Кино – это магия. Сверхъестественное воздействие на чувства человека, как бы не объясняли оптическую природу кинематографа рационально мыслящие люди. Кино – это волшебство, совершать которое дано немногим режиссерам, но даже им, счастливчикам, это чудо то удается, а то нет.
Сергей Соловьёв был режиссером, отмеченным где-то в таинственных инстанциях, которые определяют каждому художнику меру таланта. Мастером, творящим шедевры и безделицы, мало озабоченным откликами критиков (а что с них взять?), жизнелюбом и умницей. Он умел снимать такое кино, что весь зрительный зал, настроившись на одну волну, обмирал в удивлении: вот это вот да!
1982 год. Я, студент пятого курса, смотрю фильм Соловьёва «Избранные» в самом большом кинотеатре Костромы – «Россия». Сеанс дневной, зал заполнен примерно на треть, но людей всё равно достаточно. Самый финал – мальчик карабкается по песчаному откосу, слышен голос матери, зовущей сына: «Габриэль!», музыка слышна, барабаны и снова: «Габриэль!». Казалось бы, ничего внешне экспрессивного не происходит – просто мальчик карабкается вверх, по песку. Но все зрители, вставшие уже из кресел, чтобы идти на выход, замерли вдруг, стоят и смотрят на экран. Уже и свет в зале зажгли, а титры всё бегут, а зрители всё стоят, как заколдованные.
1984 год. Я, военнослужащий Советской Армии, субботним вечером смотрю фильм Соловьёва «Избранные» в клубе воинской части. В зале – солдаты срочной службы, восемнадцати-двадцатилетние парни, родом из разных республик Советского Союза. Зал полон – все здесь, кроме тех, кто в наряде. И самое удивительное, что повторяется такая же ситуация, которая была совсем с другой публикой. Зал встает, мальчик на экране карабкается по откосу, мать зовет его: «Габриэль!», и ничего такого гипнотического под титры не происходит. Но несколько сотен человек в военной форме застывают на месте.
«Избранные» – самый недооцененный фильм Соловьёва. С мастерами это бывает, они снимают кино, которое завораживает и озадачивает зрителей, но не нравится критике. Это кино как будто выпадает из общей картины успехов и достижений, рейтингов и кассовых сборов. Но без него зрители перестанут отличать поделки от шедевров, а мэтров – от посредственностей.
Раннего Соловьёва, кажется, любят все. За сентиментального, вызывающего слезы «Станционного смотрителя» с гусарствующим Никитой Михалковым. За «Сто дней после детства» – классическую историю воспитания чувств.
За «Спасателя» и «Наследницу по прямой», соединявших нас, бесприютных, с русской традицией чести и долга. На «Ассе» соловьёвские зрители разошлись в разные стороны, кто подался «за», кто «против», поверив–не поверив в искренность режиссерского увлечения рокерами и неформалами. Тем более, что в новые времена вне общего строя остались как раз те, кто пытался сохранить старые советские формы.
Диссиденты стали функционерами, рокеры – сибаритами, артисты – рестораторами. Время ушло в песок, оставив голую хронологию, как на могильных памятниках. Вот и еще одна траурная дата – 13 декабря 2021 года. Для понимания позднего Соловьёва нужно обладать той же иронией, что была у него, той же эрудицией, той же готовностью к риску. Брать живые уроки теперь уже невозможно, так хотя бы пересмотрим его фильмы.
