Свидетели говорят

Но, удивительное дело, когда ты их любишь, все, о чем бы они ни рассказывали, ты видишь в сплошных ослепительных солнечных пятнах. (А какое, спрашивается, солнце в дождь или в самсе? Да никакого...)

Впустила в квартиру цыган, цыгане выкрали все деньги, девочка сидит одна, понимает: придут родители – будет капут

...Вот, например, девочка в советской Алма-Ате.

Впустила в квартиру цыган, цыгане выкрали все деньги, девочка сидит одна, понимает: придут родители – будет капут. Не абстрактный, не смешной, не дворовый, не детский. А самый настоящий.

Всамделишный.

Если просто убьют – будет еще ничего (думать о том, что будет, если не просто убьют, девочке не хватает воображения, но девочка тихонько выла от ужаса).

Часы тикают, время идет, за окнами дети орут, гулять зовут, жить, а тут жизнь остановилась. Стоит, как предсмертье. И за цыганами не побежишь, не вымолишь, только засмеют, станут руками махать, гортанно чего-то кричать, перемигиваться, руки от юбок отрывать:

– Иди, девочка, не мешай. Твое время – вышло.

Но и расплаты – как приговоренной собаке за поругание хозяйской кровати – ждать нестерпимо.

Мука.

Тогда девочка встает на колени перед вазой с цветком и начинает молиться.

Цветок в вазе один. Это – бог.

Ваза – это ваза. Или облако и алтарь.

На эту тему
• Простая тряпочка
• Игорь Манцов: Когда размер имеет значение
• Руководство к выживанию
• Павел Басинский: «Коллеги! Не судите строго…»
• Зимние небылицы

(Обычная, штампованная, я почему-то вижу ее как хрустальную. Но даже если восточная, из металла, – все равно скучная.)

Девочка шепчет быстрым тревожным шепотом какую-то детскую ерунду. Наверное, «сделай так, чтобы папа и мама ничего не заметили, сделай так, чтоб не убили или чего еще хуже». Потом, наверно, тоже добавляет: «Пожалуйста».

Девочка вредная, ее «пожалуйста» всегда добавлять заставляли. Тут же она – без всяких напоминаний.

Просит неистово.

Цветок стоит под наклоном в вазе, наклоняет тяжелую белую голову – слушает.

...Почему девочка стала молиться цветку, а не общему богу – неважно. (Знала, что когда подойдет смерть и придется молить о чуде, надо просить бога. Где он и как ему молиться – никто не сказал. Стала молиться цветку. Все понятно.)

Почему чудо случилось – и родители ее не ругали, а пропажу денег (всех) не заметили – тоже неважно. Во-первых, на то и чудо. Во-вторых, возможно, девочка просто забыла. Вытеснила из памяти. Неприятные воспоминания иногда вытесняют. Раз – и нету. ( Так что, наверное, все-таки шумный кричащий родительский бэмц был. Деньги-то были «все», а время было советским.)

Меня интересует совершенно иное...

Почему я вижу эту картинку – всю залитой солнцем?

Вижу девочку перед цветком в вазе, вижу пол (скорей всего, линолеум), вижу дээспэшную полировку тумбы, на которой эта ваза с цветком стоит...

И всё – в абсолютном квадрате солнца.

Мы оставлены кем-то из птичьих,
в не рифмованном списке живых,
посреди тополиных страничек,
под ногтями цветов луговых.

Семена, имена, времена ли?
Ни ума, ни души, ни труда…
Лишь люцерна и клевер – в финале,
одуванчики и лебеда.

Лишь молитва отцу-зверобою:
будет ливень с грозою вот-вот…
И тогда промелькнет над тобою
вострой ласточки – белый живот.