28 февраля 1921 года начались волнения среди моряков Кронштадта. Подавив восстание, расстреляв тысячи и репрессировав десятки тысяч человек, большевики, а за ними и все советские историки объявили мятежников агентами белогвардейцев, заговорщиками, пособниками западных государств, стремящихся раздавить молодую Советскую Россию. Гады, одним словом. Когда историческое счастье изменило СССР и маятник качнулся в другую сторону, восставшие моряки стали чуть ли не мучениками революции, романтиками, боровшимися против кровавой диктатуры за свободу.
Что было, если бы кронштадтские моряки победили?
Но революция – жестокое время. Даже романтиков она быстро – быстрее, чем прагматиков – превращает в фанатиков, и тогда у них остается лишь одна идея, в жертву которой они готовы принести в лучшем случае себя, в худшем – всех других. Неистовое убеждение в правоте единственно возможного (своего!) дела может горы своротить, но бессильно убедить в том же других со своим собственным правым делом. К сожалению, именно это, на мой взгляд, можно сказать и о Кронштадте.
Матросы действительно хотели «Советы без большевиков», свободу агитации, печати, коалиций, надпартийность – всего того же, что и большевики, когда они еще не были у власти. Но беда в том, что, взяв власть, ее в условиях революции невозможно ни отдать, ни поделить – потеряешь. А как тогда вести за собой в ведомое одному тебе светлое будущее?
Только что большевиками с трудом «выиграна» Гражданская война. Выигрыш еще сомнительный, поскольку для этого пришлось задавить продразверсткой и прочими поборами крестьян, забыть о «союзе» с ними, ведь основная надежда партии – городские рабочие голодают, разъезжаются по деревням, везде разруха. А крестьяне, не желая возвращения господ, не собираются терпеть и постоянное насилие со стороны коммунистов, которых они наивно считают чем-то другим, чем давших землю большевиков. Крестьянские восстания, разрастающиеся по стране, даже опаснее белогвардейщины и иностранных войск. И если в такое время опора революции – моряки или армия поднимают мятеж против власти, то в случае их успеха ее песня спета. Неважно, что это «братья» и что они тоже за революцию и даже за диктатуру пролетариата. Фанатикам-большевикам важно, чтобы в стране была та диктатура, как ее видят они, шатания недопустимы, жестокость по отношению к врагу – а все они враги с момента их «отпадения» – оправданна и необходима.
Что было, если бы кронштадтские моряки победили? (Хотя даже рабочие в Петербурге никак не отреагировали на их призывы.) А ничего. Советы без большевиков – но с кронштадтцами, а задачи те же – обеспечить города хлебом. Где взять? У крестьян. Свобода собраний? Надолго? В тех условиях – вряд ли. Надпартийность? А она где-нибудь реально существовала, хоть в какой стране, да еще во время революционных передряг?
Романтика революции хороша до ее первого столкновения с реальностью. А с этого момента любая революция только жестока и оставляет после себя насилие. И альтернатив этому нет, если только эту революцию не предотвратить. Не согласны?
Источник: Журнал Diletant
