Давайте зададимся вопросами: кто такой художник в современной реальности? И почему это важно – обучать художников?
Ответы довольно просты: художник – это человек, имеющий способность и навыки для превращения мысли в образ. Этот навык крайне востребован в маркетинге, в политике, в медиа, ну и в культуре, конечно. Этот востребованный творческий человек и есть тот продукт, который выводит на рынок художественное учебное заведение. Причем оплачивается этот продукт из государственного кармана.
Но что мы видим в текущей ситуации? На наших глазах значительное количество того самого креативного сословия, состоящего из художников, дизайнеров и прочих творцов, людей, выпестованных в государственных учебных заведениях за счет государства, совершило акт государственного предательства. В ситуации, когда их способность к генерации образов так необходима стране, некоторые художники повернулись спиной к собственной стране. Размышление о причине произошедшего приводит нас в учебные заведения, где этот креативный класс готовили.
Что, собственно, является признаками эффективности художественного образования? Если отбросить в сторону демагогию про служение музам, гений и вдохновение, то что у нас останется? А останется у нас необходимость измерить KPI любого вуза или училища. Как? Элементарно. Провести среди выпускников опрос о трудоустройстве. И если действительно провести такое исследование, то откроется страшное: из каждых десяти выпускников с дипломом художника восемь не работают по специальности, а из оставшихся двух один занимается искусством как хобби. А тот, кто устраивается на работу, работает, как правило, учителем рисования для детей. Те единицы, кто действительно начинает развивать свою художественную карьеру, почти сразу попадают в зависимость от премий, грантов, кураторов, многие из которых уже объявлены иностранными агентами, а часть сбежала из страны. Можно, конечно, бесконечно винить агентов и либералов, но ведь они не вчера оккупировали культуру. Поэтому, уверен, главную причину следует искать именно в образовании. И эта проблема выглядит так: вузы и училища массово выпускают на рынок ненужных ему специалистов.
И вот мы встаем перед фактом: рынку и государству нужны художники, но это совсем не те художники, которых выпускают вузы и училища.
Профессиональное художественное образование в обычном виде – это художественная школа плюс институт, либо училище плюс институт. В общей сложности минимум десять лет. Причем как любое узкоспециализированное, художественное образование, давая призрачную возможность «стать художником», одновременно отнимает у обучающегося массу других возможностей получить обычные профессиональные навыки, доступные почти всем выпускникам гуманитарных вузов. В итоге на рынке труда оказываются невостребованные неумехи, чьи навыки никому не нужны. А между тем на образование всех этих людей государство потратило немалые деньги. При этом уже на самом старте – из статистики работы по специальности – оказывается, что из каждого потраченного на обучение художников миллиона рублей 900 тыс. просто выброшено на помойку.
В современной реальности творческий процесс – это больше не удел одаренных одиночек. Сегодня творческий процесс – это индустрия, вовлекающая в создание образа десятки, иногда сотни людей. И, соответственно, образование – часть этой индустрии. Впервые это заметили художники русского авангарда в начале XX века, и они же переизобрели тогда художественное образование, сделав упор на изучение глобальных законов построения художественной формы и интеграцию творческого процесса с промышленным. Разработанные учебные программы легли в основу художественного образования нового типа, которое было реализовано в училище ВХУТЕМАС. По сути, именно тогда, в 1920-е годы, на базе ВХУТЕМАСа русские художники изобрели то, что мы сегодня знаем под иностранным словом «дизайн».
А что мы видим сегодня? Полный отрыв художника от креативных индустрий. Даже хуже: вузы изолируют обучающихся от современности. Уровень архаичности образования легко представить себе из диалога, который состоялся у меня пару лет назад с выпускником факультета графики Суриковского института. Мой товарищ, заканчивавший мастерскую плаката, рассказал, что ему при подготовке дипломной работы было запрещено использовать Photoshop, Corel и любые другие программные пакеты, он был обязан выклеивать коллаж на картоне руками.
Скажу больше: в учебных планах большинства художественных заведений России вообще отсутствует предмет «компьютерная графика». Давайте добавим сюда тот факт, что курс истории русского искусства в учебных заведениях ограничивается первой половиной ХХ века, а курс зарубежного искусства останавливается на арт-деко и баухаусе. Для них Энди Уорхол, умерший в 1987 году, и Кабаков, мирно доживающий свое в США – это опасные фрондеры и современные художники!
Косность и архаичность выдаются за приверженность традиции. Давайте же рассмотрим пристально, о какой традиции говорят ее ревнители? Откуда она берет свое начало? Скажу ужасное – не от Сурикова с Репиным, нет. Учебные программы Императорской академии не имеют прямой связи с тем, как сегодня преподаются в России художественные дисциплины. Если где-то и живут еще тени старой академии – то в Петербурге, но не в Москве.
А что же в Москве? ВХУТЕМАС и авангард – это ведь московские явления. Как так получилось, что в Москве с ее практичностью творчество оказалось настолько оторвано от реальности? Давайте обратимся к истории образования, понятой как история образовательных технологий и учебных программ.Первый удар по заделу ВХУТЕМАСа был нанесен еще перед войной. Учебное образование было разделено на ряд институтов. Тем самым был нанесен удар по идее единой концепции художественной формы, с тех пор изучение способов построения художественной формы становилось все более и более прикладным. С тех пор прошло уже почти сто лет, и никто из ныне живущих ту реформу не застал, однако те, кто сегодня управляют учебными заведениями, застали результаты другой реформы. Речь о катастрофе 1948 года, начавшейся с февральской речи Жданова и знаменитой статьи «Сумбур вместо музыки». Тогда наиболее тяжелым был удар по композиторам, однако и художникам пришлось несладко. Да, это та самая борьба с формализмом, когда сама мысль о пластичности вкуса и разнообразии подходов к художественной форме была полностью выкорчевана из образования.
В мае 1948-го газета «Советское искусство» обрушилась с критикой на Московский художественный институт, где «воспитанием молодежи занимаются малоопытные, недостаточно квалифицированные педагоги, люди ярко выраженного формалистического направления: А. Осмеркин, А. Матвеев и др.». Проведенная отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) проверка Московского художественного института им. В.И. Сурикова обнаружила «формализм» как в творчестве, так и в деятельности директора. И орденоносец, народный художник РСФСР С.В. Герасимов был отправлен в отставку. Его судьбу разделили и другие преподаватели. Из знаменитой МЦХШ был уволен ее директор Карренберг, спасший для русского искусства Иванова, Коржева, Ткачева, знаменитых впоследствии мастеров «сурового стиля». Были составлены списки «формалистов» с их «уродливо-враждебным отношением к действительности». В них вошли теперь уже не только Филонов, Татлин, Удальцова, Древин и Малевич, но и Тышлер, Дейнека, Штеренберг, Сарьян, Осмеркин, Кончаловский, Фаворский, Фальк. Все эти люди, которых мы сегодня справедливо считаем звездами русского искусства XX века, тогда были объявлены «бесконечно далекими от народа, враждебными ему по строю идеи и по своей заумной, бессмысленной форме».
- Холмогоров: Русская культура представляет угрозу режиму Зеленского
- Глава Росмолодежи: Новое поколение россиян нашло ответ на вызовы 2022 года
- Спецоперация меняет российскую культуру
В конечном итоге из музеев были изъяты работы формалистов, а учебные программы вузов и училищ, основывавшиеся тогда на открытиях «формалистов» и образовательных технологиях ВХУТЕМАСа, были откорректированы. Именно в конце 40-х – начале 50-х в художественных вузах и училищах были «зачищены» последние формалисты и сформировалась абсурдная ситуация «отсутствия цели».Всякий, кто обучался рисунку и живописи, сталкивался с тем, что преподаватель ставит натюрморт и уходит, не давая задания или ограничиваясь фразой «рисуй как в натуре». Почему так? Да очень просто. Борцы с формализмом не сумели предложить собственных образовательных программ. Они просто взяли списки учебных заданий из программ ВХУТЕМАСа и выкинули оттуда всю теорию. Решили: и так сойдет. Однако не сошло.Сейчас учится уже шестое поколение художников, не понимающих смысла предлагаемых заданий, а преподают им педагоги, которые так же, как и их воспитанники, не понимают смысла собственных заданий.Однако в действительности для каждого такого задания по программе первоначально ставилась конкретная задача. Например, поиск соотношения фигуры и фона, тоновое решение, светотень, соотношение пятна и линии, разбор по планам. Чтобы убедиться в правоте сказанного, достаточно поднять реконструированные программы ВХУТЕМАСа, представленные на замечательной прошлогодней выставке в Музее Москвы, и сравнить их с действующими учебными программами художественных вузов и училищ.
Результат той реформы описывает знаменитая скульптор Вера Мухина: «…мы видим на выставках столько серых, скучных, антихудожественных, хотя и технически грамотных произведений… У нас забыли о праве художника творить, забыли о том, что не само событие, а его эмоциональное освещение, так сказать симпатия художника, является главным содержанием произведения…»
Среди студентов последних курсов Суриковского института многие тогда были отчислены «со справкой», некоторые покончили с собой, будучи не в состоянии сломать в себе художника.
Получается уже не образование, а педагогический карго-культ, поклоняющийся деградировавшим под влиянием ждановской борьбы с формализмом еще в 40-х годах программам творческих предметов ВХУТЕМАСа. Это и есть подлинное лицо той традиции, о которой толкуют люди, управляющие художественным образованием.
С того момента, как Вера Мухина заговорила о последствиях борьбы с формализмом, прошло 70 лет, однако художественное образование продолжает пребывать в состоянии тихого разложения, выпуская из стен вузов и училищ людей с набором никому не нужных в современной художественной реальности навыков. И каждый раз, когда при попытке реформирования учебного заведения раздается плач Ярославны «загубили, ироды, уникальный педагогический коллектив» (средний возраст за 70), мне становится смешно. Еще смешнее мне становится, когда слышу такой же плач о злых реформаторах, загубивших «школу». Настоящую школу загубили в 30-х, а потом добили в 1948 году. С тех пор в Москве нет художественной школы.
Стоит помнить, что «старые» институты, создававшиеся в советское время после погрома ВХУТЕМАСа, формировались как часть государственной художественной индустрии, где 99% произведений искусства создавались по государственному заказу на художественных комбинатах с очень хорошим финансированием. В этой ситуации от учебных заведений требовалось массовое производство художников, имеющих примерно одинаковый уровень живописи и рисунка и одинаковый стилистический вкус.
Однако госзаказа больше нет, и художники живут по принципу «волка ноги кормят». В этой новой художественной реальности в художнике ценится его индивидуальность, собственный стиль, творческие находки и целый комплекс мягких навыков, которые должен иметь творческий человек для продвижения себя на рынке.
И в этой ситуации вдруг оказывается невероятно актуален тот комплекс знаний и навыков, который был разработан великими русскими художниками и педагогами в 1920-х. Те самые оригинальные образовательные технологии и учебные программы ВХУТЕМАСа, позволившие воспитать целые поколения больших художников и навсегда изменить облик мирового искусства, сегодня были бы чрезвычайно востребованы, ибо они позволяют с равным успехом воспитать художника мирового уровня, подготовить команду мультимедийных дизайнеров или специалистов, востребованных в геймдэве, или дизайнера, рисующего и проектирующего оригинальную мебель на замену покинувшей Россию ИКЕА. Все это не фантастика, это все возможно, нам только нужно опереться на собственный опыт, собственную Великую Традицию.
А пока что мы видим? Мы видим, как преподаватель требует от художника «писать картину для вечности, потомки оценят», мы видим, как художник, нацеленный на личный успех и карьеру, осуждается своими педагогами и преподавателями. Само словосочетание «арт-рынок», произнесенное в стенах учебного заведения, воспринимается как ругательство. И вот выходящий из вуза фрустрируемый выпускник попадает в руки кураторов, которые объяснят ему, как нужно правильно ненавидеть Родину и любить Лондон.
