Когда-то Саддам Хусейн, как ему казалось, имел много влиятельных друзей и партнеров. В 1980-е годы Ирак и в Вашингтоне, и в среде монархий Персидского залива считался важной гирей на балансе весов. Например, Багдад был естественным противовесом Тегерану.

Но по итогам закончившейся в 1988 году Ирано-иракской войны иранская проблема если не решилась сама собой, то отошла на задний план. Бойня получилась длительной – почти восемь лет – и кровавой. Иран был обескровлен и зализывал раны. И теперь Саддам с его амбициями не поддерживал, а, наоборот, нарушал баланс сил.

Амбиции эти вскоре дали о себе знать. В августе 1990 года Ирак вторгся в Кувейт. Для США, которые уже начали предчувствовать окончательную победу в холодной войне, это был в первую очередь вопрос репутации. В новом мире никакие территориальные изменения не должны были происходить без санкции Вашингтона, и в январе 1991-го стартовала операция «Буря в пустыне», которая завершилась поражением иракцев.

Бесконечные вызовы

Саддам понял свою стратегическую ошибку слишком поздно и попробовал «решить дело миром». Но статус-кво Багдаду было уже не видать, ведь основная заинтересованность Вашингтона была репутационной. Ирак следовало демонстративно втоптать в грязь в первую очередь в назидание другим. Поэтому отказ Хусейна от целей в Кувейте не был достаточен, чтобы его оставили в покое. Вашингтон через ООН работал над разрушением Ирака. Например, в некоторых районах этой страны проживали курды – народ, не получивший собственной государственности, вечная головная боль Ирака, Сирии, Турции и Ирана. И американцы ловко давили на национальный вопрос, поддерживая курдов введением бесполетной зоны над «их» территориями.

Это усложняло для Багдада наведение там порядка и побуждало курдов на восстания. Те жестко подавлялись пытающимся сохранить единство страны Саддамом Хусейном. Эти действия давали повод ввести торговые санкции. Ирак – небольшая страна, без мощной промышленности, надежной продовольственной базы, без серьезной науки, поэтому санкции его медленно, но верно душили.

Другой проблемой стали шииты. Их было в Ираке аж 60% от населения, но правило этими людьми все равно суннитское меньшинство. Это было наследием Османов – во времена тогдашней большой империи всем тоже правили сунниты. Но в сравнительно маленьком Ираке поддерживать такое положение вещей было сложнее.

При всем этом в Вашингтоне ревностно отслеживали попытки Хусейна накопить военную мощь, чтобы навести в стране порядок и вырваться из замкнутого круга. «Зайти за флажки» ему не давали, нанося ракетно-бомбовые удары. С 1997 по 2003 годы американская авиация совершила десятки тысяч боевых вылетов против военной инфраструктуры Ирака. В одной только операции «Пустынный лис» за три дня в декабре 1998-го было задействовано более двухсот самолетов.

При этом Ирак довольно долго специально не добивали. Американцам надо было обосновать наличие крупных сил на Ближнем Востоке. Контроль над мировым центром нефтедобычи был очень важен. Например, договоренности с монархиями Залива позволили обрушить нефтяные цены. Это был один из важных факторов в крушении Советского Союза. И, конечно, в Вашингтоне стремились сохранить за собой этот рычаг. Ведь когда регион напичкан вашими военными базами, договариваться с правителями стран намного проще.

Под знаменами демократии

Ситуация радикально изменилась в сентябре 2001 года. Террористические атаки в США изменили мир куда сильнее, чем казалось в те дни. Америка всегда была чувствительна к внутриполитическим вопросам. Террористы искусно спровоцировали Вашингтон на неразумные шаги. Если операцию в Афганистане, стартовавшую в октябре 2001-го, еще можно было понять, то второе вторжение в Ирак в марте 2003-го уже ломало выгодную Америке мировую структуру. В те годы это было очевидно еще не всем, хотя отдельные неглупые люди вроде Збигнева Бжезинского начинали бить в колокола уже тогда. Но услышаны не были.

Америка не жалела Ирак ни в 1991-м, ни в 2003-м годах, поэтому наносила массированные удары там, где этого требовала военная, а не политическая необходимость. Медиамашина Вашингтона учла уроки Вьетнама и работала вовсю, создавая четкий образ мирового зла из своих противников. Поэтому американские военные не чувствовали себя стесненными в средствах и смогли быстро разгромить иракские войска. Вопрос был в том, что делать дальше. Во Вторую Иракскую американцы уже полностью завоевали страну. Но решали они этим свои внутренние сиюминутные задачи. Что делать с послевоенным Ираком, они толком себе не представляли. Были общие слова про демократию и права человека, но план отсутствовал.

Поэтому страна продолжала расползаться и под американским контролем. Да и тот становился все более условным. В конце 2006 года генсек ООН Кофи Аннан признал, что Ирак находится в состоянии гражданской войны. К тому же американцы выпустили из рук шиитский козырь – эту часть населения Ирака начал активно перехватывать Иран, с каждым годом усиливающий свое влияние. Госсекретарь США Кондолиза Райс списывала жертвы иракцев и раздирающие страну проблемы на «родовые муки демократии». Но сейчас, два десятка лет после Второй Иракской кампании и три десятка лет после Первой, очевидно, что это не так. Иракцы получили не демократию, а развал страны, расцвет терроризма и перманентную войну.

Нам, конечно, легко сидеть в большой стране с академической наукой и ядерным оружием и констатировать, что согласие Саддама в 1991 году с американскими условиями привело Ирак в пропасть, выход из которой близко не просматривается и поныне. Но дело не в Саддаме, а в ярком примере. Он показывает, что когда Вашингтон решает принципиальные репутационные вопросы, то для проявившего слабость не будет уготовано даже того, что называют ужасным концом. Судьбой таких глупцов будет ужас без конца – и это необходимо учитывать.