Никого уже давно не удивляет, что на Западе нас всех называют русскими. И татар, и мордву, и чеченцев, и якутов, и казаков, и поморов. Для них мы все русские. Украинцы, кстати, тоже. Их выделять особо начали только когда это стало политически необходимо, и то постоянно путают – являются ли украинцами Зеленский и Арахамия, и почему Матвиенко и Бондарчук – русские?
До смешного доходит – в одном из фильмов про престарелого Рокки Бальбоа он устраивает бой века, отыскав в задрипанном Киеве (я не виноват, это Сталлоне так показал столицу Украины) сына Ивана Драго. Только вот сам бой ученика Рокки с потомком Драго проходит – фанфары – в роскошной и блистающей огнями Москве. То есть даже Сталлоне с трудом понимает, где различие и есть ли оно вообще.
И в этом смешении тьмы российских народов и даже многих постсоветских в одно слово «русские» есть очень серьезная причина. Дело в том, что русские в этом понимании достаточно нетипичное для планеты явление. Давайте договоримся, что в дальнейшем при слове «русские» мы будем иметь в виду именно это широкое толкование, а не чисто этнический признак, иначе придется каждый раз специально оговариваться.
Русский принцип построения общества и государства отличает способность к синтезу традиций, к относительно мирному встраиванию иных ценностей и «ассимилированию» их в своем обществе. Это, вообще, уникальная способность русских.
Вспомним «плавильный котел» Америки – там десятки и даже сотни разных традиций разбиваются в «мелкие дребезги» и из них уже выплавляется особая американская нация, главенствующей идеей которой является «Великая американская мечта». То есть – индивидуальный успех. Икона Америки – это люди, которые поднялись с самого дна и стали богатыми. То, что на одного разбогатевшего приходится тысяча тех, кто успешен за счет папы-дедушки-прадедушки, никого не волнует. Главное – личное достижение. Ты богат – значит, ты победитель, настоящий американец. И эта идея пронизывает все американское общество, невзирая ни на какие национальности. «Если ты такой умный, то где твои деньги?».
Но при этом «плавильный котел» имеет очень интересную особенность. Он «плавит» только в одном – стремлении к богатству. В остальном нации там не особо перемешиваются. Китайцы, евреи, русские, индусы – они все в США сохраняют национальный колорит, живут обособленно и своими традициями. Маленькая Италия, Чайна-таун, Маленькая Одесса, мексиканские кварталы, Гарлем и Квинс, ирландская «Адская кухня» никуда не делись до сих пор. Хотя стремление к мультикультурализму и дает свои плоды в виде смешанных браков, но до сих пор это скорее исключение, чем правило.
У нас же получилось по-другому. Десятки наций и народностей России и СССР взаимно переплетались и дополняли друг друга, обогащая соседей своими уникальными знаниями и традициями.
Казалось бы, говорить о мирном синтезе после кровавой сечи революции и Гражданской войны несколько нелепо. Но давайте посмотрим на то, как пришедшее на Русь православие изменилось под влиянием местных условий. Оно ведь тут стало совсем не тем, чем было в Византии. У нас Масленица органично перетекает в Великий Пост, а поминальные сто грамм, накрытые коркой черного хлеба на могиле, стоят под крестом, как бы священники ни пытались изжить эту языческую традицию. А ведь десять веков прошло. Так и Моральный кодекс строителя коммунизма мало отличается от заповедей доброго христианина, если убрать из них Бога и добавить классовую теорию.
- Запретить Россию – это все равно что запретить океан
- Можно стать русским по личному выбору
- Русский всегда воюет со смертью
И еще один момент в становлении русского характера влияет на его уникальность: русский народ формировался на полиэтнической основе. Большие пространства расселения, суровый климат, враждебное окружение требовали не завоевания других народов и племен и превращения их в рабов, а вовлечения на равных в общий процесс выживания и развития. Европейские войны имели целью земли и ресурсы, которые были в дефиците. У нас же этого добра – как гуталина на гуталиновой фабрике. Вовлечение соседей в общину требовалось больше для увеличения количества рабочих рук, которые в том числе могли бы держать в руках еще и боевой топор, чтобы отвадить желающих откусить от нашего пирога.
Да, первый этап экспансии тоже происходил «огнем и мечом». Но после «принуждения к миру» русские не промышляли банальным грабежом и вывозом «в метрополию» местных ресурсов, чем занимались британские джентльмены в Америке, Индии, Китае – да везде, где они появлялись. Русские стремились поднять народы до своего уровня культуры, в то же время обогащались цветами их культур, традиций и характеров. Входили в стойбища, аулы и кишлаки, оставляя после себя больницы, библиотеки и планетарии. Русский – это не национальное осознание, а державно-геополитическое.
Если мы заглянем глубже в отечественную историю, то обнаружим интересный факт: среди великих и выдающихся русских имен удивительно много тех, кто иных кровей, но по-настоящему принял русскую сущность, сохранив свои национальные качества. Тех, для кого «мультикультурализм» не искусственное явление, прививаемое сверху насильно, а естественное состояние, только никто не придумывал для него специальный термин.
Большую роль в воспитании человека Российской империи на огромном евразийском пространстве сыграл указ императрицы Екатерины II «О терпимости всех вероисповеданий», фактически означавший признание ислама второй государственной религией России, добровольную передачу части духовно-религиозного пространства другой конфессии.
Это было осознанное решение о расширении рамок русского архетипа и формировании нового культурного явления – единого народа империи. Взаимодействие двух религий, возможность исповедания буддизма, языческих верований при лидирующей роли православия сформировали уникальный архетип русского человека. Он лоялен к иным верам. Более того, готов воспринимать их традиции и творчески переосмыслив, имплантировать их в свои собственные.
Отсюда и удивительная легкость, с какой русские по воспитанию вливаются в чужие общества и легко в них встраиваются. Отсюда и то, как удивительно органично русские ценности ложатся на чужие ценности. Эта пластичность и одновременно твердость в принципах делают русскую шкалу ценностей, русский разум, русский смысл жизни и развития приемлемыми для других народов мира.
