Заколдованный Слаповский

Заголовки новых сериалов по сценариям писателя – «Участок» и его продолжение «Заколдованный участок» (фильм еще не вышел, а книга уже издана «Эксмо») – тоже намекают на статичность, пространственную ограниченность, конкретность, что редкость для «не сериальной» прозы Слаповского. Но это замечание – между делом, а пока – небольшое отступление назад, к началу литературной карьеры Слаповского.

Не спит, не спит художник…

Алексей Слаповский

Роман «Искренний художник» опубликован в 1989 году в саратовском журнале «Волга» (точнее, согласно авторскому определению жанра, «ненаписанный роман»); в самом начале писатель нас приветствует: «Вы же знаете, вы же все начитанные люди: если кто-то взялся за роман (повесть, рассказ) о художнике, гляди в оба – наверняка автор хочет раскрыть тему «творец и искусство» (и в нагрузку – «творец и общество») на современном материале. Ну-ну, посмотрим… И от того, что я знаю, что вы знаете это, у меня опускаются руки – и я удивляюсь, как у других еще не пропала охота писать длинные романы…» И так далее, а вот и программа главного героя (то есть как бы главного героя): «Вы скажете: ну, все ясно – конъюнктурщик. Ничуть! Выбор свой Неядов сделал без оглядки на конъюнктуру, он прислушивался к себе – имея в виду, конечно, и общественную необходимость, которая его очень заботила. То есть в своем выборе он проявил те качества, которые мне и позволили назвать его искренним художником. Искренним – и ответственным, постоянно думающим о своем совершенствовании».

Несмотря на постоянную ироническую усмешку автора, он не колеблется: чтобы быть востребованным у «большого» читателя (тогда читай «официального», сегодня – «массового»), нужно быть искренним. У неискренних мигрантов не будет ни славы, ни денег в большом же смысле этого слова. Нежное пожелание читателю (читателю, подчеркну, а не зрителю мыльных опер): «Искреннее желание стать искренним – подумайте над этой глупой фразой и, может, увидите, что она не так уж глупа». (В скобках замечу, что за поиском идеала Неядов рванул в глухую деревню – тема деревни как источника чего-нибудь «настоящего» для писателя постоянна, – но ничего, кроме житейского фарса и востребованных обществом – читай властью – картин, из этого не вышло). В общем, схематизм собственной оценки писатель предусмотрел. Раньше, чем он был озвучен критикой, Слаповский его описал, и даже в деталях.

«Искренний художник» – наиболее «теоретическая» проза Слаповского. Романы «Я – не я» и «Первое второе пришествие» (90-е годы) «умствуют» в меньшей степени, но все же… Фантастический эксперимент писателя над личностью в «Я – не я» (сознание/дух героя кочует по разным телесным оболочкам) предполагал легко прочитываемый «вывод», а в «Первом втором пришествии» Слаповский иронически рассматривает механизм рождения кумиров и мифов («народный» вариант этой темы имеется в «Заколдованном участке»).

Но так называемого «серьезного» читателя Алексею Слаповскому жалко (возможно, жалко терять). И вот – нежные провокации, при этом писатель разбирается не столько с публикой, сколько с собой. Появляется зажигательная «Война балбесов», где действие происходит в провинции, не похожей на Анисовку (не географически, конечно). Это безбашенная, очень милая сюрреалистическая местность: «Прибежала Алена Немая, вцепилась в Юмбатова, царапалась. Тогда он стал душить ее, потому что она была уже вся некрасивая, опухшая. Тогда крики услышал Мама, прибежал со своей железякой и убил Юмбатова…» И так далее. Карнавальная «Война балбесов» между тем вошла в новую книгу Слаповского «Мы» – стало быть, была ему небезразлична, но теперь время для следующего отступления.

Непростое искусство убирать

Обложка книги Алексея Слаповского «Мы»

Еще один вдохновенно-легкий ход писателя – «Книга для тех, кто не любит читать», сопровожденная нежно-расслабляющим предисловием: «…И те, кто, как и я, не любят читать, чтобы вообще ничего не читать, они бы тоже рады почитать, но возьмут книгу – скучно, длинно, не вникнешь, в чем дело – и после двух страниц бросают. И вот я решил им помочь. Возьмут они книгу, начнут читать первый попавшийся рассказ – и им уже скучно станет, уже готовы бросить, а рассказ-то уж кончился! Это им будет приятно».

Вот такая ловушка. Легкие, короткие, незатейливые истории, фрагмент: «Дала объявление: в меру молодая, в меру красивая и в меру стройная, без детей и квартиры, но с любящей душой. Адрес мамин: я жила у нее. Пошли женихи». «Умственная» параллель этой вещи – «Качество жизни» («Адаптатор»). Главное качество героя Анисимова необычно: «Я мысленно редактирую и все прочее: газетные статьи, объявления, вывески, рекламу, дома, улицы и другие городские пейзажи, то есть не только слова. И не просто сокращаю, а привожу в вид, соответствующий моим понятиям о гармонии и простоте. Искусство адаптации предполагает не только убрать лишнее, но и добавить что-то необходимое в сокращенный вариант. Я не согласен со словарями, это не упрощение, это оптимизация».

В тексте повести, между прочим, есть «адаптированные главы» – где рассказчик (а «Качество жизни» построено как рассказ Анисимова о самом себе) сжато объясняет то, что хотел бы сказать, повинуясь своему дару адаптатора. Имеют место фрагменты, полностью перечеркнутые: такой вот уместный постмодернизм – процесс адаптирования текста и реальности происходит прямо на глазах читателя.

Итак, «Война балбесов» вошла в новую книгу Алексея Слаповского «Мы», но для разговора о «Мы» требуется еще одно небольшой отступление – о новом же романе «Они», выпущенном «Эксмо» в минувшем году (так же как и «Мы»). «Они» – «Мы» стоят друг напротив друга с дубинками и оспаривают право первородства. «Они» – роман, в котором все торгуются и ощущение враждебности реального мира – главное.

«Мы» – книга как будто «ненастоящая», игровая.

«Они» о нас

Обложка книги Алексея Слаповского «Они»

Слаповскому кажется, что роман «Они» имеет детективный сюжет, а он – просто перечень сцен торга. Двенадцатилетний Кирилл из романа «Они» (он же Килька, он же Килил), понимая свою неконвертируемость в жестоком мире отечественного капитализма (а также иллюстрируя идею автора: укравший копейку не подлежит осуждению тех, чья власть построена на воровстве миллионов), побирается на рынке. Однажды судьба ему улыбается по-крупному, и он тащит у рассеянного богатого дяденьки Карчина сумку с документами государственной важности и десятью тысячами долларов. В результате чего Карчин, вполне конвертируемая личность, начинает резко терять в весе (в переносном, конечно, смысле).

В поисках сбежавшего воришки он сталкивается с семьей Килила. Отчим мальчика, писатель Геран, зарабатывает на жизнь мелкой работой на автостоянке и параллельно скорбит о несовершенстве человеческой природы. Ольга, мать Килила и еще двоих детей, суть женщина, то есть существо слабое, к которому ни муж, ни автор претензий не предъявляют. Жизнеспособный Карчин, социально чуждый этой семье, характеризует своих антагонистов так: «Бл…, знаю эту породу: Достоевского читаем, а самим ж… прикрыть нечем!» Конфликт, как видим, налицо.

Однако потерявший в весе Карчин все острее начинает чувствовать, что быть акулой капитализма – хорошо, а вот рыбкой помельче – очень даже скверно. В связи с чем пересматривает свое отношение к действительности и, в частности, к женщинам. Следствием чего является его краткий роман с матерью Килила, и в этом дуэте каждый умело ведет свою торговую партию: Лена, кокетливо, сомневаясь в своей высокой рыночной стоимости: «Давай считать за глупость, может? Стыдно, конечно, но – бывает. А то… Ты сообрази, у меня и сейчас на лице все мои сорок лет, а что через пять лет будет? Ну, телом, кожей Бог не обидел, спасибо. А лицо? Тебе со мной рядом противно будет». Карчин, великодушно набавляя цену: «У тебя красивое лицо. Штучное. Оригинальное. (…) Ну захочешь, сделаем подтяжки какие-нибудь…» Остальное в том же духе, но ясно одно – мир «Они» враждебен и как-то по-бытовому кошмарен.

А вот мир книги «Мы», объединившей ранние «Книгу для тех, кто не любит читать» и «Войну балбесов», – иной. Для писателя это добрый, нормальный мир; более того, он сам себя пытается адаптировать в новом предисловии, написанном уже непосредственно к выходу книги: «…в жизни абсурд стал нормой. Но искусство, по моему мнению (и не только моему), есть средство не отражения, а преображения жизни».

Участь «Участков»

Обложка книги Алексея Слаповского «Участок»

И наконец, полное и окончательное преображение жизни: «Участок» и «Заколдованный участок». Место действия во втором сериале (пока в книге-сценарии) – та же Анисовка, герои не изменились, но на этот раз роль главного отведена психотерапевту Нестерову. В двух словах сюжет таков: Анисовке грозит гибель, потому что с предстоящим строительством железнодорожного моста и трассы республиканского значения она каким-то образом окажется отрезанной от окружающего мира, и с целью подбодрить печальное население Анисовки начальство приглашает психотерапевта. Сюжет вполне годный для мыльной оперы, то есть малоправдоподобный и не требующий от зрителя мало-мальских умственных усилий для сопоставления с реальностью. Но этого и не требуют законы жанра, потому что потребитель ждет именно сказки, точнее, ежевечерней байки, в которой должны быть непременно смех и слезы и добро победить зло.

С этой точки зрения «Заколдованный участок» идеален. Появляется сверхъестественная сила в лице главного героя – и пошла потеха. Психотерапевт, между прочим, ничего и не делает, но с народом на почве самовнушения начинают происходить разные странности. Кто-то бросает пить, кто-то начинает изменять жене – но что бы ни происходило, всё жители Анисовки приписывают специальному умыслу психотерапевта.

Для веселья – неизбежная тема отечественного пьянства. Таковая схема русского менталитета уже достаточно развита и доказала свою и живучесть, и привлекательность. Кажется, ее уже одной достаточно, чтобы сделать популярным любое зрелище или чтиво. Вспомним: в советские времена (и чуть ли не по сей день) народ с замиранием сердца следил, как Мягков изображает частную драму случайно накушавшегося героя в комедии «Ирония судьбы, или С легким паром!», и понимал: если бы герой был рационален, то есть не напился бы, а пошел домой встречать Новый год, то не видать бы ему своей любви.

А уже в «Особенностях национальной охоты» алкоголизм не частный случай, а позиционируется именно как национальная особенность, представлен не «просто так», а именно как существенная категория нашего менталитета, с необходимыми компонентами иронии и самоиронии, но снова – «у пьяных свой бог», который хранит и помогает. В «Заколдованном участке» (как, собственно, и в «Участке») имеет место то же самое: трагикомические ситуации, связанные с выпивкой, просто нанизываются друг на друга и во многом определяют ход действия. Причем нужность и неизбежность алкоголизма для русского человека снова обыграна: одна из героинь, напуганная странным «философским» поведением своего как бы закодированного от пьянства мужа, пытается вернуть его на верный путь алкоголизма. Верен этот путь или нет, Алексей Слаповский оставляет под вопросом, но уже точно: для киносценариста прокатиться на этом коньке – дело верное.

Еще для популярности необходима любовь во всех ее проявлениях – разделенная и нет, с изменами и без оных и так далее, но вечный идеал верности супружескому долгу сомнению не подвергается. Один из героев выгоняет любовницу, когда та пытается покритиковать его жену; одна из героинь, старая учительница на пенсии, готова простить тридцатилетнее отсутствие и все прегрешения своему мужу, лишь бы не воровал… В общем, ссорятся и мирятся, сходятся и расходятся, но все время ясно, что все будет хорошо. И это – главная установка автора: зритель-читатель должен быть заинтригован, но ни в коем случае не расстроен.

На эту тему
• Величайший любовник
• Сволочи кино
• Гламурный национализм
• Русская звезда корейского экрана
• Рукописи не горят. Но экранизируются
• Не надо обезьянничать!

Все свои муки сценарист доверил своему главному герою, психотерапевту Нестерову. Рефлектирующий интеллигент, не очень удачливый в карьере, не очень уверенный в себе, ищет точку опоры и, надо сказать, находит и даже излагает ее публично на последнем своем психотерапевтическом сеансе в Анисовке. Примерно так: хочешь помочь себе – помоги ближнему. Суть же в том, что народный как бы кумир (вспомним «Первое второе пришествие») возвращается: герой оказывается ведомым (обстоятельствами, настроением, пресловутой непредсказуемостью народа – список бесконечен), тогда как чувствует желание быть ведущим. Не будь этой мелочи (мук этого героя), можно было бы заняться литературной селекцией и сказать, что «искренний художник» Алексея Слаповского нашел себя. Но каждый волен читать как ему вздумается, и я этого не скажу.

А скажу в завершение об очень простом. Александр Исаевич Солженицын чувствовал себя призванным народным писателем, и, слава богу, получилось, его неизбежно будут изучать как классика литературы минувшего века. Алексей Слаповский чувствует себя призванным другим читателем-зрителем. История же его мук в процессах раздвоения и поисках общего знаменателя для двух полюсов культуры показательна, и более драматической фигуры, чем Алексей Слаповский, я назвать не могу.