Грузия признала демографическую катастрофу

Премьер-министр Грузии Ираклий Гарибашвили озвучил приблизительную оценку миграционных потерь с момента развала СССР – «полтора–два миллиона» при нынешнем населении страны в 3,7 миллиона человек. Произошедшее он назвал «катастрофой», притом что переводы (в первую очередь из России) диаспоры составляют значительное подспорье для бюджета. Однако Тбилиси хочет от российских грузин большего.

На первый взгляд, заявление Гарибашвили ничего нового не содержит. Отток населения из Грузии огромен – это факт. То, что подавляющее большинство грузин уехало именно в Россию – тоже факт. То, что республику покинуло подавляющее большинство национальных меньшинств, – неоспоримый факт. Да и в роли «Капитана Очевидность» премьер-министр Грузии выступил вроде бы именно там, где это уместно – на Первом форуме диаспор, который проходит в Тбилиси в рамках Дней диаспор. Мероприятие, по сути, довольно странное, учитывая именно демографические показатели Грузии, но весьма полезное для страны в практическом плане. Его устроители, в том числе и правительство, не скрывают, что хотели бы привлечь финансовые и экономические возможности диаспор, поскольку брать дополнительные деньги (которые затем не придется отдавать) Грузии уже негде.

Номерами посольство просто торговало, а дипломатами числились студенты тбилисского аналога МГИМО – дети «правильных» родителей, которым эта «служба» засчитывалась в дипломатический стаж

Гарибашвили особенно напирал именно на возможности диаспор помочь республике. В его выступлении действительно сквозило сожаление, что все эти люди уехали, но не было выказано никакого особого желания принять их обратно. Не было с его стороны и анализа, почему треть страны попросту разбежалась. Зато премьер привел цифры: только в прошлом году, по данным Нацбанка, грузины, живущие в России, перевели в Грузию родным свыше 700 млн долларов. Это существенная помощь, тем более что это помощь непосредственная – от человека к человеку. В стране, где были сознательно разрушены пенсионная и социальная система, это особенно важно.

С другой стороны, столь внушительный объем переводимых в Грузию средств создает у правительства (и неважно, какой политической фактуры) иллюзию того, что подобную ситуацию можно поддерживать еще достаточно долго, перекладывая социальные и, по сути дела, пенсионные расходы на «сваливших» (при этом особенно не играет роли, уехали ли эти люди насовсем или на время – поработать таксистом в Домодедово). C социальной точки зрения, это очень плохая идея. Представление о грузинах как о привязанных к своей Родине индивидуумах сильно преувеличено советским кинематографом и бытовыми байками. Ностальгия действительно проявляется в преувеличенном отношении к своей культурной составляющей, но желания возвращаться в «любимый Тбилиси» даже после троекратного исполнения одноименной песни у человека, как правило, не прибавляется. А с каждым годом врастания в новую (старую?) страну – Россию – постепенно теряется и бытовой, «семейный» патриотизм. С годами поток денег становится меньше, и даже появляется незлобивое высокомерие, мешающее помогать бедным родственникам на Родине.

Экономическая эмиграция, как показывает международный опыт, никогда не возвращается. Человека, пострадавшего от войны или от политики, можно вернуть домой. Более того, такие беженцы очень часто возвращаются самостоятельно, если пропадает страх возобновления военных действий. Те же, кто уехал по экономическим причинам, не возвращаются никогда. А таких в Грузии подавляющее большинство.

Пик эмиграции пришелся на 90-е годы, когда в страну пришли хаос и разруха. Затем стали уезжать те, кто в 90-е рос и не верит ни в какую экономическую перспективу. Для маленькой Грузии катастрофа случилась не тогда, когда массово уезжали деревенские – это привычно, они и в советское время часто уезжали в Россию кто подработать, а кто подзаработать за сезон. Катастрофа случилась, когда стал уезжать Тбилиси. Сперва это было вроде как незаметно, но вскоре стало понятно, что из города постепенно пропадает колорит, на улицах слишком много нищих, а телефоны не отвечают. Когда этот факт осознали, массовый отъезд тбилисцев-грузин был воспринят очень болезненно. Тогда-то и стали говорить о демографической катастрофе.

Надо также понимать, что и Гарибашвили лично, и вся правящая элита (независимо от личных политических пристрастий), говоря о «потенциале диаспоры», имеет в виду именно этнических грузин. Ни о каких программах возвращения в Тбилиси армян, а тем более русских, речи не идет. То же касается и относительно небольших этнических групп, полностью выдавленных из страны еще во времена Гамсахурдии, например, аварцах и лезгинах. Искреннее непонимание в Грузии вызывает упоминание о турках-месхетинцах. А греки уже и так не вернутся – им хорошо.

В целом позиция грузинского правительства по отношению к уехавшим вызывает неоднозначную реакцию. Гарибашвили, как и любой другой государственный деятель на его месте, произносит правильные о слова о «богатстве страны», о том, что Грузия «должна жить богато – у неё все для этого есть», но на практике политика по отношению к диаспорам направлена исключительно на выкачивание денег и на использование их в качестве лоббистской силы. Достижению этих целей и посвящены мероприятия типа Дней диаспоры. На него приглашены представители официальных организаций – грузинских объединений в разных странах и другие «уважаемые люди», но никак не условный таксист из Домодедово. Тот факт, что основной денежный поток из России состоит исключительно из мелких переводов, воспринимается как данность. Он образовался естественным путем и естественным путем выжил, преодолев все преграды санкций, блокад и войн. Единственная и довольно неубедительная попытка российской стороны в 2007 году на новом пике ухудшения двусторонних отношений перекрыть денежный поток привела лишь к тому, что образовались дополнительные финансовые каналы, по которым деньги снова потекли за кавказский хребет. В Армении и армянской диаспорой в России была даже создана самостоятельная система денежных переводов. Грузины не могли создать нечто подобное в силу разрыва отношений между странами, но были найдены банки-посредники, второстепенные системы мгновенных переводов или еще более заковыристые обходные пути.

#{ussr}Грузинское правительство в процессе не участвовало, положившись целиком и полностью на смекалку народа. И теперь не предпринимает практически никаких шагов, чтобы наладить быт и облегчить жизнь уехавшим. Еще до разрыва дипломатических отношений с Россией грузинское посольство в Москве практически ничего не делало для того, чтобы обустроить приезжающих хотя бы в плане консульской помощи или добрым советом – как правильно оформлять всякие регистрации и разрешения. При этом аккредитованных дипломатов в посольстве было почти столько же, сколько и в посольстве США в Москве, а серия дипломатических номеров для машин посольства Грузии быстро закончилась, и им пришлось выдать новую, что сильно раздражало Управление по облуживанию дипломатического корпуса МИД РФ. Потом выяснилось, что номерами посольство просто торговало, а дипломатами числились студенты тбилисского аналога МГИМО – дети «правильных» родителей, которым эта «служба» засчитывалась в дипломатический стаж, да и зарплата шла.

Но если до разрыва дипотношений все это воспринималось как привычная для Грузии бытовая коррумпированность, помноженная на национальные особенности, то сейчас нежелание заниматься диаспорой стало уже проявлением социальной политики. У грузинских правительств (прямо противоположных по политическим взглядам) нет никакой социальной программы адаптации уехавших, нет даже четкой статистики, как и анализа социальных причин. Ничего нет. Сам Гарибашвили называет очень примерные цифры с разбросом до миллиона человек. И это притом что до распада Союза в ГССР со всеми национальными меньшинствами и военными жило меньше 5 миллионов человек. Нет ни абхазов, ни осетин, ни армян, ни русских, ни греков, почти не осталось курдов и айсоров, дагестанцы снялись и уехали, по горам ходят около 15 тысяч кистинцев. А вот сколько уехало самих грузин – не знает и знать не хочет даже премьер-министр.

В Тбилиси нет не только понимания самого феномена экономической эмиграции, там не могут составить даже простой анализ – представители каких профессий и слоев населения покинули страну в наибольшей степени. Отсутствие даже приблизительной статистики порождает спекуляции политического плана: кто-то утверждает, что уехали самые работящие, кто-то напирает на торговое сословие, а кто-то полагает, что уехали как раз самые непатриотичные – и скатертью им дорога. Но использование непроверенных социальных данных в политической риторике – опасный путь. Значительная часть диаспоры вовсе не интересуется политикой на Родине – кто по идейным соображениям, а у кого просто времени и возможностей нет. Превращать этих людей в политических заложников – неправильно.

При этом попытки использовать диаспору для политического давления на Россию как были, так и остались – разрыв дипломатических отношений их не отменил. Правда, для создания прогрузинского лобби в Москве используются в основном уже люди состоявшиеся, а не представители эмигрантского люмпена. В последнее время, судя по СМИ, это лобби серьезно активизировалось, участились интервью с грузинами, давно живущими в России, а основной темой этих интервью стало именно восстановление отношений с Тбилиси (к слову, некоторые из героев позволяли себе открыто оспаривать позицию президента России по Южной Осетии и Абхазии). Но в целом, конечно, ситуация с лобби сейчас не так остра, как, например, в период 2000–2007 годов, когда в проталкивании интересов Тбилиси посольство активно привлекало еще советскую творческую интеллигенцию, влюбленную в свои воспоминания о Домах творчества.

Правительство Гарибашвили не уникально в своих сугубо утилитарных взглядах на грузинскую диаспору. Это не плод каких-то системных представлений или политических взглядов. Это не продуманная политика или экономическая стратегия. Это привычка к кличу «деньги давай!» и нежелание разбираться в сложной и болезненной проблеме. Ведь если докопаться до корней случившейся демографической трагедии, то придется признать неправильным все, что творилось в Грузии в первой половине 90-х годов, включая те политические решения, что привели к разрухе, войнам и хаосу. А признав все это ошибкой, придется разбираться, кто виноват, и извиняться перед пострадавшими. А это повлечет за собой крах всей политической системы Грузии и ее уютного места в мире – где-то под боком у Евросоюза и США. Даже на психологическом уровне это повлечет за собой переоценку многих идеологических постулатов, которыми живет сейчас грузинское общество.

А это не нужно любому правительству Грузии, они ж не самоубийцы. Так что и дальше таксист из Домодедово будет переводить маме в Кутаиси и тете в Амбролаури свои честно заработанные российские рубли, а правительство будет и дальше уговаривать более богатых персонажей что-то вложить в экономику, которая «когда-нибудь» все-таки будет процветать. Но людей-то жалко.