсказуемой неожиданностью.
Об интересах Вашингтона, стоящего рядом с консервативными либо откровенно прозападными ближневосточными государствами по другую сторону сирийского конфликта, западная пресса стыдливо умалчивает и сегодня, а в искренность рассуждений западных политиков о приоритетности гуманитарных норм и прав человека верится слабо.
Так что не будет преувеличением сказать, что полная неспособность Запада выработать единый подход в связи с якобы имевшей место 21 августа химической атакой в Сирии стала новым фактором дестабилизации в этом регионе, в то время как российская позиция по сирийскому вопросу выглядит достаточно основательно.
Уместно в этой связи сказать несколько слов и о ситуации внутри Сирии, вернее, о том, что привело к нынешнему положению вещей. Будем откровенны: не все удалось осуществить молодому президенту для демократизации внутриполитической жизни у себя дома. Слишком сильны позиции, оберегаемые старой гвардией, которая была взращена в предыдущий период единоличного правления его отца.
Мощными оказались и скрытые ограничители на пути сделанных в сторону реформ шагов, сохранялось упорное противодействие бюрократического аппарата – важнейшего элемента системы власти любой, а особенно арабской страны. Но говорить о репрессивном режиме, узурпаторстве сегодня бы полностью противоречило истинному положению вещей в Дамаске.
Последние годы (до разгорания внутреннего конфликта) складывались для страны очень тяжело: северные районы поразила продолжительная засуха, приведшая к нехватке продовольствия и росту цен, происходящему на фоне истощения внутренних ресурсов и замедления темпов экономического роста. Совокупность данных факторов при росте напряженности в регионе (разгром «Флотилии мира», провокации исламистов на египетско-израильской границе, вечно кипящий ливанский котел, строительство новых поселений в Израиле, постоянно меняющиеся приоритеты у «Хезболлы») негативно влияло на положение местного населения, но революционной ситуации здесь так и не сложилось.
Возможно, понимание этого факта (коренным образом отличающего сирийский вариант «весны» от египетских и ливийских событий) вызвало колебания в поведении заокеанского «демократизатора» и заставило говорить о планировании ограниченного ракетного удара, который, как теперь можно надеяться, все-таки не состоится.
Теперь немного о роли России. Не раз доводилось выслушивать от арабских политиков, дипломатов, бизнесменов и представителей низших слоев общества, что годы перестройки нанесли существенный урон нашим позициям на арабском Востоке.
Отсутствие приоритетов, четко выстроенной внешнеполитической стратегии в этом регионе привели к тому, что, лишившись старых друзей, мы, как водится, не обрели новых. И по сей день у России отсутствует четко выраженный политический проект, способный вывести российско-арабские отношения на новый уровень, а есть только различные направления и модели приложения усилий, носящих признаки сиюминутного интереса.
Сирия в этом плане – скорее счастливое исключение, чем правило, однако и оно имеет спонтанный характер запоздалого реагирования на запущенную проблему. Будем откровенны: ни одна из сторон сирийского конфликта не заслуживает безоговорочной поддержки, включая режим Башара Асада, что получило отражение в заявлениях нашего президента.
Но чтобы избежать в данной ситуации обвинений в ложности ценностных посылок, нашему внешнеполитическому ведомству давно бы следовало определиться со своими стратегическими интересами в данном районе земного шара, для чего имеются все основания. И первое среди них – географическая близость к границам России (в отличие от США, интересы якобы безопасности которых с этой точки зрения – явно надуманный тезис).
В этом случае России уже не придется лихорадочно подыскивать аргументы для обоснования своей активности и в пожарном порядке выдвигать «прорывные» инициативы для отстаивания своих жизненных интересов, либо конструировать стратагемы для спасения регионального союзника, будь то диктатура либо демократия.
И хотя историческая память наших дружественных отношений пока еще сильна, постоянно пользоваться багажом прежних лет невозможно. Да и чувство собственного достоинства не обретается одномоментно – это итог осознания собственных возможностей и способность отстаивать имеющиеся интересы до конца, принципиально и последовательно, в любой ситуации.
Конечно, Сирия – не единственная страна, которой Россия оказывает дипломатическую поддержку, ведет технико-экономическое сотрудничество и сотрудничает в военной сфере. Причем интерес к этим направлениям не ослабевает, но есть один нюанс, отличающий эти связи: в двусторонних контактах никогда (с момента установления дипотношений в 1944 году) не было отсутствия взаимопонимания либо резкого отчуждения, как, например, с Египтом во времена А. Садата или с полковником Каддафи, не торопившимся выполнять свои обязательства, взятые перед российской стороной на высшем уровне.
А когда надо было защитить сирийцев от возможного удара во время одной из арабо-израильских войн, наши корабли за одну ночь пересекли половину Средиземного моря, чтобы встать на рейде у Тартуса – спешили так, что едва не взорвались котлы.
Увы, сегодня подобные возможности у России отсутствуют: соотношение военных потенциалов пока складывается не в нашу пользу. К счастью, период взаимного бряцания оружием уже в прошлом – на смену пришли более цивилизованные методы ведения дел, хотя и не все мировые державы готовы придерживаться норм международного права.
А что касается интересующего сегодня весь мир региона, несмотря на всю противоречивость сложившейся здесь политико-экономической палитры, наблюдаемое разнообразие подходов и интересов, можно сказать, что одним из факторов «арабского единства» на настоящий момент является желание этих стран диверсифицировать свои связи с Россией.
Может быть, подобный подход станет хорошей основой для дальнейшего многопланового и постоянного взаимодействия с региональными игроками – и не только с Сирией – уже после того, как дым канонерок рассеется над Средиземным морем.
