Книжники, живописцы, коллекционеры

Открытие выставки книжного художника Бориса Трофимова собрало в Аптекарском приказе Музея архитектуры столько разнообразного и знаменитого народа, что подобного здесь не было даже во время первого биеннале современного искусства. Писатели Людмила Улицкая и Анатолий Найман, кинорежиссер Вадим Абдрашитов, книжный дизайнер Аркадий Троянкер, фотограф Владимир Клавихо-Телепнев, студенты, профессора, коллеги и друзья художника книги Бориса Трофимова – все они были тут не случайными людьми.

Достаточно напомнить, что делал Борис Трофимов. Фирменный стиль издательства «Книга» на рубеже 1980-1990-х годов. «Судьба Онегина», изданная в 2001 году при поддержке Фонда Сороса, где Онегин в перспективе 10-й главы пережил не только 1825 и 1837 годы, но и Первую мировую, и 1917-й, служил в Красной и Белой армиях, застал партийные чистки…

Аристократ дизайна

Обложка каталога рисунков Бориса Трофимова

Надо было видеть этот дизайн смены российских декораций для человека, знающего, что такое честь и самостояние. А как не вспомнить роскошный «Век русского книжного искусства», выпущенный «Вагриусом» для книжной ярмарки в Париже 2005 года?! А пиктограммы к московской Олимпиаде 1980 года, одним из авторов которых был Трофимов?

Присоединим к этому ряду оформление книг Анатолия Наймана, Юлия Даниэля, Евфросинии Керсновской, «Очерки по истории вселенской православной церкви», новаторский дизайн православных изданий…

Название выставки и альбома, к ней вышедшего, – When I’m Sixty-Five – парафраз любимой Трофимовым, одногодка Пола Маккартни, знаменитой битловской песни «Когда мне будет 64».

Когда-то этот возраст казался запредельным. Сегодня он знаменует творческое совершенство и артистизм художника.

Книги, афиши, шрифтовые композиции Трофимова привлекают внимание игровой свободой, неожиданностью, гротескной провокацией и выпадением из любого ряда. Поистине, веселая наука творчества. Ощущение, что художник творит что хочет, – следствие мастерства. Легкие и радостные работы последних лет парадоксально полифоничны, вбирая весь лексикон мировой культуры.

Основатель «Футура Клуба», президент Академии графического дизайна, руководитель мастерской в Высшей академической школе графического дизайна, Борис Трофимов играючи перешел из рукодельных советских книжных времен в компьютерную эру, перенеся в нее гармонию золотого сечения, уроки общения с учителями и соратниками – Михаилом Шварцманом, Сергеем Бархиным, Аркадием Троянкером, Леонидом Тишковым, множеством других коллег и друзей.

Выставка, которая проходит в рамках Московской биеннале графического дизайна «Золотая пчела 7», открыта в Аптекарском приказе Музея архитектуры на Воздвиженке до 20 марта. А 3, 10 и 16 марта там же состоятся мастер-классы Бориса Трофимова для всех желающих.

Возвращение Алексея Бегова

Художник Алексей Бегов на своей выставке

В Новом Манеже с 21 по 26 февраля прошла выставка Алексея Бегова под названием «Возвращение». Поработав во Франции семь лет, известный художник вернулся в Москву с творческим отчетом. На открытии искусствовед Александр Морозов порадовался, что в кои-то веки большие залы Нового Манежа предоставили не замшелым академикам и не дурно пахнущим «актуальщикам», а мастеру в расцвете сил и таланта.

Начнем с того, что Алексей Бегов принадлежит к «потерянному поколению», попавшему в тиски между идеологической структурой советского Союза художников и энергичным напором новых функционеров contemporary art, где прежние добродетели композиции, формы и цвета отброшены за ненужностью.

Помню, как в первые годы после перестройки среди художников было популярно слово «проект». Выражало оно вполне реальную вещь, - то, как собираются выживать люди искусства в изменившейся ситуации. «Проект Алексея Бегова» сложился вполне удачно. Началось все в 1995 году, когда в открывшейся после капитального ремонта Третьяковке состоялась его персональная выставка. Можно сказать, что она придала ему статус художника, если не «музейного», то классика современной живописи уж точно.

Сразу после этого последовали персональные выставки в странах Европы и Америки, покупка картин западными музеями. Выставка в Париже привлекла внимание тамошних галеристов. Последовала череда новых предложений, и в итоге Алексей Бегов оказался с семьей в небольшом французском городке Жанвилль, где у него родился сын. А затем предложили расписать часовню XVII века в замке недалеко от Парижа.

На это ушло семь лет жизни. Французская мэрия предоставила А. Бегову жилье, но на жизнь пришлось зарабатывать продажей картин, которые писал параллельно кропотливому созданию фресок. И опять все сложилось удачно. Если художник хорош, то найдется коллекционер, который вложит деньги в его работы.

Роспись католического храма русским художником оказалась даже отчасти политическим актом, символизирующим сближение двух стран. Алексеем Беговым заинтересовались политики, он получил хорошую прессу. На открытие часовни осенью 2004 года приехала делегация московской мэрии во главе с тогдашним вице-мэром Шанцевым. Художник приобрел нужные связи и в Москву вернулся со щитом, если не под «крышей».

При этом заметим, что живописный язык Алексея Бегова далек от ура-патриотического и академического глянца. Скорее он близок к тому, что в 70-е годы называлось «левым МОСХом», а сегодня оценивается как яркий индивидуальный стиль художника, что тоже не может не льстить покровителям и меценатам. Бегов вернулся на родину «русским европейцем», и выставка в Новом Манеже это подчеркивает.

Угловатая основательность его фигуративной живописи придает ей символическую насыщенность общечеловеческой драмы. Пастозная живопись, когда краска чуть ли не свисает лохмотьями некой ткани, передает напряженную тишину неразрешимых человеческих страстей, доведенных до визуальной формулы. Три больших зала соединяют два периода творчества – «доотъездный», с темными трагическими фигурами, и «постфранцузский», где палитра светлеет, цвет становится более декоративным, а сюжеты упрощаются, становясь внятными и лаконичными.

Налицо подведение предварительного итога большого творческого периода.

Жизнь коллекционера

Выставка из частного собрания Валерия Дудакова и Марины Кашуро

В Музее частных коллекций ГМИИ на Волхонке открылась выставка из частного собрания Валерия Дудакова и Марины Кашуро. Муж и жена, закончившие отделение истории искусства истфака МГУ, показывают часть своей выдающейся коллекции.

Во-первых, это то, что называется русским авангардом начала ХХ века. Малевич, Шагал, Кандинский, Ларионов, Бурлюк, Явленский привлекают внимание высоким качеством и нынешними ценами на мировом арт-рынке. Причем выстраивается очень точный и изысканный ряд. Нет случайных работ, это понятно, но каждая по-своему исчерпывает целый период творчества выдающихся мастеров.

Другое направление, представленное на выставке, – русский символизм. Довольно назвать врубелевские мастерские эскизы к «Демону» 1890-х годов или к «Царевне Лебедь» 1900-х. Тут же художники «Голубой розы» – Павел Кузнецов, Сергей Судейкин, Николай Сапунов. Тут же «Вечерний Париж» Константина Коровина 1900 года, набросок Валентина Серова.

Опять переходим к русскому авангарду: две работы Валентины Поповой 1917 года, работы Александры Экстер, Суэтина, Альтмана, автопортрет Юрия Анненкова 1919 года – все это, конечно, можно долго перечислять.

К сожалению, самого Валерия Александровича Дудакова на открытии выставки не было, он болеет. Заодно не привезли тираж каталога, в котором репродукций раза в два больше, чем представлено в экспозиции. Отдельные экземпляры раздавали VIP-персонам и коллекционерам, имея в виду возможность кое-что прикупить прямо со стен. Любопытствующие удовлетворялись рассказами сына собирателя, Константина, какой из шедевров где он привык разглядывать – в гостиной, в прихожей, над письменным столом отца или в туалете.

Сегодня иные люди могут только локти кусать, как они не догадались три с лишним десятилетия назад скупать за гроши картины и прочие предметы искусства на Сретенке, на улице Горького, в «Метрополе», в Столешниковом или на улице Димитрова.

Сам Валерий Дудаков не меньше коллекции ценит свое знакомство и вхождение в элитный круг московских коллекционеров советского времени. Дело это было предельно рискованным, и занимались им разве что кремлевские врачи, профессура и дипломаты или, наоборот, блестящие авантюристы. Сам рассказ об этих людях, о семьях знаменитых художников, хранящих архивы, об этапах собирания коллекции – отдельная страница. Не случайно именно В. А. Дудаков создал в первые годы перестройки Клуб коллекционеров при советском Фонде культуры, как бы легализуя это занятие, став первым и бессменным его председателем.

А начиналась коллекция, между прочим, с картин художников-нонконформистов, со многими из которых Дудаков делил членство в знаменитом Горкоме графиков. Так что работы Зверева, Вейнберга, Рогинского, Рабина, Инфанте и других заслуженно занимают первый этаж большой выставки. А патриарх нонконформизма Владимир Немухин еще и лично выступил на ее открытии.

Свои давние добрые отношения с Государственным музеем изобразительных искусств им. Пушкина Валерий Дудаков и Марина Кашуро подчеркнули, подарив его собранию большую пастель современника импрессионистов Пьера Каррье-Беллеза (1851-1932) «Танцовщица». Глядя на нее, можно вспомнить и самого Дега, тем более что в России картина появилась еще в начале ХХ века, происходя из собрания Петра Ивановича Щукина.