Егор Холмогоров: Поужинаем с видом на Тульский Кремль

Отличная идея для политического стартапа в России – просто попробовать сделать так, как предлагают неглупые люди. Не так, как это происходит у нас обычно, когда с русскими начинают долго и мучительно торговаться, в то время как любая блажь, приходившая в голову коммунистам и либералам, исполнялась мгновенно.

Сейчас в центре не Срединная Россия, а одинокий гнусный кровосос-урбаноид Москва. Черная дыра

Без всяких: как бы чего не вышло. Без всяких: а что же будет говорить английская княгиня Марья Алексевна. Без всяких: страна развалится, мухи сдохнут.

К примеру, неглупые люди, старопатриоты, как их называли, все 90-е агитировали за Севастополь. И вот Севастополь вернули. Кто-то, конечно, страдает в «страшной экономической изоляции», но большинству страны явно неплохо. А ведь это обсуждалось патриотами все 90-е, значительную часть нулевых, и 2013-й был чуть ли не первым годом, когда все повесили нос и потеряли надежду. И, однако, сбылось.

Теперь давайте вспомним, что там предлагали еще эти мощные старики? Может быть, в их архивах и записных книжках были еще какие-то дурацкие идеи, которые вызывали у окружающей либеральной публики бешенство? Может, и там было здравое зерно.

Я вот одну такую идею помню: поднять Русское Нечерноземье. В конце 1950-х годов советская власть решила уничтожить русских под корень. Не физически, коллективизациями и лагерями, как до того, а по-научному, рационально – как этнос. Этнос – это система наследуемых культурных адаптаций к определенной экологической нише, то есть система хозяйства, питания, расселения. Все, что мы подразумеваем под культурой этноса – это психологическая отработка и символическое оформление этих адаптаций.

Одним из китов, на которых держался русский этнос как феномен, являлось расселение небольших населенных пунктов, иногда вообще однодворных деревень. Именно за счет такой редкоячеистой модели расселения русские и заняли такую огромную территорию.

Советская власть решила уничтожить эту модель расселения, исходя из якобы чисто хозяйственных соображений – низкая культура быта, невозможность эффективно доставить свет и газ, тяжело содержать сельские школы... И вообще – деревни «неперспективные».

И русская система расселения начала изводиться. 80% населенных пунктов в РСФСР и почти исключительно в ней, в «Нечерноземной» зоне, признаны были неперспективными и подлежали медленному уничтожению – в них прекращалось капитальное строительство, не строились дороги, отменялись автобусы, закрывались школы и фельдшерские пункты.

Население «сселялось» в «перспективные» совхозные поселки с двухэтажными панельными домами, невыносимыми, грязными, холодными, быстро разрушающимися, исключающими наличие таких базовых элементов этнической культуры, как большая русская печь.

Результатом этой политики стала смерть русских как традиционной этнической системы. Фактически – этноцид. С нескольких сотен тысяч число русских сел на Северо-Западе России сократилось до двух десятков тысяч. При этом ни новые поселки – фактически панельные концлагеря для русских крестьян, ни малые русские города никакого прибытка рабочей силы не получили. Большинство сселенных если не спились, то отправились (и до сих пор отправляются) в мегаполисы, прежде всего в чудовищно раздутую Москву.

фото: А.Г. Венецианов «На пашне. Весна», 1820 г.

Убийство русской системы расселения в Нечерноземье было лишь заключительным этапом исчезновения русского Центра, той первоначальной России, откуда русские стрельцы, казаки, крестьяне, беглые и воеводы распространили нашу страну на Север до Новой Земли, на Юг до Севастополя, Новочеркасска и Грозного, а порой до Кушки и Эривани, и на Восток в Сибирь, на Камчатку и Приамурье.

Разумеется, такое русское распространение возможно было только при наличии сильного Центра, где воспроизводит само себя и отправляет в дальний переселенческий путь ядро русского этноса. Однако постепенно русский центр оказался утрачен.

Советская власть целенаправленно проводила политику развития окраин за счет центра. Хорошо еще, если это были русские окраины в Сибири, где размещались новые индустриальные гиганты.

Для чего развивать окраины? Для того чтобы они не отставали от центра. Как можно развивать окраины, если центр уже отстает от окраин? Может ли центр, который ослаблен, ограблен и находится в демографическом коллапсе, удержать вокруг себя окраины – даже сильные русские промышленные и сырьевые регионы, не говоря уж о «многонациональных? Разумеется, это невозможно. Слабый центр – слабый демографически, экономически, культурно, символически – это угроза распада страны.

От государств с притягательным развитым центром с высоким качеством жизни никто не отделяется. Напротив, все стремятся в этот центр. Но сейчас в центре не Срединная Россия, а одинокий гнусный кровосос-урбаноид Москва. Черная дыра.

Вокруг этой дыры, стоит немного отъехать в Тверскую, Владимирскую, даже Смоленскую область – выжженная пустыня. Даже более южные области – Калужская, Тульская и Рязанская – если на что и надеются, так не на себя, а на «иностранных инвесторов» (которые, кстати, явно по политическим соображениям уничтожают сегодня недавно возникший калужский автомобильный технопарк).

Между тем, если в центре России будет Россия – то есть большое хорошо устроенное пространство, имеющее внятный исторический облик и ритм, то все окраины будут естественно к нему тяготеть, обеспечивая себе участие в его жизни.

На эту тему
• Путин обсудит с президиумом Госсовета повышение экономической устойчивости регионов
• Утвержден состав комиссии по развитию Арктики
• Медведев утвердил стратегию развития села до 2030 года
• Бесплатным гектаром на Дальнем Востоке сыт не будешь

Напротив, от истощенного центра насосавшиеся окраины будут отваливаться, как жирные склизкие пиявки, приговаривая: теперь мы сами с усами. Тем более что никакого исторического смыслового излучения этот центр давать не будет.

В связи с этим у меня простой риторический вопрос: а может, нам и вправду начать с того, чтобы взять и поднять Нечерноземье? Действительно обустроить в центре России землю так, как она заслуживала бы и должна была бы быть обустроена, если бы не постоянно обрушивающие русские циклы накопления войны и смуты.

Наше Нечерноземье, конечно, не на широте Франции, но на широте Англии, Голландии, Южной Швеции, Дании, Эстонии. Дуракам, которые начнут, как заклинание, скандировать слово «Гольфстрим», я советую пожить немного рядом с этим Гольфстримом в непрерывной сырости, а потом благословить русский континентальный климат, который отличает нашу жизнь скорее в лучшую, чем в худшую сторону.

Давайте очертим неправильный шестиугольник: Вологда – Псков – Смоленск – Орел – Тамбов – Нижний Новгород. И восстановим там историческую Россию. Русский Центр.

Начинаем вбухивать туда средства. Да. Повторяю по буквам: «Вбухивать туда средства». Первое время кажется, что миллиарды и миллиарды идут в никуда, что это заброс денег в бесконечное болото. Первые миллиардов сто кажутся канувшими в небытие. И вдруг выясняется, что начинают из болота всплывать контуры неплохой приятной для жизни территории, на которой не хочется удавиться.

Строим фантастические и сперва незаполненные дороги. Развиваем локальное и магистральное железнодорожное сообщение вместо отмены электричек. Оснащаем хорошие больницы в каждом райцентре. Проводим свет и газ всюду, где их нет. Развиваем, к примеру, костромские сыры, тамбовские окорока и тульские яблоки до уровня мировых брендов. Создаем несколько охранных водоемов и запускаем туда осетра.

Приглашаем ландшафтных архитекторов и делаем конфетку из сотни старинных русских городов, восстанавливаем все замки (они же государевы крепости), монастыри, поместья и дома с красивыми наличниками. Убираем весь уродливый совкоструктивизм. Разбавляем несколькими индустриальными парками по сборке хайтека (чтобы минимально вредило экологии).

Создаем сеть университетских городов не больше ста тысяч населения, систему русских Оксфордов и Кембриджей в Обнинске, Коломне и т.д.

После какого-то количества кажущихся бессмысленными усилий и чувства отчаяния вдруг выясняется, что у русских есть своя интересная страна с богатым прошлым и вполне приятным настоящим и небезнадежным будущим.

Первоначальная Россия, находящаяся в одном историческом времени со старыми европейскими странами, у которой есть свой Иль-де-Франс, своя Долина Темзы, свой Рейнланд, своя Новая Англия. То есть хорошо устроенные пространства, в которых сконцентрировано прошедшее время.

Создание такого приспособленного для жизни пространства вызвало бы отток из московского гигаполиса и распределение здешнего муравейника хотя бы по пространству нескольких областей, что в свою очередь подняло бы и уровень их жизни, и потянуло бы за собой их соседей, потом соседей соседей. В новом урбанистической контексте постепенно уничтоженная русская модель расселения начала бы восстанавливаться. Мы перестали бы жить невыносимо кучно.

На Западе сейчас чрезвычайно популярна концепция «урбанистических деревень» – поселков городского типа внутри мегаполиса. Эта мода приходит на смену былым западным «пригородам». На мой взгляд, ни то, ни другое для России не подходит.

Нам нужна не деревня внутри города, а обширная агломерация из деревень, хуторов, небольших исторических городов как центров культурной жизни, которая соединяла бы базовые преимущества городских коммуникаций со свободной и не кучной жизнью на природе, в лесу, можно и в глуши.

Все, что для этого необходимо, – это снабдить такую рурбанистическую (от латинских слов rus – деревня и urbs – город) агломерацию очень хорошей дорожной сетью и продуманной системой скоростного транспорта, а также приемлемым уровнем информационных коммуникаций.

Даже при нынешнем архаичном уровне наших коммуникаций, в мире электричек и перегруженных фурами шоссе, я вполне могу себе позволить жить в ста километрах от Москвы, в малом наукограде с видом на лес и не выпадать совсем уж из московских дел.

Вообразить себе эту картину, помноженную на действительно современный уровень транспортных и информационных коммуникаций, и я вполне смогу себе представить не «изолированную» жизнь и в 300–400 километрах от столицы, тем более что она потеряет свое абсолютное значение. Ничего я так не хотел бы услышать, как фразу, брошенную обитателем калужских лесов обитателю рязанской приокской поймы под Рязанью: «Поужинаем с видом на Тульский Кремль?»

Если нам удастся достичь такой степени интенсивности жизни в Русском Центре, значит, в целом огромная Россия будет спаяна не хуже, чем те же США, спору нет, победа над огромностью невероятно трудного пространства – это важнейшая составляющая русской идеи.

Здесь непременно раздается кликушеский визг: «А всю остальную Россию вы бросите! Ограбите! Тогда все от вас отделятся!» – и прочее такой же степени глупости и неискренности. Начнем с того, что на сегодняшний момент никакая точка в России, за исключением двух–трех, о которых умолчим, вниманием не избалована. Так что никто не пострадает, за вычетом прежде всего продолжения раздувания Москвы и проектов по глобалистскому демонстративному потреблению.

Пока же центр априори рассматривается как благополучный, а потому все выравнивающие инвестиции в окраины пропадают в никуда. Если нет локомотива, вагоны никуда не поедут.

И напротив, никто не станет отделяться от развитого и красивого центра. Напротив, к нему будут тянуться и за ним будут тянуться.

Опасения, что в него «все уедут», тоже бессмысленны. Все уезжают в нынешнюю, чудовищную и предтрущобную Москву. Напротив, сильный Русский Центр запустил бы демографические процессы, которые выталкивали бы часть избыточного населения в другие регионы.

Создав нормальный Русский Центр, мы получим нормальное европейское пространство, в котором не стыдно жить и которое раз и навсегда покончит с темой «а вот у них, в Англии». Ну ничем у нас не хуже было бы, чем у них в Англии, если бы наши накопления не сгорали бы в непрестанных потрясениях.

Зажив как нормальный Центр, русское Нечерноземье потянет за собой и остальную страну, которая за ним пойдет, развивая свои богатые ресурсы. В общем, проект «Нечерноземье» позволил бы нам запустить Россию после того системного матричного сбоя, который образовался за ХХ век, когда центральный регион стал периферией периферий, страна утратила свой естественный исторический центр, получив взамен только расползание по швам.