Как Россия упустила свои Нобелевские премии

60 лет назад, 28 октября 1958 года, первыми советскими лауреатами Нобелевской премии по физике стали трое представителей нашей страны: Павел Черенков, Илья Франк и Игорь Тамм. Ученых наградили за открытие свечения, вызываемого в прозрачной среде заряженной частицей. Детекторы, регистрирующие это излучение, ныне широко используются в физике высоких энергий.

В 1962 году Нобелевку по физике получил Лев Ландау, в 1964-м – Николай Басов и Александр Прохоров, в 1978 году – Петр Капица, в 2000-м – Жорес Алферов, в 2003-м – Алексей Абрикосов и Виталий Гинзбург, в 2010-м – наши бывшие соотечественники Андрей Гейм и Константин Новоселов.

Газета ВЗГЛЯД поговорила о прошлом и будущем Нобелевских премий по физике для отечественных ученых с известным советским и российским физиком, академиком РАН, лауреатом Государственной премии СССР и ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени за большой вклад в развитие атомной энергетики, плодотворную научную деятельность и многолетний добросовестный труд, профессором МФТИ, доктором физико-математических наук Семеном Герштейном.

ВЗГЛЯД: Семен Соломонович, насколько близка наша страна к получению новой Нобелевки по физике сегодня?

Семен Герштейн: Это интересный вопрос. Но предварительно я хотел бы сказать о том, какие Нобелевские премии по физике для наших соотечественников в свое время были упущены. Как по вине международного комитета, их присуждавшего, так и по вине наших чиновников. Так, Нобелевская премия в обязательном порядке должна была быть дана нашему физику-экспериментатору Евгению Завойскому, который открыл электронный парамагнитный резонанс. Самой высокой награды был достоин и Владимир Векслер, открывший явление автофазировки. Кстати, Нобелевский комитет вроде бы даже предлагал нашим их выдвинуть, но мы тогда сами не особенно их признавали... И это только самые яркие примеры.

ВЗГЛЯД: Упущенных Нобелей было много больше?

Семен Герштейн (фото: ras.ru)

С. Г.: Было еще несколько фигур. Совершеннейшее безобразие, я считаю, произошло с Бруно Понтекорво (итальянский и советский физик, в 1950 году иммигрировал в СССР – прим. ВЗГЛЯД), который мог бы получить за свои открытия даже несколько Нобелевских премий! Из более поздних примеров – большой специалист в области лазерной физики Владилен Летохов, ушедший из жизни относительно не старым человеком. Он разработал ранее неизвестные способы охлаждения тел, на основе которых иностранные ученые впоследствии открыли сверхтекучесть гелия-3 и получили за это сразу несколько Нобелевских премий по физике.

ВЗГЛЯД: То есть основа – наша, а премию получают те, кто идею «доводит до ума»?

С. Г.: Можно сказать и так. Было довольно-таки много случаев, не один и не два, когда отечественные специалисты получили важнейший для науки результат, но он не был доведен до конца. А на основе этих результатов уже были получены Нобелевские премии иностранцами.

ВЗГЛЯД: Представители каких областей физики из нашей страны были ближе других к получению Нобелевки?

С. Г.: Думаю, как раньше, так и сейчас, ближе всех – люди, которые занимаются космологией, изучением космоса и космических технологий. Сергей Павлович Королев, например. Первый спутник, который он запустил в 1957 году, разве не заслуживал Нобелевской премии? Но сложность была в том, что Королев не один всем этим занимался, был Совет генеральных конструкторов, и в итоге премию за спутник не получил никто.

Также награду должен был получить Яков Борисович Зельдович. Один из нобелевских лауреатов говорил, что того представляли к награде, только сомневались, за какие именно работы лучше всего его отметить. Ведь среди достижений Зельдовича – как участие в создании атомной и водородной бомб, так и труды по физике горения и взрыва, ядерной физике, астрофизике, космологии, окислению азота, имеющему важное экологическое значение и т. д. А в итоге лауреатом он так и не стал.

На эту тему
• Как Пастернак стал частью «большой игры» СССР и США
• Российские ученые делают не известные никому открытия
• «Российские спецслужбы никак не могут влиять на Нобелевский комитет»

ВЗГЛЯД: Вы упомянули, что представители космологии из числа отечественных ученых и сегодня могут претендовать на Нобеля?

С. Г.: Да. Сейчас по космологии у нас есть ученик Зельдовича Алексей Старобинский. Он выдвинул гипотезу о самой ранней Вселенной, о так называемом инфляционном расширении, и указал, как проверять эту гипотезу. Это фундаментальная вещь, с помощью которой можно объяснить многие факты, которые имеются в космологии. Добавлю, что Старобинский уже получил несколько престижнейших международных наград за свои открытия, но, на мой взгляд, они тянут и на Нобелевскую премию по физике.

ВЗГЛЯД: Если говорить о других разделах физики, где мы близки к Нобелевке, а где отстаем, может быть, даже безнадежно от зарубежных коллег?

С.Г.: Вы знаете, я бы не хотел касаться областей, где не являюсь большим специалистом. И тем более кого-то критиковать.

Хотелось бы сказать только, что помимо космологии радиофизика у нас всегда была и остается на высоком уровне. Андронов, Басов, Прохоров, ученики Прохорова... Большие шансы получить Нобеля вижу у представителей Института прикладной физики РАН в Нижнем Новгороде. Совершенствование реакторов на быстрых нейтронах, которые, по-видимому, представляют собой будущее мировой энергетики, также таит в себе новые открытия. У нас этой работой занимаются в Обнинске. Многие наши физики либо уже являются номинантами Нобелевской премии, либо рано или поздно станут ими...

Да, я забыл назвать самую главную фамилию – человека, нашего современника, который на 100% заслуживает Нобелевскую премию по физике. Это Юрий Цолакович Оганесян из Дубны, который открыл около десятка новых сверхтяжелых ядер и именем которого уже назван последний открытый элемент периодической системы элементов Менделеева (Оганесон (Og) под номером 118 – прим. ВЗГЛЯД). Таким образом, он уже вошел в историю, но достоин и Нобелевской премии тоже. Правда, как сказал один из предыдущих лауреатов Виталий Гинзбург, в России надо долго жить, чтобы получить эту награду (Гинзбург получил награду в 87 лет, Оганесяну сейчас 85 лет – прим. ВЗГЛЯД).

ВЗГЛЯД: Изменилось ли значение теоретической физики для науки, общества, страны за 60 лет, прошедших с присуждения Нобелевской премии по физике первым нашим соотечественникам?

Лев Ландау (фото: В. Черединцев и С. Преображенский/ТАСС)

С. Г.: Когда в 1949 году, после сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, некоторые карьеристы и неучи хотели устроить то же самое, что произошло в сельском хозяйстве, в физике, квантовой механике, теории относительности, Игорь Васильевич Курчатов позвонил Берии и сказал: «Если запретят квантовую механику, то надо сворачивать всю нашу деятельность, без нее атомной бомбы не будет!» И квантовую механику оставили в покое, дали ей развиваться. С помощью квантовой механики и теории относительности в дальнейшем были получены известные практические результаты. То есть теоретическая физика стала основой для производительных сил, без нее нельзя было построить ни один ядерный реактор, нельзя было организовать дальнюю радиосвязь и сделать многое, что мы сегодня имеем, к примеру, в военном деле, в метеорологии и т.д.

Столь же важное значение она имеет и сегодня. Сейчас в сфере энергетики мы переходим к следующему поколению реакторов, и снова для этих изменений нужна теоретическая физика. Без нее были бы невозможны многие вещи, к которым все привыкли и которые уже кажутся такими простыми.

ВЗГЛЯД: Есть ли сегодня фигуры, сравнимые с Петром Капицей, Львом Ландау?

С. Г.: С Ландау, думаю, нет – и не будет. Потому что Лев Давидович Ландау был специалистом буквально во всех отраслях физики. Сейчас различные направления физики настолько разошлись, что ни один человек не может объять столько. Значит, таких универсалов, как Ландау, просто вообще больше не будет. Притом, что в мире и до этого таких были единицы.

Что касается Петра Леонидовича Капицы – кроме того, что тот был замечательным физиком, он был еще и большим организатором науки, руководителем. Под него был организован целый специальный главк. Кроме того, он имел исключительный моральный авторитет. Капица мог говорить с вождями, писать письма, хлопотать за посаженных в тюрьму и т.д. Он же просто-напросто спас Ландау и не только его, но и ряд других важнейших физиков и математиков.

Сегодня... Думаю, что в оборонной промышленности есть такие люди, которые твердо отстаивают свое мнение, могут спорить с начальством, которое не сразу понимает пользу от того или иного решения. Вот такие черты Капицы у наших крупных руководителей науки должны присутствовать.

ВЗГЛЯД: Когда-то вы сдавали Льву Ландау экзамен, поступая в аспирантуру. Каким он был преподавателем?

С. Г.: Любовь к преподаванию у него была одним из выражений любви к науке. Он получал удовольствие от того, что помогал студентам понять красоту науки. А одновременно мог сказать молодому человеку, который увлекся чем-то другим вместо учебы: «Вы совсем одичали и скоро по деревьям лазить будете».

ВЗГЛЯД: Вы тоже уже много лет преподаете студентам. Ощущаете сегодня интерес к физике со стороны молодежи?

С. Г.: Я больше пятидесяти лет преподаю в МФТИ. И действительно ощущаю, что за последние несколько лет интерес к физике вырос, что не может меня не радовать. Да, за те годы, что были потеряны для нашей науки, многие старые ученые ушли, среднее поколение не такое многочисленное, но сейчас вновь растет интерес к науке.

Скажу даже так: при всех отрицательных свойствах ЕГЭ есть у единого государственного экзамена и одно очень полезное свойство. Я специально опрашивал студентов: кто они, откуда? И оказывалось, что ребята приезжают к нам учиться со всех концов страны и Ближнего зарубежья: с Дальнего Востока, с Поволжья, с севера, с Украины. А в этом году мы стали чемпионами по среднему баллу, необходимому для приема, обойдя даже престижный МГИМО! Для поступления в МФТИ нужно было получить 96,4 балла, в МГИМО – 95,3.