США забыли своего героя, чтобы не очернять негров

Джон Браун – одна из наиболее ярких и неоднозначных фигур довоенной Америки. Государственный преступник с судьбой героической и трагичной. Человек огромной личной храбрости и с непоколебимыми понятиями о чести, главные этапы жизненного пути которого описываются в терминах «бунт», «резня», «нападение» и «убийство». Его можно сравнить одновременно с Робином Гудом и Владимиром Лениным – с поправкой на то, что революция Брауна оказалась подавлена в зародыше.

В общем, эта биография достойна монографии с подробным экскурсом в хитросплетения американской политики. Но мы ограничимся тремя периодами жизни Брауна – этого вполне достаточно, чтобы обрисовать его историческую роль.

Браун-обыватель был скотоводом и организатором кожевенных производств, но дела шли настолько плохо, что ему приходилось подрабатывать на почте, чтобы прокормить огромную (действительно огромную – 20 детей за два брака) семью. Несмотря на все это, часто переезжавший Браун организовывал школы для чернокожих, а в его доме всегда могли найти приют беглые рабы. После официального банкротства и очередной смены места жительства он основал лигу по их защите, став принимать активное участие в так называемой подземной железной дороге – законспирированной сети аболиционистов, помогавшим невольникам бежать с рабовладельческого Юга на свободный Север, а при необходимости и далее – в Канаду.

Браун-аболиционист был активным участником так называемой гражданской войны в Канзасе. Для того, чтобы считаться полноценной войной, в том конфликте погибло не так уж много людей (примерно по сотне с каждой из сторон за шесть лет), но накал страстей был впечатляющим. Спор велся о том, каким штатом станет Канзас – рабовладельческим или свободным. В Конгрессе на этот счет пришли, как сперва казалось, к соломонову и демократическому решению – пусть жители нового штата сами определятся, приняв ту или иную конституцию. Но на практике этот вопрос слишком сильно затрагивал большую политику – от статуса Канзаса зависело усиление в Конгрессе либо сторонников рабства, либо их противников.

Как следствие, на неосвоенные еще земли Канзаса устремились энтузиасты – переселенцы с Юга и с Севера, надеясь за счет этого выиграть «дуэль конституций», которых было предложено как минимум четыре. Это привело к двоевластию и периодическим кровавым стычкам. Одна из наиболее известных – та самая резня в Потаватоми. Небольшой отряд под командованием Брауна напал на поселение рабовладельцев, в ходе чего были зарублены саблями пятеро человек. Сам Браун в убийствах не участвовал, чего нельзя сказать о его сыновьях – в рейд отправились трое из них.

Тут необходимо уточнить, что у Брауна были личные мотивы для мести плантаторам, связанные с убийством брата, арестом сына и оскорблением жены. Но считается, что на преступление его сподвигли два других обстоятельства.

Первое – это нападение на город Лоуренс, неофициальную столицу канзасских борцов с рабством. Отряд под предводительством местного шерифа разграбил город, уничтожив несколько важных символических строений и редакции двух аболиционистских газет. Правда, при этом погиб только один человек, и то случайно.

Второе – это избиение сенатора-аболициониста Чарльза Самнера прямо в здании Сената. Таким образом его коллега из рабовладельческой Южной Каролины Престон Брукс отреагировал на произнесенную двумя днями ранее «оскорбительную» речь о своем штате и о его плантаторах, включая родственников Брукса. Пока Брукс колотил Самнера тростью, другой представитель Южной Каролины – конгрессмен Лоуренс Кейт – пистолетом отгонял всех, кто хотел остановить экзекуцию. Самнер после этого стал инвалидом, а Брукс хотя и ушел в отставку, вскоре был переизбран на свой пост. Такие тогда были нравы.

Как бы там ни было на самом деле, для Брауна резня в Потаватоми стала точкой невозврата. Он окончательно убедился, что без насилия невозможно покончить с тем, что он ненавидел больше всего на свете – с рабством.

Так появился Браун-революционер, а его личная история стремительно покатилась к яркому закату.

Спустя два года после резни, находясь в Канаде с группой сторонников (в том числе недавно освобожденных рабов), Браун провозгласил новое, свободное от рабства государство с новой конституцией. Его формальным «президентом» стал чернокожий – некто Элдер Монро, а сам Браун взял на себя обязанности командующего армией. Планы были грандиозными: захватить правительственные оружейные склады, раздать оружие рабам, навязать плантаторам партизанскую войну, обрушить экономику Юга и навсегда покончить с рабством.

В качестве первой цели революционеры выбрали арсенал в Харперс-Ферри (сейчас – Западная Виргиния), основанный первым президентом США Джорджем Вашингтоном. Захватить как город, так и сам арсенал, проблемы не составило. Мэр был убит, несколько десятков жителей, включая одного из родственников Вашингтона, взяты в заложники, оружие подготовлено к вывозу. Однако подкрепление подоспело раньше, чем рассчитывал Браун. Забаррикадировавшись в здании, где держали пожарные машины, его крошечная армия приняла бой – и проиграла. Лишь нескольким революционерам удалось бежать, включая одного из сыновей Брауна.

Через несколько недель зачинщика бунта повесили по приговору суда. Аболиционисты готовили план побега, но Браун бежать отказался – не хотел выглядеть трусом. Его исключительное мужество в момент казни и на суде признавали даже ненавистники, считавшие «старика Брауна» в первую очередь душевнобольным.

Теперь мы знаем, что Браун, проиграв бой, выиграл войну. Всего через полтора года после его смерти грянет гражданская война, навсегда покончившая с рабством. Но еще до казни Брауна Канзас наконец-то принял свою конституцию – рабство в ней запрещалось. При этом это единственная конституция в истории американских штатов, которая трактует гражданские права как нечто, дарованное людям Богом.

Это в полной мере отвечало мировоззрению Брауна. Будучи недоучившимся священником-конгрегационалистом (деноминация, лидером которой в Англии был еще более известный революционер – Оливер Кромвель), Браун свято верил в то, что Бог создал людей равными, а сам институт рабства – презрение к Его воле. Другими словами, аболиционист был белым религиозным фанатиком, каковых действующий президент США Джо Байден считает «главной террористической угрозой» в Америке.

Тут объяснять нечего: белые религиозные протестанты из провинции – опора консервативных сил США, в глазах которых Байден президент не совсем легитимный. Однако Браун был человеком из другого теста – его взгляды намного опередили время. Он верил в равенство белых и черных, христиан и евреев, американцев и индейцев, мужчин и женщин (все его дочери получили образование наравне с сыновьями). Этим он выгодно отличался от других аболиционистов – ненавидя рабство из религиозных или гуманистических соображений, многие из них оставались вульгарными расистами и, жалея черных, отнюдь не считали их ровней. Таков, например, и сам Авраам Линкольн.

Казалось бы, все это должно сделать Брауна героем новой, современной Америки – той, которая отринула расизм и готова теперь «платить и каяться». Однако власти отнюдь не стремятся провозгласить этого принципиального и последовательного борца за равноправие рыцарем национальной истории. 

На эту тему
• Преклонение перед США сопутствует нищете и насилию
• Русские неправильно понимают американский расизм
• Предатель уничтожил половину Оклахомы

В честь Брауна названа только одна крупная улица – и не в США, а на Гаити. Оба более-менее крупных памятника в его честь установлены только в Канзасе, один – в городе-призраке, второй – у посвященного аболиционисту дома-музея. Здание пожарной охраны, где была подавлена революция, теперь называется Фортом Джона Брауна, но Харперс-Ферри городок не просто маленький, а крошечный, несмотря на все свое историческое наследие.

Кстати, человеком, под командованием которого федеральные войска поставили точку в революции Брауна, был никто иной как генерал (тогда еще полковник) Роберт Ли – главная икона конфедератов-южан, а ныне символ расизма, монументы которому безжалостно сносят. Если бы на их месте возводились монументы Брауну, это было бы революционно, но логично. Однако ничего подобного нет и в помине. А почему?

Может показаться, что причина прежде всего в том, что Браун был террористом, совершавшим преступления против федеральной власти. Но еще при жизни аболициониста (точнее, во время суда над ним) это не мешало сотням тысяч северян открыто провозглашать его героем. Все его письма печатались в газетах. Его адвокатов оплачивала политическая элита Севера, включая Уильяма Сьюарда – будущего госсекретаря при президенте Линкольне. Уже в войну янки шли в атаку, распевая марш «Тело Джона Брауна» – по-настоящему народную песню, смысл которой в том, что Браун, конечно, умер, но дело его живет, а дух идет в атаку вместе с нами.

Впоследствии в Вашингтоне стали исходить из того, что раскалывающим общество символам не место в федеральной политике. Теперь, конечно, не так – и администрация Байдена как будто ищет поводы для углубления раскола. Но минуя Брауна. О Брауне как будто решили забыть.

Конечно, восхищаться сепаратистом и революционером означает пилить сук, на котором сидишь. Глядишь, современные «антифа» проникнутся духом «старика Брауна» и сочтут вооруженное насилие против государства приемлемой платой за борьбу с фейковым расизмом, как сам Браун счел его допустимым для борьбы с расизмом настоящим – бесчеловечным и пугающим. Но есть подозрение, что история жизни и смерти аболициониста не угодила «вашингтонскому обкому» совсем другим, а именно: ролью в ней чернокожих.

Одним из погибших в Харперс-Ферри был Денджерфилд Ньюби – вольноотпущенный раб, умерший прямо на руках у Брауна. Они познакомились незадолго до этих событий, когда Ньюби обратился к аболиционистам за помощью. Жена и дети бывшего раба по-прежнему находились в рабстве у другого плантатора. Когда Ньюби, работая день и ночь, наконец-то скопил денег для их выкупа, хозяин решил задрать цену.

Окровавленные письма жены, рассказывавшие об ужасе ее положения, впоследствии нашли в кармане Ньюби. А его тело оставили в переулке на съедение свиньям.

Участие Ньюби в описанных событиях – скорее исключение, чем правило. Беда Брауна была в том, что чернокожие, включая освобожденных и вооруженных им рабов, отнюдь не спешили вливаться в ряды революции и воевать за свое будущее. Он не нашел в их среде той поддержки, на которую рассчитывал, что предопределило и бесславный конец бунта, и многочисленные насмешки, которыми Брауна травили плантаторы.

Он боролся за свободу для негров, которые рождены рабами и не умеют пользоваться свободой – таким был лейтмотив их критики. Это, разумеется, расизм. Но в чем-то подобном Браун убедился на собственном опыте и испытал острое разочарование, хотя и не предал своих идеалов.

«Негры, которых Браун согнал с окрестностей, как я понял, не оказали ему добровольной помощи. Ни один раб, содержавшийся в арсенале, не принял участие в бое, все разошлись по домам, когда были освобождены», – писал полковник Ли.

Это, пожалуй, та самая причина, по которой столь неординарный и прогрессивный человек, как Джон Браун, не может стать национальным символом в современной Америке. Отказ чернокожих от борьбы за свое достоинство на фоне белого протестанта, пожертвовавшего за них свою жизнь, совсем не та история, которую готовы принять в движении BLM, университетских кампусах США или хотя бы в Twitter.

Джон Браун считал, что ему не повезло со страной. В XXI веке выяснилось, что ему не повезло с цветом кожи.