Дмитрий Дробницкий: Исторический «кухонный спор» об образе будущего

58 лет назад, 24 июля 1959 года, в одном из павильонов Американской национальной выставки, открытой в Сокольниках, произошел принципиальный спор между советским лидером Никитой Хрущевым и Ричардом Никсоном, занимавшим тогда пост вице-президента США.

Установка «джинсов нет, зато есть космос» перестала работать

Этот спор в прессе сразу назвали «кухонными дебатами», поскольку наиболее интересный, эмоциональный и открытый обмен мнениями, заснятый десятками советских и американских телекамер, проходил на кухне макета загородного дома.

Разумеется, дом был оснащен всем самым новейшим бытовым оборудованием того времени – цветным телевизором, мини-лифтом, плитой с вытяжкой, автоматической дверью гаража, стиральной и посудомоечной машинами и т. д.

По утверждению организаторов выставки и самого Никсона, такой дом «с наворотами» могла себе позволить практически любая американская семья.

Это соответствовало действительности лишь отчасти – граждане США среднего достатка в то время лишь приближались к тому, чтобы иметь возможность приобрести дом и высокотехнологичную технику. Но личный автомобиль именно к концу 1950-х стал обычным явлением в Соединенных Штатах, что само по себе говорит об уровне жизни в стране.

Советские люди все еще жили очень бедно. Массовое строительство хрущевок только-только началось – к 1958 году в Черемушках было построено шестнадцать экспериментальных 4-подъездных домов. Телевизоры были редкостью. Цветные – тем более.

Спор между советским лидером Никитой Хрущевым и Ричардом Никсоном (фото: AP/ТАСС)

Первый по-настоящему серийный цветной телеприемник появился лишь в 1967 году, и даже тогда позволить его себе могли, мягко говоря, немногие.

Никита Сергеевич отреагировал на блистательное разнообразие буржуазной техники двояко.

Когда Никсон указал советскому лидеру на посудомоечную машину, Хрущев отмахнулся: «У нас есть такие». Он несильно погрешил против истины, но об этом чуть позже.

Когда же американский вице-президент стал демонстрировать другие бытовые приборы, генсек произнес фразу, которую потом долго повторяли на Западе: «А у вас нет такой машины, которая бы клала в рот еду и ее проталкивала?».

Затем Хрущев заявил, что советская промышленность занята производством не предметов роскоши, а «действительно важных вещей».

Но уже через пару минут сделал разворот на 180 градусов и пообещал, что через семь лет у граждан СССР будет «все это и даже больше», что Советский Союз догонит Америку и двинется дальше, сказав США: «До свидания!».

Это, пожалуй, был один из первых случаев, когда публично прозвучало пресловутое «догнать и перегнать».

Эта двойственность в отношении «действительно важных вещей» прослеживалась всю последующую историю СССР. Нас учили, что вещи – это не главное, но на каждом партийном съезде говорили о «всё более полном удовлетворении растущих потребностей советских людей».

Партия и правительство утверждали: «Советское – значит отличное», но ввозили в страну множество заграничных вещей, причем некоторые из них были явно лишними (или излишне роскошными по советским меркам), например, французские коньяки и итальянские вермуты.

При этом от советской промышленности требовали, чтобы те бытовые приборы, которые Хрущев назвал в июле 1959-го «роскошью», производились во все больших количествах и не уступали – скажем так, не сильно уступали – зарубежным образцам.

Никита Сергеевич не фантазировал – в СССР имелись бытовые посудомоечные машины. Разумеется, подавляющее большинство населения их никогда не видело. Но они были. Да, не такие удобные и не такие совершенные, но были.

В 1959 году (какое совпадение!) была издана книга «Краткая энциклопедия домашнего хозяйства», где описывались отечественные посудомоечные машины. На иллюстрации, правда, красовался «гибридный» агрегат производства Харьковского электромеханического завода – вертикальная стиральная машина со специальным судком для посуды, – но производились и специализированные «посудомойки».

А в начале 1960-х началось мелкосерийное производство машины «Страуме». По своей конструкции она почти полностью совпадала с теми, что были представлены на американской выставке в Сокольниках.

#{smallinfographicright=752202}В 1955 году на саммите в Женеве, где СССР и США договорились обменяться промышленно-товарными выставками, было достигнуто также соглашение о распространении журналов «Америка» в Советском Союзе и «СССР» – в Соединенных Штатах.

С 1965 года наш журнал назывался «Советская жизнь», что подчеркивало основную цель издания – пропагандировать так называемый советский образ жизни. И что же?

Всякий, кто тогда держал в руках это глянцевое, необычно качественно отпечатанное издание, видел на страницах журнала какую-то другую жизнь. С материальной точки зрения эта другая жизнь была почти пределом мечтаний.

Но важно другое. Советский печатный орган изо всех сил убеждал американского читателя в том... что граждане СССР живут во вполне буржуазном обществе. С небольшими вариациями, с важными дополнениями – к которым относилось как бесплатное образование, так и руководящая роль мудрой Коммунистической партии и лично Леонида Ильича, – но буржуазном!

Хрущев говорил Никсону прямо противоречащие друг другу вещи не потому, что растерялся или был глуп. Советская идеология ни тогда, ни позже так и не смогла нарисовать то, что сегодня называют образом будущего. Эта идеология одновременно и отвергала мещанство, и порождала его.

Гражданам СССР было совершенно непонятно, куда их ведут – в мир изобилия (а что такое еще коммунизм в плане потребления?), где у всех будут «Жигули», цветные телики, квартиры, а полки магазинов будут ломиться от продовольственных и промышленных товаров, или в «мир суровых свершений», где все будут одеты неброско, питаться в столовых, жить в лучшем случае в коммуналках, но зато на Марсе будут цвести советские яблони...

Впрочем, с «марсианскими яблонями» тоже вышел прокол. В 1959 году Никсон без возражений отдавал пальму первенства в освоении космического пространства СССР. А вот с 1965 года (после легендарного полета «Восхода-2» и старта программы «Джемини») Советский Союз стал отставать в космической гонке. И это стало еще одной идеологической проблемой.

Установка «джинсов нет, зато есть космос» перестала работать.

Заокеанские пропагандисты это очень хорошо понимали и поэтому всеми доступными способами пытались донести до советских людей успехи американской космической программы.

Одним из моих самых ярких воспоминаний детства является то, как несколько семей собрались вместе на одной даче, чтобы послушать по «Голосу Америки*» очередную передачу об исследованиях Марса аппаратом «Викинг». И слушали не потому, что это был «голос», а потому что – Марс.

А еще я очень хорошо помню, каким мрачным ходил отец моего друга, работавший в Институте космических исследований, когда до СССР дошли (тоже не без помощи журнала «Америка») цветные снимки Юпитера и колец Сатурна, переданные зондом «Пионер».

Многие считают, что советская научно-техническая интеллигенция была главным оплотом СССР и в результате его распада потеряла больше других социальных страт. Но что-то в ней сломалось тогда, в 1970-х, после лунного поражения, после марсианских неудач и прорыва американцев к внешним планетам – ситуация «ни джинсов, ни космоса» совсем сбивала с толку.

Нет, никто – за редким исключением – не собирался продавать Родину за джинсы. И любить свою страну никто не перестал только лишь потому, что с космосом дела пошли не так хорошо, как хотелось бы. Но идеологически власть проиграла.

Когда выяснилось, что не видать нам ни «всё более полного удовлетворения», ни советского Марса, – вот тогда и закончилось советское завтра, советский образ будущего, а стало быть, начал умирать и сам советский строй.

Американцы были более последовательны и оказались чуть-чуть удачливее.

И для Ричарда Никсона, ставшего через восемь лет после «кухонных дебатов» одним из самых успешных американских президентов, и для Дональда Трампа нет никакой разницы между совершенной посудомоечной машиной и освоением космоса – и то и другое достигается благодаря «уникальной американской изобретательности», «исключительной американской предприимчивости», а также той свободе, которую они, по их убеждению, не просто заслужили, а завоевали.

Многие из нас с изрядным скепсисом относятся к рассуждениям граждан заокеанской сверхдержавы о «граде на холме», но большинство американцев верят в этот символ. И в Бога верят тоже.

Это только кажется, что нет ничего более богомерзкого, чем так называемый американский образ жизни, но это потому, что до нас в основном доходит голос их либералов, которые проиграли Никсону. И которые проиграли Трампу. Без религиозных американцев Большой Дональд ни за что не победил бы Хиллари.

И в этом смысле у них солдат, астронавт, фермер, бизнесмен, ученый, программист и рабочий – как это ни парадоксально прозвучит для нас – делают общее дело, каждый по-своему.

Каков их образ будущего? Американцы по-прежнему главные в мире, исключительные и свободные. Американцы – на Марсе, американцы – на Проксиме Центавра, американцы – в Оклахоме на ферме, и посему «Боже, благослови Америку!».

И когда сегодня кампусные левые либералы возмущаются «невозможным» президентом Трампом, они чертовски неправы.

Каким бы неполиткорректным, неаккуратным и непредсказуемым ни был Дональд, как бы ни были противны интеллигентам его избиратели, именно Трамп и граждане, отдавшие ему свои голоса, спасли «Америку на Проксиме Центавра» и тем самым спасли саму американскую интеллигенцию. Может быть, не в нынешнем ее составе, но как особую социальную страту – точно.

Ричард Никсон, расписывавший Хрущеву в 1959 году прелести американской бытовой техники, имеет к американскому успеху – идеологическому, космическому и международному – самое непосредственное отношение.

Почему-то считается, что позвал американцев в космос Джон Кеннеди, который выиграл президентские выборы у Никсона в ноябре 1960 года. Все помнят слова Кеннеди о задаче «до конца десятилетия послать американца на Луну и вернуть его обратно». Как будто «задачи» президентов США всегда решаются!

Космическая гонка началась при Эйзенхауэре (чьим вице был Никсон). Первый американский спутник был запущен при нем, причем вдогонку СССР бросились лишь потому, что тогдашняя администрация осознала важность освоения космоса. Первый американский пилотируемый корабль «Меркурий» был заказан конструктору Максу Хагету при непосредственном участии Никсона. Проект корабля начали разрабатывать в январе 1959 года.

Став президентом в 1968-м, Никсон благословил продолжение программы «Аполлон». И он же вовремя свернул программу в 1973-м, когда она превратилась в рутину.

Администрация Эйзенхауэра заказала проект американской орбитальной станции в 1950-х. А в президентство Никсона был реализован проект «Скайлэб», весьма эффективно «слепленный» из остатков лунной программы – корпусом станции стала верхняя ступень ракеты «Сатурн». И на то время это был самый продвинутый вариант орбитального дома.

Следует также отметить, что Никсон «изобрел» американское «молчаливое большинство» – ту самую консервативную электоральную базу, благодаря которой спустя десятилетия выиграл президентские выборы Дональд Трамп.

Лозунг «Молчаливое большинство за Трампа» в 2016 году был не менее популярен в ходе его предвыборной кампании, чем знаменитое «Сделаем Америку снова великой!».

Говоря о «кухонных дебатах», было бы несправедливым не упомянуть еще о двух темах, имеющих непосредственное отношение к сегодняшнему дню и к будущему.

«Зацепившись языками» с Хрущевым, Ричард Никсон довольно уверенно повел разговор о том, что две нации, добившиеся выдающихся успехов в разных областях (СССР – в космосе, США – в электронике), могли бы «наладить конструктивный и свободный обмен мнениями».

На слова генсека о том, что Советский Союз скоро догонит и перегонит Америку, американский лидер спокойно и даже с некоторым энтузиазмом ответил: «Хорошо! По крайней мере, это технологическое соревнование, а не военное».

То есть Никсон уже говорил о разрядке, которая наступит лишь спустя 12 лет... Никита Сергеевич поначалу тоже говорил о «мире во всем мире» и «дружбе народов», лишь слегка попеняв администрации Эйзенхауэра за закон об утверждении «недели порабощенных народов». Но затем он вдруг вышел из себя заговорил о ядерно-ракетной гонке: «Ваши генералы там говорят, что могут соревноваться с нами в ракетах... А мы сильнее и можем побить вас!».

Джон Кеннеди, выигравший выборы у Никсона через полтора года, из этой дискуссии вывел для себя не только формулу победы над своим соперником в теледебатах (в 1960 году они состоялись в США впервые), но и глубокое убеждение в том, что СССР, уверенный в своей мощи и нерушимости союза с КНР, будет и дальше распространять коммунизм по всему миру.

А Никита Сергеевич, подискутировав с Ричардом, решил – по крайней мере, так он писал в своих мемуарах, – что перед ним «опасный и хитрый капиталист» и что необходимо «сделать все возможное», чтобы тот не стал следующим президентом США. Любопытно, что Никсон также отмечает этот факт в своих воспоминаниях.

Что это, признание вмешательства Москвы в американские выборы? Или Хрущев, мягко говоря, преувеличил свои возможности? А когда о желаниях генсека узнали в США? И как к ним отнеслись?

Между прочим, тут не все так просто. Дело в том, что в 1983 году сенатор Эдвард Кеннеди через цепочку посредников переслал главе КГБ Виктору Чебрикову письмо, в котором осуждал «агрессивную политику Рейгана» и предлагал СССР поспособствовать избранию кандидата от Демократической партии на выборах-1984.

В Москве реагировать на предложение о «сговоре» было попросту некому. Генсек был смертельно болен, а экономика СССР, которую Ю. В. Андропов пытался привести в чувство, уже начала агонизировать...

Так или иначе, но письмо «Тедди» нашлось в архивах КГБ в 1993-м. Кто знает, быть может, клан Кеннеди уже в 1960-м имел выходы на партийное руководство и аппарат всесильной советской спецслужбы?

И это тоже фрагмент картины будущего.

По сути дела, в чем состоит весь сегодняшний сыр-бор в Вашингтоне? В том, что кто угодно может влиять на выборы в США – ЕС, страны Латинской Америки, Израиль, Саудовская Аравия и т. д., – но только не Россия. Всем можно, России нельзя.

Покопавшись в истории, мы выясняем, что, судя по всему, уже Никсон понимал, что влияние Москвы на политические процессы в Америке невозможно полностью исключить. Независимо от того, хочет Москва вмешиваться или нет.

И тут мы уже видим сбой в идеологической парадигме американских либералов. С одной стороны, они твердят о «взаимозависимом глобальном мире», с другой – пытаются вычеркнуть из этой взаимозависимости одну страну по своему собственному выбору.

Та же проблема у них и как минимум с половиной граждан США. С одной стороны, они говорят о равенстве и инклюзивности, с другой – отказывают в праве принимать решение тем избирателям, которые «голосуют неправильно».

Получается почти советское противоречие в месседжах, особенно хорошо просматривающееся на примере глобализации, без которой, как считалось еще совсем недавно, никакого будущего нет.

С одной стороны, глобализация принесет благо всем без исключения, с другой – целые поколения и социальные страты (а то и страны целиком) должны принести себя в жертву ради торжества глобального общества завтрашнего дня.

В общем, «проблема с образом будущего» – это всемирная проблема. То, что казалось самоочевидным 10, 20 или 60 лет назад, сегодня выглядит в лучшем случае сомнительным. То, что еще вчера казалось маргинальной точкой зрения, сегодня – почти мейнстрим.

Россия по большому счету испытывает те же самые проблемы, что и Запад. Со своей спецификой, но те же самые. Поэтому мы можем и должны учиться на чужих примерах и ошибках, вот только не надо делать вид, что вопрос о «столбовой дороге» человечества во второй половине 2010-х решен хотя бы в целом.

Это большое и опасное заблуждение.

* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента