Максим Кононенко: В поисках сюжета для новой песни...

Вот, например, когда я в 2003 году покупал себе земельный участок на Киевском шоссе, я меньше всего думал о том, зачем в аэропорту Внуково существует ВПП-2, которой никто не пользуется. Теперь знаю – она была в резерве до того момента, как построят новый терминал. Новый терминал построили – и полоса заработала. Она начинается в паре километров от моего участка, а ее створ проходит как раз над ним, и у меня теперь есть множество поводов поразмышлять, лежа на траве и глядя на взлетающие (или садящиеся – в зависимости от направления ветра) самолеты. Двадцать взлет/посадок в час – есть над чем подумать!

Смерть была проигнорирована советской прессой, а власти постарались скомкать похороны и всячески мешали церемонии прощания

Я, например, понял, почему в Европу не пускают русские самолеты. Потому что взлетает какой-нибудь лайт-олигарх – и под звук двигателей его самолетика можно говорить даже вполголоса. Взлетает, скажем, самолет президента – так его «Роллс-ройсы» вообще беззвучно работают. «Боинги» и «Эйрбасы» – не громче бытового пылесоса. А взлетает самый надежный в мире чартерный Ил-86 с бюджетными курортниками на борту – вполне себе можно зарегистрировать легкое землетрясение. Звук же при этом такой, что его даже звуком язык назвать не поворачивается – это уже не звук, это какое-то другое качество звуковых колебаний. В такие моменты особенно ясно ощущаешь необходимость немедленной модернизации. А потом снова взлетает «Бомбардье» с Боженой какой-нибудь Рынской – и под его нежный шелест ощущение необходимости модернизации немедленно исчезает. Кажется, что модернизация уже давно и успешно свершилась. И так до следующего русского самолета. Согласитесь, вполне себе пища для обобщений.

И вот полежал я в понедельник под самолетами, посозерцал их, да и думаю – надо бы написать колонку для ВЗГЛЯДа. Но вот про что?

Осьминоги, Анна Чапман, Ерофеев с Самодуровым и Микки-Маусы – про это про все уже понаписано. В новостях ничего интересного нет. Разве что история про фаната «Спартака», который тихо-мирно шел с девушкой по Чистопрудному бульвару, как вдруг откуда ни возьмись налетели чеченцы и зарезали его прямо без предупреждения. Ну, то есть если бы это был немощный хипстер или студент академии имени Сурикова, то тогда да, можно было бы и поразмышлять над ситуацией. Но вот футбольный фанат, зарезанный как овечка, – это, конечно, не повод для размышлений. За такие размышления можно получить бейсбольной битой по голове уже от самих футбольных фанатов. Так что, извините, не будем.

«Боинги» и «Эйрбасы» не громче бытового пылесоса (фото: Михаил Стецовский/ВЗГЛЯД)

Ну, у несчастных людей вроде меня, вынужденных придумывать по семь тем каждую неделю, есть всякие годами сформированные системы шпаргалок, подсказок и календарей. Звонок другу, в конце концов, есть (ну, то есть пост в Твиттер с вопросом – про что написать-то?) Лезу в шпаргалки. Вот, например, 30 лет со дня смерти Высоцкого. Все будут писать об этом через неделю, а я напишу прямо сейчас. Самый первый. Вот только что написать-то? Про смерть Высоцкого все уже написано тысячу раз. Иду перечитывать. Пил беспробудно. Кололся. Кололся для того, чтобы не пить. Пил для того, чтобы не колоться. Пил и кололся для того, чтобы играть. Играл для того, чтобы не пить и не колоться. В общем – дикая, очень энергозатратная и нервная жизнь настоящей звезды, причем звезды не дутой, а самодостаточной. Друзья, женщины, поклонники, дорогие игрушки, большие и не очень-то нужные деньги, а ты в центре этого чувствуешь себя таким одиноким, таким непонятым, таким никому не нужным. Перечитываю и понимаю – что-то мне все это напоминает.

И вот описание смерти. В Москве – Олимпийские игры. Аптеки и больницы под строгим контролем (как, впрочем, и всё остальное). Высоцкий не может достать морфина гидрохлорида, отчего уходит с Иваном Бортником в глубокий запой. При этом организм Высоцкого уже, в общем-то, мертв – годом раньше он перенес клиническую смерть, а весной 80-го врачи отводили ему максимум два месяца жизни. И, несмотря на все эти предупреждения, он пьет водку бутылками. Но ведь не просто так пьет! Он пьет под контролем своего лечащего врача Анатолия Федотова! Вот читаю – а в голове словно бы что-то проясняется. Какая-то картина очень знакомая.

Высоцкий требует от Федотова препаратов. Федотов накачивает его седативными средствами сурового действия. Ну, чтобы просто лежал и не мог ничего делать. Быть может, хотя бы это выведет его из запоя.

В последнюю ночь тоже – укол сильнодействующего снотворного. Высоцкий уснул. Уснул и Федотов. Проспал два с половиной часа. А когда проснулся – Высоцкий был уже мертв. Это было утром 25 июля 1980 года.

Ну конечно же!

Утром 25 июня 2009 года кардиолог Конрад Мюррей сделал своему больному по его просьбе укол сильнодействующего препарата, потом вышел на время, а когда вернулся – его пациент тоже был мертв. Пациента звали Майкл Джексон. И он тоже просил своего личного врача колоть ему пропофол не для кайфу. Когда для кайфу – тогда это не делают под наблюдением лечащего врача.

Причиной смерти Майкла Джексона официально названо «неумышленное убийство». Участковый милиционер с Малой Грузинской, где умер Высоцкий, тоже собрал документы для возбуждения уголовного дела по статье «Неумышленное убийство». Правда, дело не возбудили, документы списали в архив и уничтожили.

Но все же: умерли они одинаково. И в обоих случаях картину смерти мы знаем только со слов лечащего врача.

Но смотрите: Высоцкий был на пике своей карьеры, у него постоянные концерты (правда, не на стадионах, а в городских домах культуры и институтских актовых залах) и тот самый «Гамлет» в театре. При этом его смерть была проигнорирована советской прессой, а власти постарались скомкать похороны и всячески мешали церемонии прощания.

Джексон же давно уже ушел на покой и репетировал огромную серию концертов, которые должны были вернуть ему статус главной поп-звезды мира хотя бы на месяц. Но все же он был сбитым летчиком. Тем не менее его смерть стала главным медиасобытием современности, событием, которое превзошло по длительности и масштабам освещения даже цунами в юго-восточной Азии.

«Ну и? – спросите вы. – Какой же из всего этого вывод?»

А никакого. Просто нынешнее прекрасное и тягучее лето побуждает к разного рода созерцательным наблюдениям с последующими обобщениями.

И, кстати, в июле 1980-го стояла такая же чудовищная жара.