Сергей Худиев: Они умирают молодыми

Речь идет о рассказе, входящем в программу внеклассного чтения в школе. Произведение повествует о том, как некая отроковица употребляет таблетки, от них к ней является волшебник по имени Глюк, исполняющий любые желания. Отроковица со своими сверстниками переживает ряд приключений, в ходе которых они употребляют наркотики также и при помощи шприцев. Потом, правда, все это оказывается тяжелым сном, вызванным гриппом.

Выбирать из всех произведений русской и мировой литературы именно «Глюк» – более чем спорное решение

Общественный совет при Красноярской митрополии Русской православной церкви высказал резкое неодобрение рассказу, назвав его «апофеозом безумия», опасным для психики детей.

В ответ русский ПЕН-центр выразил свое возмущение «немотивированными и лживыми нападками», заявив о «гуманистической направленности» рассказа и «его пользе для подрастающего поколения россиян, не привыкших к окрикам и бессмысленным запретам».

Что же, подрастающее поколение действительно плохо понимает окрики и запреты.

Молодость неопытна: жизнь раскрывается как накрытый стол, полный неизведанных блюд (фото: Fear and Loathing in Las Vegas/Universal Pictures)

Молодость неопытна. Реалии болезни, страдания и смерти в этом возрасте кажутся не имеющими к тебе отношения – жизнь раскрывается как накрытый стол, полный неизведанных блюд, и юноша (или девушка), как сказал поэт, «и жить торопится, и чувствовать спешит».

Это уже потом люди, оставившие этот чудесный возраст далеко позади, с запоздалым раскаянием вспоминают «какой я был идиот» и, глядя на следующее поколение, вздыхают: «свои мозги не приставишь». Если, конечно, они к тому времени живы. Потому что многие просто умирают молодыми.

Как в прошлом году сообщал глава Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) Виктор Иванов, в России смертность от наркотиков в шесть-восемь раз превышает показатель в странах Евросоюза: в стране примерно 7,3 миллиона наркоманов.

За наркотиками стоят реальные смерти молодых, только готовящихся вступить в созидательную жизнь юношей и девушек, нередко – почти детей. Основное число заражений ВИЧ у нас тоже приходится на внутривенное употребление наркотиков.

Но, увы, часто подростки не понимают, что за окриками и запретами стоит желание удержать их на краю пропасти.

Свои мозги приставить подрастающему поколению действительно нельзя – но можно (и нужно) передавать мудрость предков, в том числе горькую.

Мы не можем нести ответственность за поступки других людей. Но можем (и неизбежно несем) ответственность за влияние, которое мы оказываем. Это влияние может быть как прямым – через непосредственные призывы, а может быть и косвенным. Когда мы показываем, что считаем какие-то вещи нормальными, приемлемыми и неизбежными, это гораздо более действенный способ передачи молодым своего взгляда на мир, чем прямая речь.

Когда описание употребления наркотиков превращается в поощрение, в рекламу?

На этот вопрос трудно дать однозначный ответ, но некоторые ориентиры мы можем обозначить.

Если, к примеру, наркотики упоминаются в контексте детективного повествования, где протагонист-полицейский пресекает деятельность наркоторговцев, они показаны как несомненное зло, и у нас нет причин упрекать автора. Опасность никуда не исчезнет, если ее не упоминать; напротив, людей необходимо предупредить. Но смертельная опасность должна и обозначаться именно как опасность.

Другое дело, когда употребление наркотиков изображается как нейтральный элемент культуры – все так делают, это нормально, это такой же фон повествования, как бокал шампанского на Новый год.

Ситуация заходит еще дальше, когда они показаны позитивно – как источник интересного и волнующего опыта, элемент яркой и привлекательной жизни.

Уместно ли в свете этих, надеюсь, вполне понятных соображений включать рассказ в список рекомендованного чтения? Из чего вообще должны исходить взрослые люди, рекомендуя что-то доверяющим им подросткам?

Два взаимосвязанных этических принципа представляются очевидными.

Первый из них – «не навреди». Допустим, сама писательница и ПЕН-центр считают, что рассказ не имеет никакого отношения к пропаганде наркотиков. Как люди литературно подкованные, они могут извлечь из рассказа глубокий гуманистический смысл. 

Но среди школьников люди такой подкованности встречаются редко. Они увидят то, что лежит на поверхности, – употребление наркотиков в таблетках и внутривенно воспринимается взрослыми как естественный элемент молодежной субкультуры. Это не то чтобы разрешается, но принимается как неизбежное.

Что мы должны поставить на первое место – жизнь и здоровье подростков или идеологическое и литературное самоутверждение взрослых?

Могут сказать, что вред возможен, но не доказан. Но возможного вреда тоже следует избегать. Не следует, например, выбрасывать в окно десятого этажа пивные бутылки. Вероятность попасть точно в голову прохожего очень невелика. Но она существует – поэтому человек, бросающий бутылки, виновен в пренебрежении к чужим жизням. 

Второй принцип – взрослые должны помогать подросткам сориентироваться в жизни.

Собственно, это одна из целей литературы и одна из причин, по которым она преподается в школе. Школа передает не только знания и навыки, но и ценности. Она не может уклониться от задачи воспитания молодых.

Иногда говорят, что воспитание – исключительно дело семьи; это в любом случае не так. Школа, где ребенок и подросток проводит очень много времени, где он общается с авторитетными взрослыми, неизбежно воспитывает и неизбежно транслирует определенные ценности.

Школа призвана передавать не только знания, но и мудрость. Знания – это то, что помогает человеку достигать своих целей, а мудрость – это то, что помогает их правильно выбирать.

Количество учебных часов ограничено, как ограничено и число книг, которые может прочитать школьник. Выбирать из всех произведений русской и мировой литературы, которые могли бы быть на этом месте, именно «Глюк» – более чем спорное решение. С ценностями, которые он транслирует, подросток, увы, встретится и за пределами школы. Почему школа должна их продвигать?

Литераторы имеют право на свободу творчества – а читатели имеют право на свободу критики.

Все это бесспорно, пока все мы – взрослые рассудительные люди, имеющие за плечами определенный жизненный опыт. Но отношения между взрослыми и неопытными подростками – это уже другая ситуация. И это еще более серьезная ситуация, если за этими взрослыми стоит авторитет школы. В этом случае дети еще и зависят от своих учителей.

Я охотно верю, что и сама писательница, и ПЕН-клуб вовсе не ставят себе целью соблазнять малых сих. Но там, где такая опасность существует, жизнь и здоровье подростков следует ставить выше, чем стремление взрослых к творческому самовыражению.