Хотя Анналена Бербок служит министром иностранных дел ФРГ уже 15 месяцев, до недавнего времени она славилась преимущественно своей феноменальной образованностью. Желание отстаивать немецкие интересы даже и за сотни тысяч километров от Берлина, сообщение о роли танков в европейских войнах XIX века, призыв к В. В. Путину повернуться на 360 градусов etc.

Теперь Анналена решила начертать общую внешнеполитическую доктрину ФРГ. Собственно, это скорее дело канцлера, министр только претворяет доктрину в жизнь, но сейчас все смешалось в немецкой политике.

Доктрина гласит, что отныне внешняя политика ФРГ станет феминистской, и МИД ФРГ «приобретет более женское лицо» и будет более активно помогать по всему миру угнетенным по признаку половой принадлежности, обеспечивать участие женщин и маргинализированных сообществ в экономических процессах и «учитывать гендерные вопросы в области климата и энергетики». Общая же цель новой доктрины – «придать немецкому обществу стимул дальнейшего развития в правильном направлении».

В основном тут благопотребное многоглаголание без какого-либо конкретного смысла – например, что такое гендерные вопросы в области климата и энергетики? Когда прежде Анналена рассуждала о тригонометрии, это хотя бы имело практическое содержание, правда, довольно странное.

Но будем справедливы. Конкретика все же нашлась. Глава МИД ФРГ отметила, что «участие женщин в подписании мирных договоров делает их более устойчивыми». То есть высокие договаривающиеся мужчины ветрены и взбалмошны, бумаги за их подписью мало чего стоят, тогда как слово высокой договаривающейся женщины – каменная скала.

Конечно, это одна из священных скрижалей феминизма вообще. Male pig chauvinism в политике (как и в прочих сферах жизни) приносит одни беды, тогда как женское начало всюду благотворно. Опять же говорят, что Анналена всерьез подумывает занять пост канцлера.

Мечтать не вредно, но зададимся вопросом. Сколь вообще гуманно и приятно женское правление в отличие от мужского? Ведь от Ромула до наших дней довольно примеров, когда прекрасные дамы следовали принципу «В кладовой ли пусто у тебя, чертовка, / Что пришлось на саблю променять шумовку?»

В старинные времена, правда, прекрасные дамы у кормила власти не отличались гуманизмом. Египетская Клеопатра, византийская Феодора, жившие с нею в одно время готские и франкские королевны вряд ли годились в качестве рекламы феминизма. На то, правда, можно возразить, что время было такое.

Но и китайская императрица Цыси, правившая в конце XIX века, отличалась крайней жестокостью. В 1896 году она приказала похитить революционера Сунь Ятсена из Лондона, чтобы «доставить его в Китай и, разрезав на мелкие кусочки, зажарить с бобами». Похищение, правда, не удалось, с Темзы и тогда выдачи не было, но само пожелание мало говорит о мягкости нрава. Но у китайских товарищей (как видим, и у товарок) вообще были суровые обычаи.

В Европе, более близкой нам по культуре, тоже не все было ладно с владетельными дамами. Чего стоит Екатерина Медичи, по сравнению с которой ее сыновья Карл IX и Генрих III были не более чем слабовольными фетюками. Королева Бесс (она же Елизавета I) находилась на той же линии.

Правда, XVIII век явил и светлые стороны феминизма. Царствование у нас кроткой Елизаветы, а затем матушки Екатерины, а в Австрии – правление императрицы Марии Терезии восхвалялись как пример просвещенного абсолютизма. Наверное, был силен контраст с очень жестокой зарей Нового времени (XVI–XVII века). Тем более что и принадлежавшие к другому полу Людовик XVI (а у нас Александр Благословенный) тоже были просвещенными и мягкими. Видно, дело не только в феминизме.

Обращаясь же к веку XX и даже XXI, впору совсем разочароваться в теории о гуманизме и благорассудительности женщин-политиков.

Россия прославилась Розалией Землячкой (революционерки вообще были страшными фуриями) да атаманшей Марусей. Смерть Маргарет Тэтчер была встречена ликующей песнью «Witch is dead!» («Ведьма мертва») – кого еще из британских премьеров провожали в гроб подобным образом?

Американские госсекретарши Мадлен Олбрайт и Хиллари Клинтон, равно как и нынешняя заместительница госсекретаря гражданка Нуланд, воплотили в себе такую злобность, на фоне которой какой-нибудь Блинкен ангелом кротости покажется. Тоже неважный пример владетельного феминизма.

Пример финляндской премьерки Санны Марин, ее эстонской коллеги Каи Каллас и молдавской президентши Майи Санду тоже не вдохновляет нимало. А также пример Лизаветы Трасс, Урсулы фон дер Ляйен и – страшно сказать – самой Анналены. От таких прекрасных дам и от их политической мудрости да убережет нас Господь.

От такого списка фурий впору впасть в male pig chauvinism, но попытаемся посмотреть на дело беспристрастно.

Отчасти фуриозная практика может быть сравнена с практикой советско-американских отношений 1950–1980-х годов прошлого века (теперь все смешалось в Сияющем Городе, и прежние теории не работают). Но в раньшие времена было замечено, что доктринально-идеологически республиканцы более непримиримы к СССР, нежели демократы, однако в практическом отношении договариваться с республиканскими администрациями легче. Это объяснялось тем, что демократам все время приходилось доказывать: «Я не такая, я жду трамвая» – и они ничуть не соглашатели, а самые превосходные американцы, люто непримиримые к коммунизму. Тогда как республиканцы и так имели репутацию людей твердых, коммунизм отбрасывающих, отчего бремя доказательства на них не возлагалось. После чего поиски соглашения с ними шли легче.

Но то же и с прекрасными дамами. Они опасаются, что в их отношении будет действовать презумпция «Женщина-жено – сосуд утлый», и стремятся смертоносной твердостью доказать, что сосуд они совсем не утлый, а очень крепкий и для врагов свободного мира страшный. И в меру своих способностей доказывают. Результаты мы видим.

Но есть еще один нюанс, отчасти даже физиологический.

В 1935 году, когда обвинения в мужском шовинизме не были столь убийственны, Стефан Цвейг писал в книге о Марии Стюарт:

«Блистательна эта борьба, жаль только, что презренны и мелки те средства, какими она ведется. Ибо, хоть фигуры и незаурядные, обе женщины остаются женщинами, они бессильны превозмочь свойственную их полу слабость – враждовать не в открытую, а изводя противника лукавыми происками, булавочными уколами. Будь на месте Марии Стюарт и Елизаветы двое мужчин, двое королей, не миновать бы им кровавого столкновения, войны. Тут притязание непримиримо встало бы против притязания, мужество против мужества. Конфликт между Марией Стюарт и Елизаветой лишен честной мужской ясности; это драка двух кошек, которые, спрятав когти, бродят вокруг да около и сторожат друг друга, – коварная и во всех отношениях нечестная игра. Эти женщины только и делали, что лгали друг другу. Льстиво и лицемерно улыбаясь, приветствуют они, и поздравляют, и улещают, и одаривают одна другую, и каждая держит за спиной отточенный кинжал».

Впрочем, Анналена считает, что все эти претензии относятся не к женщинам, а к мужчинам, тогда как феминистская внешняя политика будет прямее телеграфного столба.