В кровавом распаде Югославии очевидна вина Евросоюза

И Словения, и Хорватия заранее готовились к этому шагу. К примеру, Декларация об отделении Словении была принята еще 31 января 1991 года, а в конце февраля соответствующая поправка о независимости была внесена в местную конституцию. Более того, правительство Словении более года готовило почву для быстрого признания своей независимости со стороны стран, казавшихся Любляне ключевыми. В столицах соседей – Венгрии, Австрии, Италии – были открыты неформальные представительства Словении, в Вашингтоне – «Бюро по внешнеполитическим, экономическим и культурным связям Словении и США», в Москве функции «посла» выполнял директор торгового объединения «Словениялес». Дополнительная поддержка была получена и от Ватикана.

Когда хорватская делегация направилась на переговоры, их остановил отряд своей же, хорватской полиции во главе с добровольцем из Австралии Антуном Гуделей и цинично расстрелял. После этого переговоров в Славонии больше не было

За несколько часов до того, как председатель парламента еще югославской Словении Милан Кучан официально провозгласил независимость, так называемые части Территориальной обороны (ТО) блокировали базы Югославской народной армии ЮНА и попытались захватить пограничные переходы с Австрией. Тут необходимо пояснить, что сама структура министерства обороны СФРЮ и ЮНА прямо способствовала появлению в республиках неподконтрольных федеральному центру и хорошо вооруженных частей. Во времена Тито считалось, что большая и неплохо экипированная ЮНА (Югославия обладала собственным ВПК) все равно не выдержит прямого столкновения ни с НАТО, ни с ОВД, а тем более с обоими блоками одновременно. Потому югославская военная доктрина предполагала вернуться к партизанскому опыту времен Второй мировой войны, и когда ЮНА будет разгромлена агрессором, в дело должны вступить «партизаны» – части этой самой ТО и бывшие кадрированные дивизии. Это была «доктрина тотальной военной обороны». В результате вся ЮНА организационно делилась на три группы дивизий: А (полная комплектация и постоянная боеготовность), В (уменьшенная комплектация) и R (кадрированные дивизии, существовавшие в мирное время только на бумаге или в виде нескольких офицеров и солдат, которые хранили личные дела призывников и охраняли склады). Большинство «партизан» относилось как раз к категории R. А вот части ТО целиком состояли из резервистов и были созданы после входа войск ОВД в Чехословакию в 1968 году в рамках этой самой «доктрины тотальной обороны». Они по определению должны были ориентироваться на местность и быть местными, чтобы эффективно вести партизанскую войну.

В результате ТО Словении насчитывала к 1991 году примерно 36 тысяч человек. При этом даже официальным языком команд был словенский, а не сербский, а офицеров других национальностей в ТО брали «со скрипом». Осенью 1990-го Словения вовсе отказалась посылать новобранцев в ЮНА, более того, не перечислила в федеральный бюджет налог на армию. После этого местный парламент переподчиняет ТО словенским органам власти и назначает министром обороны Янеза Яншу – ученого-теоретика, военного историка, специалиста по роли вооруженных сил в Европе и известного словенского националиста. В свою очередь Янша создает в Любляне штаб ТО, который возглавляет майор (затем полковник) Янез Слапар. Еще до того, как федеральная власть, заподозрив недоброе, решает вывезти из Словении оружейные склады, Слапар успешно их захватывает, формирует бригаду спецназа MORIS и даже бригаду ПВО.

Федеральная власть очнулась только тогда, когда утром 25 июня словенское руководство отдало приказ установить контроль над границами и воздушным пространством республики. В ответ премьер-министр Югославии, хорват Анте Маркович отдал приказ занять Любляну, но военные городки в Словении были немедленно блокированы местными, дороги перегорожены тракторами, а мосты взорваны. Из Хорватии на север стали выдвигаться части 14-го и 31-го армейских корпусов ЮНА. Но уже через сутки командованию ЮНА стало понятно, что все очень плохо, включая моральное состояние федеральных войск: солдаты и офицеры из числа словенцев и хорватов массово дезертировали. Считается, что только из расквартированных в самой Словении на сторону Любляны перешло порядка тысячи военнослужащих, еще около полутора тысяч сдались в военных городках без боя. При этом 32-я мбр, вышедшая из хорватского Вараждина вслед за двумя корпусами ЮНА, была блокирована на мосту через Драву, который просто перегородили тракторами. А при захвате десантниками люблянского аэропорта Брник из ПЗРК был сбит вертолет Ми-8. Уже 28 июля отрезанные от электричества, воды и снабжения гарнизоны ЮНА стали сдаваться.

На эту тему
• Путин лоббирует назначение "русских министров" в правительство Сербии
• История черногорской независимости должна стать уроком для России
• Победителями выборов в Сербии стали апологеты политической шизофрении
• Избрание президентом Косова бандита и убийцы может оказаться благом для сербов
• Что общего между событиями в Новороссии и трагедией Сербской Краины
• Бошко Обрадович: Каждая победа России дает нам надежду
• Александр Разуваев: В балканской истории упрекать мы можем только себя
• Радован Караджич был сломлен задолго до приговора Гааги
• Контракт с Украиной подталкивает министра обороны Хорватии к самоубийству
• Россия перевооружит Сербию, несмотря на протесты либералов
• Хорватия отказалась от премьера, толкавшего Балканы к войне
• Россия и Сербия могут подписать уникальный военный контракт
• США хотят окончательно вытеснить Россию с Балкан
• Сербия пошла на антироссийский демарш
• Вступление Черногории в НАТО станет серьезным ударом по России
• В Сербии готовят антироссийский переворот по украинскому образцу
• Британскую разведку обвинили в убийстве премьер-министра Сербии

К 29 июня некоторым частям ЮНА все-таки удалось разблокировать хорватско-словенскую границу и продвинуться до Австрии. Авиация несколько раз бомбила словенские заслоны и баррикады, но в основном ради психологического эффекта, которого не случилось. 30 июня капитулировали два блокированных батальона 345-й горной бригады ЮНА и пограничники, после чего словенцы захватили тоннель Караванке, проходящий через Альпы в Австрию. А 1 июля под давлением ЕС председателем Президиума СФРЮ был избран хорват Стипе Месич, который тут же отправил в войска приказ прекратить огонь. При этом ЕС заморозил всяческую экономическую помощь Югославии и отправил своих представителей – Джани де Микелиса (Италия), Жака Поса (Люксембург) и Ханса ван дер Брука (Нидерланды) с миротворческой миссией.

Переговоры прошли в Загребе, представители СФРЮ потребовали от ЕС письменных гарантий того, что словенцы будут соблюдать соглашение о прекращении огня. Словенцы в ответ потребовали, чтобы части ЮНА полностью разоружились и оставили все свое оружие, военную технику и снаряжение на территории Словении, а также освободили бы все здания, принадлежащие ЮНА. Представители Центра на это не согласились, за исключением председателя Месича, который возложил всю ответственность на командование ЮНА.

Тут произошло неожиданное. Командование ЮНА открыто пошло против позиции главы государства, благо это означало фактическую сдачу Словении при неясной судьбе некоторых частей ЮНА, остававшихся в окружении. И предприняло самостоятельную попытку отвоевать Словению обратно или хотя бы разблокировать казармы. В новом наступлении участвовало до 250 танков, а на ключевые КПП на границе с Австрией высадились десантники и части спецназа. В воздух вновь поднялась авиация. Вся эта благодать продлилась сутки, в ходе которых ЮНА не пинал только ленивый – как внутри Югославии, так и за ее пределами. Командование армии подверглось невиданному информационному, политическому и внешнему нажиму, и 3 июля приказ вернуться к местам прежней дислокации был все-таки отдан. 4 июля боевые действия в Словении прекратились навсегда, а 7 июля в любимой резиденции Броз Тито на хорватском острове Бриони начались мирные переговоры при посредничестве уже упомянутых представителей Европы. Итоговый документ предусматривал окончательное прекращение огня и даже выглядел как уступка федеральным властям. Контроль над внешней границей вроде как передавался словенцам, но сборы должны были поступать на федеральный счет. Также словенцы должны были разблокировать дороги и расформировать ТО. Не позднее августа должны были начаться переговоры обо всех аспектах будущего Югославии, а до этого срока Словения и Хорватия как бы «замораживали» действия деклараций о независимости. Наконец, 12 июля федеральная власть отдала приказ о полном выводе ЮНА с территории Словении.

Разумеется, в дальнейшем Любляна полностью проигнорировала те пункты «Брионского соглашения», которые ей не нравились, и в декабре 1991 года Исландия стала первым государством, официально признавшим независимость Республики Словения, а заодно и Хорватии. В ходе «десятидневной войны» погибло 45 солдат и офицеров ЮНА, 19 словенцев (из них только 9 комбатантов), а также 12 иностранцев, в основном водители-дальнобойщики, застрявшие в тоннелях и на пограничных с Австрией КПП. Раненых со всех сторон – около 500 человек. Кроме того, порядка 5000 военнослужащих ЮНА и федеральных чиновников были взяты в плен словенцами. Были потеряны 31 танк, 22 БТР, 6 самолетов и вертолетов и пара десятков грузовиков. Тогда это казалось чудовищным, а действия европейских переговорщиков, напротив, были оценены как «блестящие». Возможно, именно поэтому европейские чиновники в дальнейшем так охотно брались за всякого рода миротворческие миссии в Югославии, полагая, что они-то успешно все разрулят.

Теоретически, ЮНА могла бы раздавить словенское сопротивление за эти десять дней в лепешку. Но в какой-то момент армии пришлось действовать в одиночку, без поддержки политического руководства страны, которое, будучи началом Месича, фактически вело политику на отделение Словении и Хорватии. На этом фоне в армии сложился тяжелый морально-психологический климат. Авиация и техника использовались в основном для демонстрации силы, а не для боевого применения. Враждебное население и сложный рельеф местности – к этому ЮНА тоже не была готова.

ЕС и ОБСЕ ориентировались на «словенский прецедент» и полагали, что Белград – и политическое руководство, и ЮНА – просто отдаст соотечественников на растерзание историческому врагу

Из армии стали массово увольняться офицеры хорваты, мусульмане и – частично – македонцы. Если к началу 1991 года в ЮНА было примерно 51% офицеров-сербов, то к лету после «десятидневной войны» уже почти 90%. В июле части сербской ТО превентивно провели операцию «Обала-91» («Берег-91») и заняли регион Бания в Центральной Хорватии, после чего дезертирство из ЮНА хорватов, боснийцев и албанцев стало массовым. К концу августа 1991 года, когда война в Хорватии стала реальностью и приобрела масштабный и на редкость кровавый характер, состав армии уже почти целиком был сербско-черногорским. При этом по факту уже не существовало никакого «коллективного руководства» – Президиума СФРЮ – и оказать политическое давление на военных уже никто не мог.

Да, собственно говоря, и не хотел. Словения была и остается сейчас практически мононациональной республикой, а из национальных меньшинств там выделяются не сербы, а итальянцы, венгры и цыгане. Население монолитно выступило против ЮНА и федеральной власти, к тому же в Словении был самый высокий уровень жизни в «старой» Югославии, что работало на миф о «светлом независимом будущем», как в советской Прибалтике.

Так уж повелось, что Югославия была крайне неравномерна по экономическим и образовательным показателям. В какой-то степени это историческое наследие, но Тито довел ситуацию до абсурда. Наиболее развитые регионы продолжали развиваться, а отсталые – отставали все больше. За исключением Косово, в которое правительство сознательно вбухивало миллионные инвестиции, чтобы чем-то занять беспокойное албанское население, а Словения, Хорватия и городская Сербия (Белград, Ниш, Крагуевац, Нови Сад) выступали регионами-донорами. Причем, если в Словении уровень жизни населения был стабильно выше, чем в Сербии, за счет высокотехнологичного производства, то в Хорватии ситуация разнилась от региона к региону. «Коренная» Хорватия и Далмация были на порядок богаче, чем сербонаселенные краины и Славония. Точно так же черногорцы побережья были и остаются в разы более обеспеченными, чем патриархальные жители горных районов.

Так что нет ничего удивительного в том, что Словения (а словенцы всегда считали себя больше австрийцами, чем южными славянами) столь сплоченно выступила против федеральных властей. В Хорватии же предпосылок для такого солидарного восстания не было. Сербское население целиком проигнорировало референдум о независимости республики и принялось строить собственные параллельные органы власти, включая вооруженные отряды, в том числе на основе все тех же ТО. Более полумиллиона сербов – почти 15% населения Хорватии – были реальной силой, от которой в Загребе не могли так просто отмахнуться. И «идеальный сценарий» по выходу из СФРЮ, который продемонстрировали словенцы, в этой республике сработать не мог.

Война в Хорватии началась сразу же после вывода ЮНА из Словении – без передышки. Никакие посреднические и международные миссии не работали, в лучшем случае их просто посылали куда подальше. События стали определяться исключительно военной необходимостью, а редкие попытки переговоров о прекращении огня по гуманитарным соображениям заканчивались плачевно. Показательна история о том, как хорватский начальник полиции Осиека Йосип Райхл-Кир решил провести встречу с главой славонского отделения Сербской демократической партии Гораном Хаджичем. Когда хорватская делегация направилась на переговоры, их остановил отряд своей же, хорватской полиции во главе с добровольцем из Австралии Антуном Гуделей и цинично расстрелял. После этого переговоров в Славонии больше не было, 5-й армейский корпус ЮНА форсировал Саву и начал трехмесячную осаду Вуковара, закончившуюся чудовищной резней.

Исторический антагонизм между двумя народами – тема, старательно замалчиваемая европейскими и даже многими российскими чиновниками. Очевидная дискриминация полумиллионного сербского населения в Хорватии к лету 1991 года – тоже табу. При этом Европа откровенно потакала амбициям Загреба в вопросе провозглашения независимости: ЕС и ОБСЕ ориентировались на «словенский прецедент» и полагали, что Белград – и политическое руководство, и ЮНА – просто отдаст соотечественников на растерзание историческому врагу. В Брюсселе и Вене даже не пытались понять менталитет сербов и хорватов, вспомнить еще относительно недавнее прошлое Второй мировой войны или хотя бы взглянуть на карту со статистическими выкладками. СССР же летом 1991 года за фигуру уже не считали, что в целом соответствовало истинному положению дел. В результате столкновения в Хорватии в рекордно короткий срок переросли в войну на уничтожение, местами просто в бойню, масштабы которой смогла затмить только последовавшая за этим война в Боснии.

Конечно, к этому шло все развитие СФРЮ с 1980 года, а может быть и раньше. Но к лету 1991 года все звезды сошлись в одной точке: так называемое коллективное руководство страны исчерпало свои административные возможности и волевые качества, армия была деморализована, а в республиках достигли пика националистические и сепаратистские настроения. Европа и Запад в принципе не понимали, что с этим делать, а некоторые страны (Германия, Австрия, Италия) откровенно преследовали собственные интересы. Наконец, относительно бескровное отделение Словении создало в сознании европейских чиновников иллюзию того, что они чуть ли не боги мирных переговоров, а диких южных славян надо подтягивать к высотам демократии.

События 25-летней давности в давно не существующей Югославии еще не скоро станут предметом исключительно академического интереса. Очень многое из происшедшего тогда легко можно перенести на современность с поправками «на ветер». Можно, конечно, найти каких-то конкретных виновных или назначить ими сербов, как это сделали на Западе, оправдывая сперва свой непрофессионализм, а затем и собственные преступления. Но в обозримой перспективе последствия этой войны все равно не будут изжиты, несмотря на все «интеграционные процессы» по линии ЕС, ОБСЕ и НАТО. И помнить об этом просто необходимо хотя бы для того, чтобы «пороховой погреб Европы» не взорвался вновь.