Одна из эпох, заслужившая в нашей исторической памяти особое место – это первая половина XIX века в России. Балы, красавицы, лакеи, юнкера. Вся эта чудесная атмосфера, знакомая нам из произведений литературы.
Перенесемся в ту эпоху, когда вечера были особым образом упоительны. Представьте себе самого влиятельного инфлюенсера этого времени. Человека выдающегося происхождения (потомок Рюриковичей, внук академика и государственного деятеля времен Екатерины II Михаила Михайловича Щербатова), блестящего интеллектуала, настоящего героя войны и самого модного человека Москвы и Петербурга. Его искусство одеваться подчеркнуто в «Евгении Онегине» – сначала, мол, он, а потом «мой Евгений».
«Храбрый обстрелянный офицер, испытанный в трех исполинских походах, безукоризненно благородный, честный и любезный в частных отношениях, он не имел причины не пользоваться глубокими, безусловными уважением и привязанностью товарищей и начальства», – так его характеризуют друзья. Речь идет о Петре Яковлевиче Чаадаеве.
И вот этот человек пишет:
«Первобытные народы Европы, кельты, скандинавы, германцы, имели своих друидов, своих скальдов, своих бардов, которые на свой лад были сильными мыслителями. <…> А теперь, я вас спрошу, где наши мудрецы, где наши мыслители?»
Кажется, что сейчас он просто назовет своих друзей, знакомых, может быть, самого себя? Но нет!
«…От нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь».
В истории часто удивляет неспособность человека понять и оценить то, что по-настоящему происходит вокруг него. Эти строки он пишет в тот момент, когда Гоголь написал свои знаковые повести и уже приступил к написанию «Мертвых душ», когда уже собрал все мировые премии «Последний день Помпеи» Брюллова, вышла опера «Жизнь за царя» Глинки, а Лобачевский уже создал и описал основы неевклидовой геометрии.
Человек живет в той эпохе, о которой поколениями станут снимать фильмы (которые будут получать мировые награды), мы будем мечтать о ней, и каждый русский интеллектуал так или иначе будет жить с оглядкой именно на эту эпоху. Это время назовут «Золотым веком». Но автор этих слов не сможет ощутить ни этого времени, ни своего места в ней.
Конечно, трудно было бы предположить, что в честь его друзей и современников назовут тысячи улиц, а на их памятники потратят сотни тонн бронзы. Всего через несколько десятилетий мода на Россию и ее «интеллектуальный продукт» станет трендом, покорившим весь мир. И ни один мыслящий и культурный человек не сможет обойти стороной вклад русских деятелей науки и искусств практически во все сферы жизни.
То, насколько остро восприняли первое философическое письмо Чаадаева, нам известно даже из школьной программы. Его автора объявили сумасшедшим, журнал, где оно было опубликовано, закрыт, а редактор сослан. Это, конечно, отличный показатель того, как его скепсис задел за живое.
Если история нас чему-то и учит, так это скорее иммунитету к прогнозам и анализам ситуации по поводу того, что происходит сейчас и что будет дальше.
И есть ощущение, что события последних лет выработали в нас этот иммунитет.
За последние полтора года фраза «мы живем в учебнике истории» успела набить оскомину. С первого момента она звучала банально, а теперь еще и заезженно. Однако и сама фраза, и ее частое повторение – симптоматичны.
Обычно перемены привычных обстоятельств порождают в нас два чувства – это либо страх, либо надежда. А длительное отсутствие видимых перемен, «уверенность в завтрашнем дне», в равной степени притупляет оба этих чувства.
Последние лет десять нам дали некую уверенность в завтрашнем дне, было ощущение понимания того, как оно все происходит. Мы чувствовали, что возможно, а что нет. Одновременно с этим притупились и страх, и надежда.
В мире ощущалась какая-то интеллектуальная стагнация, спад ярких идей, рассеивание коллективных амбиций и надежд. Тихой сапой представление о фукуямовском конце истории становилось непроговариваемой базой любых суждений. Уходили такие яркие персонажи, как Фидель Кастро и Уго Чавес, а с ними постепенно уходила вера в то, что что-то может быть организовано иначе.
Ощущалась какая-то идейная духота. Было душно от дискуссий, переливающих из пустого в порожнее, душно от резолюций международных форумов. От ультиматумов, договоренностей и обещаний, каждое из которых ничего не собиралось ни менять, ни решать. Духота. Похожая на медленный, набитый людьми вагон со всеми его запахами и совсем без вентиляции.
В феврале 2022 года ты просыпаешься, ошарашенный. Как будто ты спишь, а рядом с тобой разбивают окно. Шок. Грохот разбитого стекла. Осколки. Кровь от порезов. Кто-то кричит. Нужно какое время, чтобы прийти в себя и понять, все ли в порядке. Но ты чувствуешь, что хлынул свежий воздух и стало легче дышать.
- Израилю нужно признать новую реальность
- Как Европа и США попали под власть банкиров
- Венгрия боится перейти от громких слов к большому делу
Ситуация замешательства, пришедшая на смену ожидаемой предсказуемости, сильно встряхнула и взбудоражила все общество. Как ни парадоксально, пришло здоровое желание жить. Жить, принимая этот коктейль с нотками страха и надежды. Как будто нервы стали чутче воспринимать внешние раздражители. Обнажился нерв не только общества, но и истории.
Наверняка в этом ощущении большая доля субъективности, но просто представьте, если мы действительно живем в то время, в которое было бы интересно оказаться людям из будущего. Уверен, что именно ради этого времени стоило бы отправляться в XXI век, и именно в Россию. Сейчас творится что-то очень важное, что ни в коем случае нельзя пропустить.
