В последнее время мы много говорим о суверенитете. Суверенитет – понятие многогранное, кроме политического, у него есть и технологический, и экономический, и информационный, и культурный аспект. Но в любом случае обычно подразумевается, что суверенитет – это свойство, присущее государству в целом, что-то вроде зонтика, который государство раскрывает над своими гражданами, чтобы те могли спокойно заниматься повседневными делами, особо не задумываясь о высших смыслах.

Тем не менее мне кажется, что суверенитет государства не может быть достаточно прочным без вовлеченности граждан, что его кристаллизация происходит на уровне каждой отдельной личности.

Что такое суверенитет на уровне личности? Это самостояние человека на своей земле. Но чувство своей земли не может возникнуть по отношению к земле, воспринятой лишь в ее непосредственной данности. Например, мы можем любоваться закатами где-нибудь на Цейлоне, но нам не придет в голову считать эту прекрасную землю своей. Подобно многим русским художникам позапрошлого века, мы можем наслаждаться видами Италии, где красота природы сочетается с красотой искусства, учиться видеть эту красоту, но никакого ощущения своей земли у нас при этом не возникает. Разве что в Равенне, в церкви Сан-Витале мы видим Константина и Феодору или где-нибудь в Губбио встречаем русскую икону в католическом храме и радостно понимаем: а это ведь наше, это свое.

То есть у понятия своей земли есть мощный исторический шлейф. На «голой земле», лишенной исторического измерения, возможна только «голая жизнь», по Джорджо Агамбену – жизнь чисто биологического порядка, не одушевленная более высокими смыслами. Обезличенная земля не порождает государственного, цивилизационного суверенитета.

Чувство своей земли возникает, когда человек знает: это земля не безродная и не безликая, в каждой ее точке жили люди, поколение за поколением его предков или предков его соотечественников. Более того, на этой земле происходило что-то важное, причем не где-то вообще, а в конкретной точке и в конкретное время. Важное для России, а то и для всего мира. Не только где-нибудь в Лондоне или Флоренции, но и у нас тоже вершилась судьба мира.

Таким образом, источником чувства своей земли можно считать знание о ней. Причем знания теоретического, взятого из учебника, недостаточно. Свою землю нужно видеть, трогать руками, по ней нужно ездить и ходить. Постоянное, стежок за стежком, сшивание географической основы и ее исторического содержания, происходящее в голове отдельно взятого гражданина, приводит к возникновению нации.

На эту тему мне довелось поразмышлять в Калуге на «Угра-фесте» – фестивале, посвященном, понятное дело, очередной годовщине стояния на Угре – несостоявшегося сражения, по итогам которого в 1480 году Русь добилась государственного суверенитета. В Калуге, находящейся чуть более чем в двух часах езды от моего дома, я был впервые, и в качестве иллюстрации к своим размышлениям сказал, что моя поездка в этот город, который я прежде представлял себе чисто теоретически, сама по себе пусть и микроскопически, но укрепила государственный суверенитет России.         

В Калуге, например, узнаёшь, что знаменитое стояние на Угре, по сути, было настоящей позиционной войной. Русские держали фронт длиной шестьдесят километров вдоль Угры, которая долгое время служила границей между московскими и литовскими владениями, и методично пресекали все попытки ханского войска переправиться через реку. Поэтому лейтмотивом фестиваля было: «Вчера – стояние на Угре, сегодня – стояние на Днепре».

Благодаря стоянию на Угре главный официальный герой сегодняшней Калуги – Иван III. Памятник ему, изображающий богатырского вида мужчину, опирающегося на посох, на котором сидит расправивший крылья орел, был поставлен на месте памятника Ленину, который отселили в ближайший сквер. Но четыре с лишним столетия тому назад сердце Калуги принадлежало совсем другим людям. Тогда эта земля привечала одного за другим ненавистников московской власти. Почти полгода здесь сидел Иван Болотников, а после него почти год город был столицей Лжедмитрия II. В Калужском бору самозванца убили, а останки его, видимо, до сих пор лежат в центральном городском парке, рядом с величественным Свято-Троицким собором. Этой части своей истории город сегодня стесняется, но даже такое знание о своей земле еще крепче привязывает к ней гражданина.

Конечно, здесь государство должно идти навстречу человеку, раскрывать перед ним историю нашей земли, поощрять и финансировать просветителей-энтузиастов, на которых многое держится в русской провинции, стимулировать внутренний туризм. Но решающее слово все-таки за суверенной личностью. Суверенитет государства – это то, что рождается и развивается у нас в головах.

Над личностным уровнем суверенитета надстраивается еще один этаж – суверенитет семьи. Суверенному государству нужна не просто крепкая семья, а семья со своим собственным лицом, своими традициями, своим укладом жизни. Разумеется, семья тоже становится осмысленной лишь тогда, когда тянет за собой исторический шлейф. Суверенитет семьи невозможен без знания о предках. Как правило, предки современного человека происходят из разных частей нашей страны и жили в самых разных ее регионах. Это корневая система, позволяющая нам ощущать всю нашу страну как свою землю.   

В свою очередь, из взаимодействия суверенных семей создается то самое гражданское общество, про которое мы до сих пор не вполне понимаем – то ли оно уже родилось и набрало силу, то ли еще находится в зачаточном состоянии. Тем не менее надежды на гражданское общество по-прежнему велики и, думаю, не лишены оснований.

Если мы говорим об экономическом суверенитете, то нам предстоит прежде всего понять, что экономика – это не концепции, которые завозятся к нам из-за рубежа, не те внешние принципы, которым мы почему-то обязаны соответствовать. Это то поле, на котором мы, сообщество граждан, стараемся быть полезными друг другу, только и всего.

И то же касается культурного суверенитета. Суверенная культура – это не перелицовка импортного товара, не стремление воспроизвести новейшие мировые тренды. Это прежде всего то, что мы с вами хотим сказать друг другу, это разговор между своими. И вместо того, чтобы умозрительно конструировать культуру, стоит честно выяснить, что же именно творцы культуры хотят сказать ее потребителям и в чем именно нуждается сегодня человеческая душа.