Герберт Маркузе в своей программной статье «Репрессивная толерантность» (1965) гениально сформулировал на философском волапюке идею, лежащую в основе фабулы пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке»: «Истинно позитивно общество будущего, а таковое не поддается определению и детерминации, тогда как существующее позитивное подлежит преодолению». Залогом печального финала стремления старухи к лучшей доле было то, что момент, когда ей стоило остановиться в преодолении позитивного, не поддавался определению и детерминации.
Примерно как на Украине, которая решила пойти путем европейского выбора и логичным образом пришла к репрессиям по отношению к русскоязычному населению, реабилитации участников Холокоста и закрытию оппозиционных телеканалов. Дело не в том, что я готов завести старую консервативную пластинку с мотивом «от добра добра не ищут». Поговорить хотелось о моральных основаниях переустройства мира и том, какое отношение они имеют к морали.
Мораль вообще бывает либо репрессивной, либо гуманистической. Репрессивная мораль (еще именуемая готтентотской) предполагает идеологическое обслуживание тех или иных сообществ. Она может быть классовой, религиозной, политической и т. д. Гуманистическая мораль отвечает золотому правилу: поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. С реальной жизнью она соотносится постольку-поскольку: скажем, политики, солдаты, полицейские или работники спецслужб руководствоваться ею не могут. Их долг – заставлять соблюдать законы и блюсти национальные интересы, которые по определению репрессивны к их нарушению.
Зато мы видим, как поднаторевшие в риторике манипуляторы пользуются то одной, то другой попеременно: если надо обвинить противников, счет им выставляется в соответствии с калькуляцией гуманистической морали, а если необходимо обелить себя, тут уж – совсем другое дело: «мы просто выполняли приказ». Как, рассуждая о морали, не превратиться в демагога? Мораль – это одни мерки, с которыми подходишь и к себе, и к другим. И к своим, и к чужим. Все остальное – нравственная проституция того или иного извода. Разница не всегда заметна со стороны: «Любая идеология – это макияж, накрасишься правильно, никто не заметит разницу между маской и лицом», – заметила ехидная кинокритик Зинаида Пронченко.
Следовать нормам морали вообще сложно, если ты связан требованиями лояльности и какими-либо обязательствами – перед работодателями, коллективом, партией или референтной группой: конфликт нравственного чувства и гражданского долга подстерегает на каждом углу. В. И. Ленин подобные дилеммы щелкал как орешки: «Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата». И это было вполне последовательно. У нашей мятущейся интеллигенции все значительно сложнее – как у бессмертного героя рассказа А. П. Чехова «Хамелеон», полицейского надзирателя Очумелова.
Сегодня мир искусства сотрясают новые скандалы. Не успела улечься пыль по поводу источников свежего романа Гузели Яхиной, как Наталья Рапопорт обвинила Людмилу Улицкую в том, что старую историю, которую они придумывали в соавторстве, Улицкая присвоила себе. Поднялась буря. Так как Улицкая числится в авангарде протестного движения, тучи начали приобретать политические оттенки. Совсем плохо то, что претензии проживающей в США Рапопорт на козни кровавого режима не спишешь.
На защиту подруги встала вместе с Игорем Иртеньевым Алла Боссарт: «У Людмилы Улицкой – репутация. Но у меня, по-моему, тоже. Есть репутация, и вполне высокая – у Наташи. Я знаю, что меня спросят – зачем, мол, Алла, тебе-то вся эта свара. Легко отвечу. Наталья – мой друг, это раз. Я ненавижу любые проявления творческого шулерства, это два. И я прекрасно понимаю, что Наташа одна прет с лабораторным шприцем на тяжелую технику, на всю либеральную тусовку, к которой и я отношусь, безусловно. И знаю поэтому наш горячечный энтузиазм и непреклонность».
Тем временем выяснилось, что в творческой биографии Улицкой был и другой неприятный момент, связанный с источниками ее романа «Даниэль Штайн, переводчик». В какую, спрашивается, сторону теперь колебать либеральной тусовке линию партии? Осуждать с Иртеньевым культ личности Улицкой или не поступаться принципами, как незабвенная Нина Андреева? Куда обратить горячечный энтузиазм и непреклонность? А простого выбора нет. Не поступишься одними принципами – придется поступиться другими.
Как на почве современного искусства, где разгорается свой скандал. Прославившийся в 1998 году порубанием православных икон на выставке в Манеже авангардист Тер-Оганьян анонсировал в Зверевском центре новую акцию: «В моем понимании авангард – это идеологическое противостояние майнстриму, пощечина общественному вкусу, кукиш пошлякам. Сейчас культурный майнстрим – либеральный движняк против «кровавого тирана Путина». Надругаться на этот раз он решил над иконой прогрессивной интеллигенции, назвав свой «кукиш пошлякам» просто, обухом по лбу: «Против Навального».
Мне этот персонаж от того, что принялся за либералов, менее противен не стал. А вот директору Зверевского центра, который было выдал ему карт-бланш, пришлось туго: через три дня выставку отменили. Какой-то фейсбучный комментатор удачно сформулировал новый концепт: пусть уж лучше Тер-Оганьян будет жертвой либеральной цензуры, чем полезным идиотом. Как учил тов. Маркузе, «реализация объективной толерантности требует нетолерантного отношения к господствующим формам политики, установкам, мнениям, а также распространения принципа толерантности на политику, установки и мнения, которые подавляются или даже объявлены вне закона».
- Где у телевидения дно
- До запрета Библии на Западе остался всего один шаг
- Запад показал больную реакцию на «Спутник»
Тут, видимо, вопрос только в том, какой нравственный закон признают над собой организаторы толерантных репрессий. На Украине он совпадает с господствующими формами политики, у нас – им противоречит. Этому надо бы найти удовлетворительное объяснение, да не получается. Должно быть, в хамелеона героя превращает белая собачка, которая разверзает перед ним бездны нравственных сомнений, заставляя делать чреватый непредсказуемыми последствиями выбор.
Фразу Григория Померанца про пену на губах ангела знают все. Менее заметно ее продолжение – о том, что зло на земле не имеет конца благодаря духу ненависти в борьбе за правое дело. А орудия этой борьбы в России легитимны исключительно в руках оппозиции (не то что у соседей). Толерантность требует нетолерантности, мораль прощает аморальность, справедливость взывает к несправедливости, смысл превращается в абсурд: правда ведь, все логично?
И казус Улицкой, и конфуз в Зверевском центре ставят в новом ракурсе старый вопрос о взаимоотношениях искусства и морали. Получается, не все так однозначно. Одному общественному вкусу можно надавать пощечин, а другому – нельзя. Одни пощечины нравственны, другие – аморальны. Одни религиозные чувства оскорблять можно, а другие – нет. Особенно если предметом культа являются ныне живущие личности. Когнитивные диссонансы мозг не режут: когда льешь воду на свою ветряную мельницу, все божья роса.
