Дурная кровь

Течение болезни и определяет течение сюжета, в котором очень точно выбран повествовательный ритм: главы о болезни и больничном быте чередуются с главами, в которых рассказывается история романа персонажа и Лупетты, предыстория, которая привела к трагическому результату.

Универсальная метафора

Обложка книги «Лупетта»

Четкая, отточенная композиция, буквально рифмующая «кровь» и «любовь». Черное и белое. Низ и верх. Чувства и физиология. Композиционный прием оказывается корневой универсальной метафорой, работающей на всех уровнях. Простая, но эффективно действующая придумка. Плюс материал, трепетный, грузовой – когда слезы подкатывают и ком к горлу.

«Любовные» главы подвижны, главы, посвященные болезни, перегружены терминологией, описанием биохимических процессов (напоминая тем самым наукообразные отступления у дико модного ныне Уэльбека). Читатель словно бы ныряет из холодной воды в кипяток и обратно. Чудовищное, выматывающее чередование. Из живой воды – в мертвую... Из мертвой – снова в живую. И так – до самого финала.

Причем правильно расставленные автором акценты не позволяют определенно сказать, какая из сюжетных линий (больничная или любовная) является «мертвой» водой, а какая «живой». Любовь – живая? Но в ней столько боли, столько муки, столько предательства... Болезнь – мертвая? Но куда ж девать пафос сопротивления? Пафос выживания?

Многочисленные реалии, рассыпанные по роману, делают «Лупетту» едва ли не документальным повествованием, основанным на конкретной биографии конкретного человека. От чего становится совсем уже жарко: каково это – наблюдать хронику объявленной смерти в режиме реального времени.

Некоторое сомнение в биграфичности возникает из-за того, что книга написана живым и здоровым человеком. Это же не автоэпитафия, не посмертный дневник... Мы читаем текст явно существующего, здравствующего человека. Однако противоречие снимается в финале, когда мы выясняем, что у главного героя наступила ремиссия... последовало выздоровление.

Так, композиция книги последний и снайперский раз совпадает с реальностью.

Живой как жизнь

Павел Вадимов на презентации книги «Лупетта» в клубе «Платформа» в Санкт-Петербурге (www.ripol.ru)

«Лупетта» – один из самых интересных, мощных дебютов последнего времени. На память приходит другой дебют – Рубена Гальего Гонсалеса, чья пронзительная книга «Черное на белом», удостоенная «Букера», явила миру столь же точное соединение вымысла и нон-фикшн. Мы точно знали, что читаем реальную историю испанского инвалида, который описывает свою сиротскую советскую жизнь и блуждание по больницам и интернатам в духе «Колымских рассказов» Варлама Шаламова.

Вадимов точно так же бескомпромиссно описывает жизнь «у бездны на краю», все как есть, все как было. Я нашел этот роман в недрах «Живого журнала», где он длился изо дня в день как обычный сетевой дневник обычного сетевого человека. Необычной была концентрация мыслей и чувств, высокий уровень письма, выдававший неслучайность задуманного (и, что не менее важно, исполненного, исполняемого).

Связавшись с автором, я договорился с ним о публикации в сетевом литературно-критическом журнале «Топос», где и состоялась «официальная» премьера «Лупетты» (http://www.topos.ru/article/3202). Параллельно я предлагал книгу Вадимова самым разным редакциям и издательствам. Многие отнекивались, отказывались, боясь, во-первых, дебюта (не зная брода, не суйся в воду), а во-вторых, не желая связываться с «чернухой».

Приходилось объяснять, что, несмотря на медикаментозный бэкграунд, книжка у Вадимова получилась светлая и оптимистичная. Тем не менее на некоторое время «Лупетта» зависла. Пока ее не согласился прочитать Борис Кузьминский, начинавший в издательстве «Престиж Книга» новую серию внежанровой литературы. Внежанровой – значит серьезной, качественной, душеполезной.

«Живая линия» – еще одна отчаянная и героическая попытка Кузьминского поддержать «отечественного производителя» высокохудожественных текстов. Несколько лет назад Кузьминский уже запускал подобную серию (под названием «Оригинал») в издательстве «ОЛМА». В ситуации, когда издателей интересуют быстрые и легкие прибыли, которые гарантирует коммерческое чтиво (тот самый «жанр»), очень важно иметь экспериментальную и малотиражную лабораторию.

Признанный серьезным явлением литпроцесса, «Оригинал» открыл читателям несколько новых имен (А. Мильштейн, Катя Ткаченко), а также закрепил статус уже существующих (А. Левкин, А. Чудаков, Н. Смирнова). Серия «ОЛМА» просуществовала совсем недолго, однако вскоре в подобном формате были замечены и другие книгоиздательские монстры. Например, «Астрель», питерский филиал АСТа. Выпуском его внежанровой серии «Неформат» занимается Вячеслав Курицын.

На эту тему
• Покер «Букера»: когда в колоде нет джокера
• Километры книг
• Белая книга
• Алиса в стране коллекционеров
• След лисицы
• Памяти Джона Фаулза

И вот теперь Борис Кузьминский вновь занимается изданием качественной прозы. Вышли четыре книги. Вслед за «Лупеттой» вышел роман парижского авангардиста Дмитрия Бортникова «Спящая красавица» и текст многоопытного екатеринбургского романиста Андрея Матвеева «Зона неудач», который выходил и раньше, но, кажется, под другим названием. Очень важно и приятно, что «Живая линия» открывается дебютной книгой молодого и многообещающего автора.

На бумаге «Лупетта» выглядит уже не так, как в сети. Электронный вариант бытования этого текста мирволил ощущению документальности невидимой трагедии, совершающейся на наших глазах. Помещенная под твердую обложку, «Лупетта» поворачивается к читателю своими несомненными художественными достоинствами. Подобная многогранность – первый признак того, что перед нами настоящая литература.