В последней колонке года принято подводить итоги. Отставка Лужкова, песня Веры Брежневой «Любовь спасет мир», пожары и ледяной дождь, все дела. Но год – это как-то мелко, вы не находите? Куда как интереснее итоги десятилетия.

Вообще, конечно, отмерять календарные десятилетия – дело достаточно странное. Каждую минуту начинается новое десятилетие, и каждую минуту же заканчивается десятилетие предыдущее. Или семилетие. Иди 25-летие – кому какой срок нравится. Однако первое десятилетие века – дело особое. Десять лет назад мы встречали не просто новый год. Мы встречали новое тысячелетие. А поскольку предыдущие два тысячелетия в истории человечества (ну хорошо, не всего человечества, а европейской цивилизации) имели достаточно четко очерченные самостоятельные значения, то и от нового тысячелетия был смысл ожидать появления некоего нового качества. Конечно, дерево первого тысячелетия сменилось камнем второго тысячелетия не за десять и даже не за сто лет. То есть переход в новое качество не мгновенен, он занимает какое-то достаточно продолжительное время. Но я вот тут повспоминал, что нам дала первая декада третьего тысячелетия, – и, честно говоря, удивился.

Государство будет существовать где-то на окраине общественного сознания, как ассенизационная служба или какие-нибудь герпетологи в серпентариях

Судите сами.

Война с международным терроризмом, крах демократии «по западному типу» на половине планеты, разочарование в иллюзиях об общечеловеческих ценностях и правах человека на другой половине планеты, генномодифицированные продукты, гигантский скачок в практической медицине, невиданные ранее материалы, массовая мобильная связь, массовый Интернет, массовый трехмерный кинематограф, общедоступные карты и подробная аэрофотосъемка всей поверхности земли, всеобщая борьба с курением и электронные сигареты, гигантская миграция, противостояние ислама и христианства на глобальном уровне, энергосберегающие технологии, серийные электромобили, электронные книги и неизбежная смерть бумажной прессы, тотальный компромат и навязанная прозрачность, удорожание жизни на фоне удешевления всего, радикальная смена бизнес-парадигмы шоу-бизнеса, замена дистрибуции носителей на вмененные авторские отчисления, окончательное рассеивание воспитательной и культуроопределяющей роли литературы, блогосфера и социальные сети, безответственность при распространении информации и легкость установления любых недоступных ранее взаимосвязей, неконтролируемые спецслужбами коммуникации, индивидуальный любительский терроризм, радикальное повышение технологической доступности создания ядерного оружия, перемещение единого центра мирового промышленного производства в Китай, осознание крупнейшими мировыми цивилизациями своей роли в планетарной игре, потенциально растущие климатические и сейсмические катаклизмы – всё это произошло за последние десять лет.

И сколько я ни пытался вспомнить, а что же перешло в новое тысячелетие из 90-х годов прошлого века, я так и не смог этого вспомнить. Понимаете? 90-х в истории современного человечества попросту нет.

То есть граница между двумя тысячелетиями оказалась на удивление резкая. Именно такая, какую мы и ожидали. Всякие артефакты из ХХ века вроде межконтинентальных баллистических ракет, бензиновых автомобилей и группы «Биттлз» вызывают уже только жалость и смех. Даже современное искусство уже стоит дороже, чем искусство классическое.

Человечество (ну хорошо, не все человечество, а европейская цивилизация) стало другим. Оно стало значительно более прозрачным и значительно более агрессивным. Люди стали связаны друг с другом непосредственным образом и в обход государства. Каждый теперь знает про каждого всё – где тот в данный момент находится, что он в данный момент делает, какую музыку он слушает, какую книгу читает, сколько секса у кого с кем бывает и какого качества этот секс.  Да что там секс! Нам теперь пару дипломатических телеграмм прочитать – все равно что очередной эпизод утреннего ситкома посмотреть.

А главное – человечество, как мне кажется, не очень понимает, что ему со всем этим дальше делать. Что ему вообще дальше делать. Потребление достигло некоего совершенства – относительно недоступным остается пока только жильё. Всё остальное, включая телевизоры, стиральные машины, компьютеры и даже автомобили, стало доступно практически каждому. С жильем проблема наверняка тоже решится – это ведь вопрос материалов, а с материалами у нас сейчас всё в порядке.

Конечно, в Африке дети голодают, и всё такое – но нам-то с вами что с этого? Когда дети в Африке перестанут голодать и начнут потреблять (а это вопрос 10–20 лет), для нас с вами исторический процесс уже просто закончится. Нам с вами останется только сидеть на берегу и вспоминать.

И в свете такой перспективы, честно говоря, совершенно неважно, кто будет следующим президентом.

И будет ли вообще кто-нибудь следующим президентом.

Людям становится неинтересно, кто обеспечивает функционирование всей этой огромной инфраструктуры. Тем более что как-то даже и не обеспечивает. От пожаров люди спасали себя сами, от заносов на дорогах – тоже. Кажется, через сутки-другие люди начнут захватывать самолеты в Домодедово и сами улетать на них туда, куда им надо лететь.

Разумеется, государство от этого равнодушия к нему населения никуда не исчезнет. Но оно будет существовать где-то на окраине общественного сознания, как ассенизационная служба или какие-нибудь герпетологи в серпентариях. Мы оставим им их выделенные полосы, они будут ездить по ним со своими мигалками, но относиться к ним мы будем так же, как к золотарям, ездящим в своих говнососках. Ну то есть иногда они нужны, чтобы говно откачать, а в другое время мы к ним даже и не подойдем. Потому что они, извините, воняют.

Да и, как показывают последние события, говно нам откачивать теперь наверняка придется тоже самим.