На федеральном портале проектов нормативных правовых актов появился документ, предлагающий изменить правила русского языка, которые были утверждены в 1956 году.

Сетевые СМИ, новостные ленты и блогеры кинулись обсуждать новость. Как водится, стороны разделились на два непримиримых лагеря. Назовем их условно «охранителями» и «прогрессорами». Первые насмерть стоят на незыблемости правил, данных нам дедами и являющихся безусловными скрепами русского народа, вторые столь же яростно считают, что язык должен меняться в угоду даже сиюминутным тенденциям.

Но есть у обеих сторон одно общее. Большинство из спорящих даже не открывало обсуждаемый документ, а если и открывало, то дальше трех страниц вводной части не ушло. Об этом исчерпывающе свидетельствуют примеры, которые приводятся в статьях и постах – все они приведены авторами документа именно во вводной части в качестве аргумента за то, что изменения нужны.

А на самом деле документ вовсе не посягает на устои русского языка, не вводит новых слов и не прогибается под ситуацию. Дело в том, что в документе речь идет исключительно об орфографии. Морфология и словообразование не являются предметом рассмотрения. Документ рассматривает правила написания, а не наличие слов в словаре. А проблема действительно острая, это вам любой корректор скажет. В обиходе, причем официальном, сейчас столько слов, которые не фигурируют в словарях, что корректоры вынуждены руководствоваться своим здравым смыслом и «понятиями», выправляя рукописи и документы. Только сегодня минут 15 обсуждали с корректором, как нужно писать слово «Постзапад» в смысле «цивилизация, идущая на смену классической Западной» – с прописной буквы, со строчной или вовсе в форме «ПостЗапад»? К единому мнению так и не пришли, а проверить негде.

В основном предлагаемый свод фиксирует уже сложившиеся правила, расширяя их за счет слов, пришедших в язык более чем за полвека с момента составления предыдущего свода. Хотя есть и разделы, которых раньше не было и без которых полноценность свода под вопросом. Например, в проекте правил предельно четко объясняется, что слова президент или премьер-министр с прописных букв пишутся только и исключительно в официальных документах. А в газетной статье прогиб в форме «Президент России» является грамматической ошибкой.

Не менее важным является раздел религиозных названий, где предписывается с прописной буквы писать слово «Бог» применительно к названию единого верховного существа в монотеистических религиях. Со строчной буквы пишется слово «бог» в формах множественного числа, а также в значении одного из множества богов или в переносном значении – боги Олимпа, бог Аполлон, бог войны. На этом тему можно будет считать закрытой, а тех, кто христианского или мусульманского Бога будет упоминать с маленькой буквы, считать не атеистом, а просто малограмотным человеком.

Вот чего мне категорически не хватило в упомянутом документе, так это объяснения, как правильно пишутся географические названия у ближайших отколовшихся соседей. Совершенно логично, что они должны писаться так, как это исторически сложилось в русском языке, а не в языках самих соседей. Потому что от всех этих Беларусей, вукраин и Таллиннов кровь из глаз брызжет. А от Кыргызстана и вовсе язык в узел завязывается. Ну не говорят у нас так и никогда говорить не будут. То, что это национальные комплексы – понятно. Евреи вон самодостаточны и не требуют от нас, чтобы мы Вифлеем называли Бейт-Лахемом, как у них принято, а китайцы не вопят, что если мы напишем Пекин, а не Бейджинг, то проявим имперское хамство. Так вот, этого раздела в документе просто нет. А жаль. Только в одном месте я увидел, что слово «Алма-Ата» надо писать через дефис и с двух строчных. В общем, хайп блогеры раскрутили на порожняке. Ну или на традиционном русском – если нет повода для скандала, значит, надо его придумать.

Но вот сам факт того, что русский язык требует формального обновления, вряд можно оспорить. И здесь «охранители» категорически неправы. Любой язык – живая субстанция. Если его остановить в развитии, он повторит путь санскрита, арамейского или латыни – мертвых языков, которые широко известны, но которыми пользуются только специалисты и религиозные деятели.

Русский язык в этом плане крайне гибок и восприимчив. Соседи-небратья одно время любили попрекать русских тем, что вы, мол, мокша и угро-финны, а мы настоящие славяне, потому как у русских половина слов заимствована. Ну, это действительно так ­– может, не половина, но много. И именно поэтому в технических или медицинских вузах Украины насильное введение «соловьиной мовы» вместо «языка агрессора» вызывает коллапс – на застоявшемся в развитии языке очень сложно объяснять вещи, возникшие в историческом масштабе совсем недавно. Приходится либо переходить на английские эквиваленты, которые точно так же к мове отношения не имеют, либо выдумывать смешные слова, которых сами украинцы не понимают.

Русские – народ экспансивный, живущий «наружу», русским чуждо капсулирование, в том числе капсулирование культуры и языка. Русские соприкасаются с сотнями этносов и впитывают частицы их культуры. Тем мы отличаемся от тех же англосаксов, которые так же экспансивны, но соприкасаясь с чужой культурой, не берут от нее, а насаждают собственную.

В русском языке, как в кунг-фу, нет места понятиям «никогда» и «нигде». Это понятия для ограниченных людей. Любое слово или оборот могут прижиться в русском языке, если они помогают решать какие-то задачи – объяснять сложный процесс, упрощать, делать фразу лаконичней или быть термином, которому нет адекватного аналога в русском языке. Все в русском определяется одним условием – уместностью. Русский язык жив именно потому, что в нем нет «никогда». Иначе мы бы до сих пор «иже еси паки и вельми понеже» говорили и писали с ятями и ерами.

Но сторонники радикального лингвистического прогресса тоже берут на себя слишком много. И здесь понятие «уместности» подходит даже больше. Да, наш язык впитывает много и быстро. Но он так же быстро и отторгает лишнее, наносное. Неуместное. Если ничтоже сумняшеся вводить в словари новоявленные словечки, особенно если они являются частью профессионального или сословного арго, то эти словари точно так же быстро сделаются собранием отмерших слов.

И не надо бояться засилья англицизмов в речи подростков. Это временно. Наши папы и мамы волкали на стриту в шузах и аскали на батл, чтобы дринкнуть на флэту. Это был их язык, приводивший в ужас наших бабушек. А сейчас они так говорят? Нет. Потом пришла пора уже нашим папам и мамам пугаться наших полублатных базаров, принесенных дурным ветром 90-х. Но мы же сейчас не забиваем друзьям стрелу на Пешке и не рамсим с драйвером за сотку. Правда, привычка отвечать за базар осталась, хоть и не у всех. Падонкавский или олбанский языки тоже отмерли, перестав быть оригинальными, став признаками замшелости. Так же отомрут и все эти авторки, кейсы, эшкере, коворкинги и гештальты, сделавшись ярким признаком человека отсталого и неоригинального.

И останется нам нормальный русский язык, обогащенный тем новым, что в нем прорастет потому, что улучшит его, а не замусорит. Просто это будет новый русский язык, его улучшенная осовремененная модель. И даже если вам будет что-то в нем резать уши, вспомните русский язык Державина и русский язык Пушкина. И поверьте, что «державинцы» вряд ли были в восторге от языка «пушкинцев». Слишком уж он был прост и свободен от вериг традиционного на тот момент словосложения. Это естественный процесс – и нет никакого смысла ему мешать.