Скворец

В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Ивана Церулика о том, что общего между поведением певчих птиц и людей.

Обыкновенный скворец (лат. Sturnus vulgaris) – певчая птица семейства скворцовых, широко распространенная на значительной территории Евразии, а также успешно интродуцированная в Южную Африку, Северную Америку, Австралию и Новую Зеландию.

Обладает широким диапазоном звуков, которые могут включать в себя свисты, скрипы, мяуканье, различные шумы и дребезжания. Способен подражать пению других птиц: например, на североамериканском континенте он легко перенимает звуки виргинской куропатки, крикливого зуйка, восточного лесного пиви или восточного лугового трупиала. Российскими орнитологами замечено, что скворцы способны подражать дроздам, камышовкам, варакушкам, жаворонкам, иволгам, ласточкам, перепелам, сойкам и другим птицам и даже квакать как лягушки.

Интродукция (биологическая) (от лат. introductio – «введение») – преднамеренное или случайное переселение особей какого-либо вида животных и растений за пределы естественного ареала в новые для них места обитания. Другими словами, интродукция является процессом введения в некую экосистему чуждых ей видов.

Жил-был Скворец. В общем-то, небольшая птица, воспитанная сытым детством в столичном гнезде и свойственной скворцам манией подражать далеким, непонятным и от этого кажущимся такими великолепными звукам.

Как и все скворцы, наш был большой мастер пения и песен. Влившись в стайку певчих пернатых, пел Скворец с большим успехом и имел много поклонников своего певческого дара, внимающих сиротливым страданиям «если за окном темно», приглашением в балаган, где «куклы так похожи на людей», констатации, что «каждый костер когда-то догорит, а ветер золу развеет без следа», и охоте «за птицей удачи цвета ультрамарин». Армия поклонников Скворца была преданной и многочисленной, потому что песни его и стайки были музыкально талантливы и творчески интересны на фоне голода на разноголосицу.

Шло время. Скворец, выпивая до дна «за тех, кому повезет», продолжал тешить звуками себя, свой карман и почтенную публику, играя с угасающим вдохновением «на похоронах и танцах». Время от времени Скворцу становилось скучно от песнопений. На него нападала хандра, которую он пытался гасить всякими разными погружениями в неизведанное и публичным приготовлением пищи. Скворец оставался популярным, безбедным и голосистым, но ему безумно хотелось не только петь, но и... говорить, поскольку «споря с погодой, поет только глупый скворец», а так хотелось быть еще и умным.

Для начала он уселся на шею Жирафу и оттуда стал вещать, что «Жираф большой – ему видней», но поклонников это Скворцу не добавило – ввиду банальности констатации роста Жирафа, а также творческой (и не только) бесплодности великана, умеющего лишь срывать зеленые листики в местах общего пользования.

Однако Скворцу нравилась жирафья зелень, которую клевал он с аппетитом и периодически просил добавки. От чрезмерного увлечения зеленью перистальтика Скворца стала образцовой для пернатых и породила привычку вдохновенного безудержного опорожнения на традиционный ареал обитания.

Вдохновенное опорожнение вошло в привычку, но говорить Скворца не научило, причем попытка что-либо сказать моментально провоцировала стул, отчего и попытки спеть старый добрый «скворечный» репертуар стали придавать совершенно несвойственную пению составляющую – запах...