Хладнокровный профессор из Перми, не позволивший студентам сорвать занятие по литературе из-за нападения стрелка, неожиданно стал ключевой фигурой споров о русском духе и русской душе.
Пока очевидно душевнобольной нападающий отстреливал людей, профессор Сыромятников демонстрировал полную отрешенность от происходящего, продолжая читать лекцию и посмеиваясь над плачущими студентами, прятавшимися под партами. Теперь студенты и поддерживающая их часть общества требует наказать Сыромятникова за нанесенную им психологическую травму. Других травм никто из них не получил.
Зато в интернете уже несколько дней полыхают страницы, градус спора о том, герой Сыромятников или тиран, только повышается. И дело вовсе не в личности самого профессора (хотя он весьма колоритен со своей биографией и библиографией), а в столкновении двух педагогических систем. Условно «советской» и «европейской», спартанского и мягкого подхода, различных пропорций кнута и пряника в воспитании человека.
Оба лагеря достаточно монолитны и единообразны. В стане сторонников Сыромятникова, возводящих профессора в герои нашего времени, преобладают мужчины средних лет с выраженной религиозной позицией. Они преимущественно государственники и патриоты, политические центристы.
Противники моложе, среди них больше женщин. Они меньше верят в Бога, но уповают на либерализм, баррикады и права человека. Между этими лагерями не только мировоззренческий, но и поколенческий разлом.
Последние 20 лет советская система воспитания существовала параллельно с европейской, постепенно сдавая позиции и отживая свое вместе с поколением-носителем. В нулевые миллениалы с удивлением узнали о детской и подростковой психологии, о травмах и их проработке, о пассивной агрессии, токсичности общения, триггерах, личных границах и теории привязанности. Узнали и стали неуправляемо практиковать на своих детях. Тех самых, которые сейчас учатся в вузах и чувствуют себя пострадавшими от действий профессора Сыромятникова.
Дети миллениалов привыкли прислушиваться к своим чувствам и говорить о них, уважать чужое личное пространство и винить родителей в детских травмах. Это они (осмеянные предыдущим поколением) осуждают харассмент, борются с гендерным воспитанием, поддерживают ювенальную юстицию и продвигают тотальную толерантность. Они хотят, чтобы во время нападения стрелка их контейнировали – помогали пережить сильные эмоции и чувства, с ними говорили и поддерживали, а не отмороженно продолжали читать лекцию о совершенно несущественной в данный трагический момент литературе.
Эти дети проживут гораздо дольше своих отцов, воспитанных в парадигме «мальчики не плачут» и умирающих в 50 лет от инфаркта из-за непосильной ответственности. Пьют они, кстати, тоже значительно меньше своих отцов, как и совершают деструктивных действий.
Сыромятников симпатичен поколению, для которого ориентир даже не Достоевский, а советская литература о свершениях, лишениях, общей цели и преодолении трудностей. Им стыдно говорить о деньгах и своем удовольствии, эгоизм и гедонизм для них ругательные слова. В воспитании своих детей они руководствуются принципами сытости, обутости-одетости и обученности. Всяческие душевные терзания есть признак слабости и допустимы разве что у девочек. Их цель не познать себя (как у их современных оппонентов), а восстановить страну после войны, а то и снова выиграть эту войну. И при таком целеполагании их спартанское, аскетичное воспитание вполне оправданно.
Сыромятников и его лагерь будто все эти годы готовились к войне. И встретили ее с холодной головой и железной волей, заперев дверь и продолжив читать лекцию. Вопрос только в том, насколько эти качества востребованы в современном благополучном, сытом и в целом безопасном мире.
Вероятно, креативный класс с хорошим образованием, уважением к личным границам и самопознанием сегодня более актуален, чем аскет с несгибаемой волей и мыслями о долге перед страной. С другой стороны, история еще недавно цивилизованной и сытой Украины демонстрирует, что воспитанием воли и укреплением тела и духа тоже нельзя пренебрегать: в один момент благополучная жизнь может обернуться войной, где умение чувствовать и коммуницировать всухую проигрывает умению держать себя в руках и стрелять.
Условно советское поколение стремилось как можно быстрее повзрослеть, современное поколение отодвигает взросление и ответственность как можно дальше. Отсюда, кстати, их гиперобразованность – второе и третье образование, всевозможные курсы и тренинги позволяют максимально долго сохранять себя в статусе студента, а значит, не-взрослого, не несущего ответственность за свою жизнь. Их поддерживают модные психологи, всячески поощряя инфантилизм общества.
Известный психолог, пропагандист теории привязанности и либеральной оппозиции Людмила Петрановская на примере трагедии в Перми утверждает, что необходимо запретить владение оружием людям до 23-24 лет. «Да, и в армию им тоже нельзя. Какой прок армии от почти детей?» – пишет психолог, обнуляя всю советскую историю пионеров-партизан и двадцатилетних героев.
