Дмитрий Бавильский: И.о. погоды

Газеты советуют есть шоколад и бананы, повышающие сопротивляемость психики, распечатывают картинки со спутников. На них подводные течения и тайфуны с ласковыми именами несут контрафактное тепло к нашим палестинам.

Все, кажется, уже привыкли к этой бархатной, бархатистой и плавной антиутопии, внутри которой мы неожиданно оказались.

Еще кажется, что пронесет (может пронести), ибо пока «равнодушная природа» как-то особенно когтей не показывает, а если и выказывает, то не здесь, не у нас.

Цунами и наводнения, сотни проснувшихся ежиков и первые случаи европейской малярии – все это пока извлекается из новостей, дивит и радует менеджеров среднего звена, особенно активно юзающих Инет перед перерывом на обед.

Народ, бегающий по своим делам, вряд ли бы заметил отклонение от привычного маршрута, если бы не тотальное отсутствие солнца пятьдесят, что ли, дней кряду

Такое впечатление, что погода помогает нам преодолеть внутренний кризис информационного пространства, голод по настоящим новостям.

Вот и устраивает карнавал пуще бразильского; какое-то тотальное show must go on. Словно мировая природа решила помочь России приручить геополитику: дело не только в ценах на нефть, но и в особенной природной стабильности, завязанной на наше географическое положение.

Во-первых, наши масштабы и протяженность; во-вторых, промежуточность и одновременность выходов на Европу и на Азию в кои-то веки оборачивается безусловным плюсом. Фактором дополнительной стабильности.

Когда на штат Флорида обрушивается очередной торнадо, а острова в океане полностью исчезают из-за бешенства взбесившихся приливов, у нас зеваки бегают фотографироваться на стрелку Васильевского острова, оказавшуюся под водой.

Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Сами не заметили, как проснулись в новом дивном мире. Кажется, непонятки начались в конце октября, когда подзатянувшаяся осень все никак не заканчивалась.

До этого погода более или менее соответствовала привычному расписанию и времена года с неизбывной вежливостью плавно перетекали друг в друга.

Однако осенью вежливость закончилась. Первый снег, донельзя формальный, выпавший по привычке в районе Дня независимости, растаял, только-только отметившись.

Весь ноябрь и даже первую половину декабря народ, бегающий по своим делам, вряд ли бы заметил отклонение от привычного маршрута, если бы не тотальное отсутствие солнца пятьдесят, что ли, дней кряду.

Когда на столицу навалилась подлинная беспросветность.

Сначала и ее старались не замечать, однако вскоре энергетическая задолженность светила населению оказалась вопиющей. Полдень оказался похожим на полночь, утро – на вечер, и наоборот.

Все это накладывалось на полную обесснеженность. На весеннее почти тепло, отчасти примирившее москвичей и гостей столицы с полным отсутствием дневного освещения. Де, не светит, так хотя бы греет, уже хорошо.

Хоть шерсти клок.

Повсеместно стали сбиваться биологические часы. Причем не только у перелетных птиц и почек на деревьях.

Газеты запестрели рекомендациями о том, как избавиться от сплина (больше электрического света в помещениях и одежды ярких расцветок), трудовой энтузиазм иссяк, так и не проснувшись после летних отпусков, производительность труда пала.

На новогодние праздники, как всегда, ездил к родителям на Урал. Стоит выехать за Подмосковье, как начинается нормальный русский зимний пейзаж – заснеженный и скучный.

Сами не заметили, как проснулись в новом дивном мире. Кажется, непонятки начались в конце октября, когда подзатянувшаяся осень все никак не заканчивалась

Опорный край державы («ее добытчик и кузнец») встречает суховатым и деловым потрескиванием морозца, что невелик, но стоять не велит, требует исподнее. Сугробы блестят гламурненько так: снег в этом сезоне – главный модный тренд: почитайте светскую хронику, поймете.

Курортно-изобильное утро уральское начинается с солнечного разлива – точно цистерна света разливается, бидонами, черпай не исчерпаешь, только пена набежит – сдунешь пену. Короче, все как у классика: «Мороз и солнце, день чудесный…»

Но главное-то – не только чудесный, но еще и зело близкий к аутентичному образу народной жизни; между тем из столицы пишут о гнилых дождях, зарядивших ровно к Рождеству, возвращаться из аутентичности ну никак не хочется.

Тут уже рукой подать до Крещения, а воз осенней неликвидности и ныне там – у нас, в столице нашей родины.

Москва и раньше жила по особенному календарю, существенно, совсем уже как-то по-византийски отличаясь от метрополии, а тут и вовсе от рук отбилась.

В середине 90-х мы с друзьями-критиками много говорили о пришествии постмодерна, неизбежного, как крах империализма. Постмодерн наступил незаметно, когда отговорила роща золотая и все про него благополучно забыли. Но сейчас не об этом.

Иллюстрируя тезис о неизбывности и тотальности проникновения, мы говорили о постмодерне как о стихийном явлении, которому невозможно сопротивляться. Нужно, значит, не мочиться против ветра, но одеваться сообразно переменной облачности, брать зонт.

Кто-то из нас говорил о постмодернистском футболе, а кто-то о постмодернистской погоде, не имея в виду приключившихся в этом году безобразий.

Понятие «погода» в данном случае мы использовали умозрительно, как метафору окружающей среды, касающейся всех и каждого.

И точно напророчили.

Постмодерн тоталитарен и антикреативен, результативность здесь заменяется процессуальностью: цель – ничто, тогда как движение самодостаточно и самоигрально.

Именно поэтому теперь и можно говорить о постмодерне в погоде, о круге вечного становления, отсроченного исполнения, подмене действия ожиданием действия, разговором о нем.

Стертая погода (низкое небо, отменяющее различия и атмосферное давление, вечная сонливость, заторможенность, возникающая из полной и окончательной оторванности означаемого от означающего) вынута из рамы.

Погода заменена условным обозначением самой себя, образом и подобием, эмблемой, аллегорией, аллитерацией. Зависая в безвоздушности, она похожа не неоцифрованную картинку, извлеченную из битого файла.

Повсеместно стали сбиваться биологические часы. Причем не только у перелетных птиц и почек на деревья

Однако ж на Урале и в Сибири – какой-никакой «минус», снежные заносы и на дорогах гололедица, грипп распространяется здесь медленнее, шелестит, конечно, в верхушках елей да ясеней, но до душно-капельной активности орденоносного метрополитена-имени-не-пойми-кого ему все-таки далеко.

Последний, значит, форпост, надежда и опора. Плацдарм для осуществления нового национального проекта по возвращению богоносцу привычных сезонных радостей.

Не устаю повторять: Москва и вся остальная Россия находятся в разных агрегатных состояниях. В столице окончательно и бесповоротно (причем уже давно) победила постиндустриальность, тогда как вся остальная страна корчится, безъязыкая, в поисках первичной идентичности – собственной физики, онтологии-мифологии.

Налицо существенная методологическая разница между городом, имеющим Кремль и руку [Кремля], а также прочими подведомственными территориями. Устройство государства Российского столь затейливо, что Москве и окраинам (запад есть запад, восток есть восток) не сойтись никогда.

Столько об этом говорено, но что толку, вот уже и небесная канцелярия на привычный ход вещей замахивается, ан нет, «видят, но не внемлют, // покрыты мздою очеса».

И даже наглядная наглядность (куда уж нагляднее) никого не занимает, не просвещает. Не заставляет задуматься. Мелкой моторикой мы продолжаем отапливать улицы в пределах МКАД, вздыхать, глядя на выцветшее небо, и радоваться.

Радоваться тому, что нынешняя осень плавно перетекает в весну, которую отменить невозможно. Так в свое время братская Монголия перешла от феодализма сразу же к социализму, миновав стадию обязательной капитализации. Что казалось удивительным и нелогичным, а вот поди ж ты…

Параллельность социально-политических и природно-климатических процессов дает некоторую надежду на выравнивание и уравниловку.

Закончить же прогноз погоды хочется проникновенными лирическими строками, написанными во времена рассуждений о постмодернистском футболе. Тогда ничто не предвещало, однако же поэт в России подобен историку, предсказывающему будущее из неразведанных толщ того, чего никогда не было.

Мне кажется, за окнами всегда
Висит одно и то же время года,
Мне кажется порою, что погода
Без боя оставляет города.