Основа этого обзора – три художественно самодостаточных книги. Изящная словесность в разных своих изводах, утонченная беллетристика с претензией. А еще – с явным ученичеством у классических образцов…

Роман известного правозащитника Льва Тимофеева «Негатив» (издательство «КоЛибри») имеет подзаголовок «Портрет художника в траурной рамке», отсылающий к известному артистическому шедевру Джойса.

Ожог желтка

Обложка книги Льва Тимофеева «Негатив» (www.ozon.ru)

«Негатив» и есть очерк становления известного (разумеется, придуманного) фотографа Олега Закутарова, с того самого момента, когда молодой парень знакомится в родном Черноморске с фотокором местной газеты. Обнаженная натура. Эстетическое диссидентство, переходящее в политическое противостояние советской власти. И, как следствие, правозащитная деятельность (выпуск неподцензурного журнала «Мост»). Отношения с родственниками и многочисленными женщинами, каждая из которых претендует на роль музы. Ну и, разумеется, главная страсть – фотографирование.

Фотографирование как философия. Как стиль жизни. Как самое главное (и, пожалуй, единственное) оправдание. Традиционный роман воспитания, смешанный с романом карьеры и помноженный на текст о муках творчества. И все бы ничего, если бы, помимо искусства, Олег Закутаров не сделал впечатляющей политической карьеры. Основатель Агентства продуктивной политики и главный кремлевский советник. Прототипы приходят на ум мгновенно.

Однако воспользуемся предложением автора и прочитаем роман как историю вымышленных лиц. Тогда «Негатив» оказывается рассказом о диссидентах, показанных без дистанции. Изнутри. Как про людей. Про истоки героических поступков и поведение героев в быту. Инакомыслие, по Тимофееву, оказывается не таким уж и приятным, достойным делом – ведь для многих советских диссидентов борьба с правящим режимом оказывалась следствием внутренней неустроенности. Совсем как в тургеневской «Нови», где сочувственное описание интеллигентных ходоков в народ оборачивается громокипящей карикатурой на народовольцев, видимо, помимо авторского намерения.

Я не знаю, задумывался ли «Негатив» как подобное разоблачение товарищей по партии, однако впечатление от мастерски описываемых Тимофеевым людей (масса подробностей, наворотов и полутонов) остается именно таким вот полукарикатурным. Философ Подорога однажды заметил, что все, кто пишут о фотографии, всегда пишут о чем-то другом. Классический пример здесь – книга Ролана Барта «Сamera lucida», в которой интерпретатор оплакивает ушедшую мать. Кстати, «Негатив» и издан похожим на Барта образом – с большими полями, тем же шрифтом, на такой же точно бумаге…

Задумав книгу о героях минувших дней, Тимофеев написал роман про феномен фотографии, фиксирующей реальность порой независимо от намерений наблюдателя.

Любовь вчетвером

Обложка романа Джона Ирвинга «Семейная жизнь весом в 158 фунтов» (www.ozon.ru)

Роман Джона Ирвинга «Семейная жизнь весом в 158 фунтов» (издательство «Иностранка», перевод Екатерины Боярской под редакцией Елены Осеневой) базируется на одном экзотическом обстоятельстве – сексуальном партнерстве двух семейных пар. Собственно, психологические нюансы нестандартных отношений да плюс предыстория участников квартета и составляют содержание этой книжки.

Пустячок, но сделано – не оторвешься. С помощью остроумных наблюдений, подробностей и сюжетных лейтмотивов создается система постоянных крючков, с помощью которых ловится читательское внимание. Обычно так строятся детективные расследования, где каждый сюжетный шаг сообщает дополнительную информацию, достраивающую общую картину преступления из многочисленных пазлов.

Хорошему писателю необязательно совершать в романе преступление, расследование обстоятельств может идти и без скелета в шкафу. Оказывается, что обычные (или же близкие к таковым – «на свете много есть такого, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…») отношения могут быть выстроены и описаны увлекательнее любого детектива. Сразу хочется найти другие книги Ирвинга, несмотря на две шумные, но совсем неинтересные экранизации его романов.

В книжке издательства «Иностранка» напрягает лишь аннотация, вынесенная на обложку, – где хороший (спору нет) писатель Ирвинг (автор романов «Мир глазами Гарпа» и «Правила Дома сидра», испорченных голливудскими поделками) назван «выдающимся американским классиком». К чему такой стилистический переборхес?

Таких словосочетаний, кажется, не удостаивались ни Фолкнер, ни Хемингуэй, ни тем более никто из ныне живущих и работающих американцев.

Стрекоза, увеличенная до размеров собаки

Обложка книги Сергея Болмата «14 рассказов» (www.ozon.ru)

Назвать книгу нарочито безыскусно – «14 рассказов», как это сделал Сергей Болмат (издательство «Ad Marginem»), может не каждый. Полное совпадение означающего (название книги) и означаемого (ее содержание) говорит об уверенности автора не только в своих силах, но и в преданных читателях, которые обязательно купят книгу, несмотря на концептуально невыразительный заголовок.

Между тем «14 рассказов» только третья книга ленинградца, ныне живущего на Майорке. Каждая новая непохожа на предыдущую. Дебютные «Сами по себе» могли бы показаться очередной вариацией на тему «криминального чтива», если бы не тонкость подходов и подчеркнутая аккуратная изящность исполнения. Евророман «В воздухе» с композицией в духе Гайто Газданова (две параллельные сюжетные линии сходятся только в финале) легко и непринужденно подводил итоги целой эпохи и задавал новый беллетристический стандарт в современной русской словесности. Показывая, что тонкий и умный роман необязательно должен быть пафосным и трудным для восприятия.

Теперь подошла очередь для экспериментов с рассказами. Жанр этот оказался неожиданно востребованным в нынешней (в основном гламурной) журналистике. Любимец «Афиши» и Esquire, Болмат успешно занимается развитием жанра, совмещая приятное с полезным. С одной стороны, его рассказы – беглые зарисовки, эскизы, мгновенные поляроидные снимки, с другой – законченные и многослойные образы современного существования.

Болмат строит свои сюжеты на столкновении внешне уютного, затоваренного, переполненного брендами «общества потребления» с внутренним неблагополучием человека, который, несмотря на глянцевые декорации (в которые нужно еще вписаться), чувствует тоску по первородному, истинному какому-то бытию. Так, пожилой персонаж рассказа «Чужая жизнь», встретившийся с женщиной по объявлению о знакомстве, вспоминает слова Мюссе о Наполеоне: «Только один человек жил тогда в Европе полной жизнью…»

Ностальгическое путешествие в Москву («Провинциал»). История несложившейся любви («Покупки»). Герои Болмата ищут полноту жизни, и на какие-то мгновения она порой нисходит. Непереносимая и незабываемая. Как в рассказе «Объект», где человек необъяснимым образом тратит все свои сбережения на «импульсную покупку» инсталляции в галерее современного искусства, уходит от жены и растворяется в неизвестности.

В отличие от других авторов, описывающих затоваренную реальность, – типа Уэльбека или Бегбедера, Болмат вполне в русле русской классической традиции исполнен сочувствия к своим персонажам – маленьким и лишним людям. Именно этот гуманизм не дает ему стать еще одним гламурным бытописателем.

Тем более что тексты сборника состоят из точных наблюдений и еще более точных обобщений, остроумных метафор и уместных диалогов. Да, глаз у Болмата снайперский, перо (беспроводная клавиатура?) остро отточено, все работает, достигая нужного эффекта. Если читать по одному рассказу в день, то выйдет как раз две недели витаминизированной диеты без какого бы то ни было кислородного голодания. Две недели нежности и сочувствия к себе и к миру вокруг, такому несовершенному и такому пронзительно красивому одновременно.