Праздник 8 Марта в России за век с небольшим с момента своего возникновения претерпел примечательную эволюцию. Начавшись и долгое время празднуясь как день трудящихся женщин – праздник, созданный Кларой Цеткин и Розой Люксембург, в наши дни он превратился в праздник «женщин вообще», равно как и 23 февраля из Дня Красной армии плавно перетекло в праздник мужчин по факту рождения (и служащих или служивших женщин).
Самое известное празднование 8 Марта в России пришлось на 23 февраля 1917 года. Это в Петербурге было 23 февраля – а социалистическое движение было мировым и жило единым, григорианским календарем, на котором было 8 марта. Социалистический праздник – в те времена, когда социалисты были настоящими, то есть опасными и вкусными – трудно отделить от массовых беспорядков, а в тот год он вообще плавно перерос в революцию и установление Временного правительства вместе с Советами рабочих и солдатских депутатов, к которым вскоре примкнули и крестьянские.
Воистину, чего хочет женщина – того хочет бог. Даже если это свержение помазанника божьего. Они, видимо, еще не знали, что надо бояться своих желаний. Поскольку те имеют свойство сбываться.
Женщина – вообще предмет темный, влажный и четный, как учат пифагорейцы. А мужчины, как учили они же, соответственно – светлый, сухой и нечетный, правда, склонный ходить направо (налево в нашем смысле им затруднительно, поскольку они были страстными поклонниками крепкой мужской дружбы). Чего хочет пифагореец, всем понятно. Он хочет мирового господства (ну, в рамках своего полиса, конечно), ребята менее интеллектуально развитые хотят хлеба и зрелищ, но чего же хочет женщина в исторической перспективе завершения модерна?
Если всерьез, то этот пример – как и странная, но характерная судьба праздника – говорит нам по крайней мере об одном. О том, что говорить о «женщинах вообще» невозможно – разве что в пределах учебников по анатомии и физиологии и тостов на корпоративах.
Впрочем, феминизм рождался именно из этой – привычной бинарной – классификации. Из представления о мире женщин как мире отсутствующих – лишенных права голоса, во многих странах лишенных и права распоряжаться своим имуществом. О существах, которые вечно должны находиться под опекой – своего отца, мужа, в крайнем случае брата или дяди. Словом, не вполне людях – в том же смысле, в каком не вполне человеком является, например, ребенок или раб.
В этом смысле феминизм в XIX веке, например, претерпевал сложную борьбу с противниками расизма в Америке: вопрос о том, кого освобождать первым и кто заслуживает большего внимания со стороны общества, стоял остро, а делить внимание и уступать дорогу другому никто не был готов. И это не их вина, а понимание ситуации. Ведь невозможно концентрировать общественное внимание и стремление к политическому освобождению на двух предметах одновременно – так что борьба за права чернокожих автоматически означала, что женщинам с их правами придется подождать. И наоборот.
Кстати сказать, у социалистов отношения с феминизмом тоже складывались непросто. Ведь реальные права обретаются только в доступе к имуществу, к доходам – и стать независимой женщина может не в тот момент, когда она провозглашает свою независимость, а когда может ее оплатить из своих доходов. Тем самым она борется за доступ на рынок рабочей силы – на равных с мужчиной. Но одновременно оказывается, что она – союзник капитализма, ведь это он заинтересован в удешевлении рабочей силы, а что может быть для этого лучше, чем почти двукратное расширение ее предложения.
Потому немецкие социалисты почти до Первой мировой войны выступали весьма скептически по отношению к большинству феминистских требований – настаивая на понимании достойной зарплаты рабочего как такой, которая позволит ему содержать семью, т. е. детей и неработающую жену.
Печально, но приходится зафиксировать, что для относительной победы феминизма гораздо больше самого феминистического движения сделали две мировые войны и дешевые контрацептивы, позволившие женщинам полноправно стать к станку, разделяя с мужчинами воскресный отдых.
Вскоре выяснилось, что «женщин вообще» не существует – так, множество обеспеченных и благополучных дам никак не собирались разделять лозунги феминизма времен Цеткин, равно как и другие дамы из высшего общества, свободные от проблем рабочего класса, воспринимали их как свои. Равным образом одни из работниц находили себя в борьбе за свое положение как работающих женщин – а другие искали спасения в рамках патриархальных устоев, обещавших если не освободить их от фабрики, то хотя бы вернуть в привычные модели, а те вполне способны заменить счастие.
Победа феминизма на 1/6 части суши оказалась краткосрочной – вырвавшись вперед, решительно введя женщин в мир труда, советский порядок вскоре в своем консервативном повороте вернул в новой форме прежние представления о том, что «значит быть женщиной», породив новое поколение отчаявшихся домохозяек.
Все для тебя – рассветы и туманы, для тебя моря и океаны, для тебя уборка и пеленки, и конкуренция с мужчинами «на равных» на рынке труда. Многие поражения лучше такой победы.
