С самого своего детства я помню в книжном шкафу папиного кабинета одну странную, как мне тогда казалось, книгу. Она была большого формата, переплетена тканью в цветочек, внутри пожелтевшие страницы с текстом, отпечатанным на машинке. Она еще имела какой-то свой, не похожий на все остальные книги, запах. Я помню ее с тех пор, когда еще не понимал, что это, собственно, такое. Знал только, что эта книга для нас всех в семье значимая. И меня влекло к ней – слишком уж она была особенная во всем большом папином книжном шкафу.
Это были воспоминания моего дедушки Георгия Владимировича Акимова, умершего в 1953 году, – для меня, ребенка в 1980-х, дедушка был каким-то мифическим персонажем, нас разделяли три десятка лет – тогда цифры сумасшедшие. Я видел его только на фотографиях. Вот мой папа лет десяти стоит рядом с ним. Вот он с орденом Ленина и тремя (!) сталинскими премиями. Вот он ребенок с братом и сестрой в еще императорской России. Вроде и мой родной дедушка – но где-то он очень далеко. Второй мой дед – по маминой линии – был жив и здоров, и я любил с ним проводить время, а этот вроде тоже дед – а где-то маячит далеко-далеко в истории.
Когда мне было лет 12, я впервые прочитал эту книгу. Тогда я ухватил что-то свое, что было мальчику этого возраста важно. Детство в деревне, но при этом в окружении какой-то бурной деятельной земской жизни, в 17 лет он с братом уходит в Красную армию, потом много химии и физики, и вот он директор Института физической химии Академии наук СССР. Среди бурных всплесков для меня, ребенка, – описание путешествия через океан на корабле в США в конце 1920-х годов и неожиданное личное знакомство с Гербертом Уэллсом, большим фанатом которого был и дедушка в юности, и я в свои 12 лет. Помню, как это меня привело в восторг, мы с далеким дедушкой стали гораздо ближе!
Мой прадед Владимир Евграфович Акимов, отец Георгия, был, как и я теперь, переселенцем из Москвы в деревню. Он уехал в конце XIX века из Москвы в Воронежскую губернию. Там, в Алексеевке (ныне это городок Белгородской области) деятельный прадед построил и возглавил ремесленное училище. Там и родились два брата, Георгий и Борис Акимовы, после гражданской войны поехавшие получать высшее образование в Москву.
Помню, что папа в детстве говорил, что обычный крестьянский мальчик, обучавшийся бесплатно в училище, после становился высококвалицированным рабочим с зарплатой от 40 рублей – деньги тогда очень приличные. Несколько лет назад я уже со своим сыном Петей отправился в Алексеевку и выступил в до сих пор действующем ремесленном (ныне колледж) училище, которое мой прадед построил на деньги местного сообщества, без копейки государственного финансирования.
Детство деда проходило в мире людей, которые не ждали, когда кто-то что-то сделает для своей страны – они действовали здесь и сейчас сами. Уезжали из больших городов, вкладывали личные деньги в, как бы сейчас сказали, общественное благо. Парадоксально на первый взгляд, но совершенно понятно на второй – почему многие из них, и среди них мои прадед и дед, во время революции выбирали красных. Тяга к социальной справедливости и возможность личного активного участия в строительстве этого более справедливого мира были для них важнейшей мотивацией в жизни.
В 2015 году я оказался на берегу Баренцева моря, в поселке Териберка – ныне очень известном туристическом месте, а тогда оно было известно исключительно печально – как место, где снимался фильм «Левиафан». Тогда общественное мнение было такое, что Териберка – это беспросветная жуть, «хтонь». Поселок было принято решение расселить, жителям давали квартиры в Коле под Мурманском. Тогда, в 2015 году, я и группа моих друзей и гражданских энтузиастов приехали в Териберку, чтобы попробовать возродить там жизнь.
Рядом с Териберкой до сих пор есть остатки другого поселка – Дальние Зеленцы. И там поныне действующая коррозионная станция института физической химии РАН, основанная моим дедом. По всему СССР, на самых далеких его окраинах, он основал пять станций, которые должны были в постоянном режиме наблюдать за коррозийными свойствами материалов. И тем самым влиять на дальнейшую судьбу металлов и сплавов, которые становились основой для военной и гражданской промышленности СССР. До сих пор коррозионная станция в Дальних Зеленцах – последний оплот прежней большой жизни маленького северного поселения.
Когда я прочитал воспоминания деда в следующий раз, мне было уже лет 16. В этот раз главным мотивом для прочтения было вдумчивое осознание того, что на самом деле мой дедушка, Георгий Владимирович – он мне не дед, а двоюродный дед. А настоящий дед – его брат, Борис Владимирович, в честь которого меня назвали. В 1940 году деда Бориса, авиационного инженера и молодого ветерана Красной армии (ушел на фронт в 16), арестовали и расстреляли как врага народа, а моего двухлетнего папу усыновил родной дядя.
- В Москве прошел круглый стол по проекту «Цифровая Россия»
- Эксперт назвал способы противостояния западной «культуре отмены»
- Русский государственный стиль
Георгий Владимирович умер в 1953 году за несколько дней до смерти Сталина и по понятным причинам не писал в мемуарах о деталях смерти брата. Конечно, дед Георгий не думал, что его воспоминания будут напечатаны – но даже хранить дома для семейного пользования такую информацию было небезопасно.
Я тогда – в 16 лет – читал воспоминания и жадно ловил каждое слово, что Георгий писал о Борисе. Мою бабушку, жену Бориса, тоже арестовали (потом в 1950-х оба были реабилитированы – один посмертно), и усыновление моего отца было делом рискованным, вместо тотального отречения от «вражеской семьи» – проявление крайней ответственности.
Последний раз я перечитывал воспоминания своего деда недавно уже с совсем другим ощущением. Это было осознанное чувство гордости за его внутреннюю силу и ощущение ответственности за окружающий мир. И не только за него. За прадеда с его переездом из Москвы в Алексеевку и строительство народного училища, за Дальние Зеленцы, за других моих предков, историю которых я знаю неплохо и в которой так ярко отобразилась история страны.
Я уверен, что Россия – это не какой-то отдельно существующий административный и бюрократический аппарат. Россия – это мы, мы в широком смысле, и ныне живущие и, конечно, жившие все 12 веков русской истории. Это мы пронесли через драматические, а часто и трагические перипетии чувство ответственности и любви к окружающему нас родному миру, мы сохранили и уберегли его. Мы пережили разгромы, возродились после экспериментов национального масштаба.
И мой дедушка Георгий Владимирович Акимов – один из таких, пронесших чувство ответственности и справедливости через все годы своей жизни. И его воспоминания, пролежавшие на полке папиного шкафа (уже и папы нет давно) 71 год, – яркий документ такой ответственной и стремящейся к окружающей гармонии жизни.
И не зря они лежали в шкафу все эти десятилетия. И не только потому, что так сильно повлияли на меня. Пришло их время. Академическое издательство «Наука» в этом году выпустит дедушкины воспоминания для всего мира.
