Предельные цены на нефть и газ, введенные Евросоюзом и частично поддержанные странами G7, позволяют сделать несколько важных выводов о характере и перспективах развернувшегося энергетического противостояния.

Вывод первый и самый очевидный: ни Запад, ни Россия не только не готовы к жесткому клинчу здесь и сейчас, но и совсем не хотят этого. Предельные цены на нефть (60 долларов за баррель) и газ (около 1900 долларов за тысячу кубометров) не отражают сегодняшних реалий. Эти цены значительно выше текущих котировок, что в принципе делает «потолок цен» нерабочим инструментом.

ЕС долго грозился ввести предельные цен и сделал это без последствий для себя и продавца. Москва в ответ угрожала, что не станет поставлять углеводороды странам, поддержавшим «потолок», но пришла к выводу, что делать это стоит только тогда, когда непосредственно столкнется с ограничением своих доходов. А пока же, как сказал президент Путин, введенные «потолки» никак не сказываются на состоянии российского бюджета. 

О чем, кстати, свидетельствует и подписанный президентом указ, который запрещает продажу нефти по предельным ценам только с 1 февраля 2023 года, то есть даже позже, чем начинает действовать «потолок цен». По всему видно, что противоборствующие стороны и сами не знают, куда их заведут введенные ограничения. И санкции, и контрсанкции в энергетической сфере содержат в себе предохранитель, позволяющий оперативно отменить их в случае, если что-то пойдет не так.

Решение – и по нефти, и по газу – носит отложенный характер. Нефтяные ограничения де-факто вступают в силу с середины января, газовые – с начала февраля. Налицо – желание ЕС максимально оттянуть последствия, вызванные собственными решениями. Санкции, которые инициировали как способ нанесения ущерба российской экономике, теперь вводятся в большей мере для достижения пиар-эффекта. В краткосрочной перспективе закупки российских нефти и газа продолжатся. В среднесрочной – будут осуществляться в условно «реверсном» режиме, когда российское сырье перепродается Европе (естественно с наценкой) третьими странами, теми же Китаем или Турцией.

В долгосрочной же перспективе произойдет перераспределение рынков. Ниши, освобожденные Россией в Европе, будут заняты США, а также добывающими странами Ближнего Востока и Северной Африки. И наоборот, Россия закрепит свой статус ключевого поставщика для КНР, Индии и ряда других государств. И, кстати, инициированная Москвой история с «газовым союзом» с привлечением Казахстана и Узбекистана – это попытка заранее найти консенсус и избежать драки между поставщиками при очень непростой истории с перераспределением энергетических рынков в планетарном масштабе.

Ну а пока и США, и ЕС гребут российские углеводороды как не в себя. Кстати, США по праву сильного и вовсе трактует введенные ЕС ограничения так, как посчитает нужным. Так, например, американский Минфин заявил, что ценовые ограничения не будут распространяться на нефть, доставленную покупателям аж до 1 апреля и загруженную в танкеры до 5 февраля 2023 года. А значит, ускоренные закупки российской нефти со стороны США продолжатся даже тогда, когда ЕС перестанет ее приобретать. Это, к слову, еще одно подтверждение того, что внутри западной коалиции единогласие и консенсус – понятия относительные, а присоединившиеся к «потолку» страны присоединяются к нему на своих условиях.

Вывод второй: эффективность ценовых ограничений с точки зрения целей Евросоюза – тоже под вопросом. Любой потолок цен, установленный значительно выше текущих цен, имеет «гравитационный» эффект: цены стремятся к своим максимально возможным значениям просто потому, что могут. Кроме того, предельные цены – не лучший сигнал для альтернативных России поставщиков, у которых всё еще есть выбор: поставлять нефть и СПГ на азиатские рынки или европейские. Вводить ценовые ограничения в условиях дефицита ресурса – не лучшая стратегия для Евросоюза в нынешних обстоятельствах.

Вывод третий: введение предельных цен де-факто подменяют собой другие, гораздо более действенные, но куда более сложные механизмы, которые так и не презентовал Евросоюз. А именно: совместные закупки газа, а также меры по снижению потребления. Так, страны ЕС решили, что только 15% от общего объема газа, необходимого для заполнения подземных хранилищ, будет приобретаться через механизм совместных закупок. Едва ли 13,5 млрд кубометров газа, закупаемых таким образом, даже отдаленно могут повлиять на газовые цены. На газовый картель покупателей точно не похоже.

Что касается экономии, то промышленный спад, более теплая, чем ожидалось, зима и подчас истерические ограничения на бытовое потребление, вероятно, позволят Евросоюзу пройти зиму без эксцессов. По крайней мере, никто не замерзнет. Но сразу после завершения отопительного сезона цикл должен повториться – подземные хранилища газа необходимо снова заполнять. В 2023 году – уже без значительного объема российского газа, который продолжит поступать по украинской ГТС в усеченных объемах и лишь в несколько стран ЕС, получивших такие преференции (в частности, в Болгарию, Сербию и Венгрию). Да и сам украинский маршрут едва ли можно назвать надежным с учетом ведущихся на территории страны боевых действий и вполне вероятных диверсий.

Можно долго спорить о том, насколько реализуемы планы ЕС полностью отказаться от российского ископаемого топлива к 2027 году. Вопрос в другом: что будет делать Евросоюз в безвременье 2023-2027 годов? Горизонт планирования сжался до месяцев. Планы по водородной и другой зеленой энергетике нужно срочно пересматривать с учетом новых реалий. Бюджеты, выделяемые на гигантские инфраструктурные проекты – пересматривать с учетом возросших издержек и новых геополитических реалий. И кажется, что Европа ко всему этому совершенно не готова.