В ночном эфире Второго канала Василий Павлович беседует с лебезящим Дибровым: у нас в Ростове 70-х вы были круче Воннегута. Книга с квакающим названием переходит из рук в руки и мельтешит на экране. Аксенов суров, но справедлив: ему нравится…

О новом романе Василия Аксенова «Москва Ква-Ква» спорят самым уважительным образом. Одни утверждают, что он – в отличие от букероносных «Вольтерьянцев и вольтерьянок» – не очень хорош. Другие указывают на то, что роман написан левой ногой. Третьи и вовсе хвалят.

Но и те, и другие, и третьи всерьез обсуждают якобы положенные в основу романа миф о Тезее (привет Пелевину) и платоновское (Платона, а не Платонова) идеальное государство, говорят о художественных достоинствах и недостатках.

Меж тем перед нами не просто наглая, циничная, бездарная и невежественная халтура. Перед нами разжижение мозгов, болезнь Альцгеймера, перед нами старческий маразм, кое-как замаскированный под политический гротеск.

Москва, 1952 год. Высотка на Яузе как символ эпохи и обиталище новой элиты. 18-комнатная квартира «атомного» академика Новотканного. Все персонажи носят вычурные нелепые имена с претензией. Где на сатиру, где на юмор.

Меж тем перед нами не просто наглая, циничная, бездарная и невежественная халтура. Перед нами разжижение мозгов, болезнь Альцгеймера

Сам академик, его 40-летняя красавица жена генерал-майор Ариадна Рюрих (естественно, Рерих!), 19-летняя красавица дочь – спортсменка, комсомолка и девственница Гликерия. «Спецбуфетчики» – супружеская пара – капитан Федор и майор Нина. Помимо профессиональных услуг и общей слежки, капитан пользует Ариадну, а майор – Ксаверия Ксаверьевича.

В соседнюю квартиру вселяется Кирилл Смельчаков (Константин Симонов) – красавец, поэт, лауреат, герой войны и борьбы за мир, донжуан и авантюрист, личный друг Сосущего (то есть Сосо, то есть Сталина).

Сейчас Кирилл одинок, потому что Сталин приказал ему вернуть чужую, генеральскую, жену мужу. С Симоновым, кстати, дело обстояло ровно наоборот: по приказу Сталина Рокоссовский вернул ему жену-актрису, героиню наряду с прочим такой симоновской эпиграммы: «Под камнем сим лежит Серова Валентина,/ Моя и многих верная жена./ Избавь ее, господь, от сплина,/ Ведь в первый раз она лежит одна».

У Кирилла и Глики завязывается платоническая любовь. Девушка считает себя невестой Сталина. Сосущий вызывает Кирилла к себе, напаивает, пугает арестом за поэму «Тезей», в которой под видом Минотавра, полагает Сталин, выведен он сам. Примитивной символикой мифа о лабиринте, как и беспомощными якобы симоновскими стихами, пронизано все повествование.

Сталин устраивает Кириллу потешный расстрел, но в конце концов меняет гнев на милость: Смельчакову предстоит возглавить специально сформированный отряд смельчаков, который, десантировавшись в Югославию, уничтожит маршала Тито и всю его клику. Начальником штаба у Смельчакова будет сталинский конфидент Чаапаев – не сын Чапаева, но прямой потомок Чаадаева.

В разговоре со Сталиным Кирилл невзначай упоминает еще одного соседа по высотке – адмирала Моккинакки, с которым он познакомился аж на Халхин-Голе. Сталин отвечает, что такого адмирала в стране нет, – и поручает Абакумову разобраться в ситуации.

Меж тем Моккинакки ухаживает за Гликой, и куда с большим успехом. На боевом самолете улетает с нею на Лазурный Берег, уверяя академическую простушку, будто они летят в Абхазию. Первое совокупление (и еще несколько) происходят прямо на борту. По возвращении вкусившая радостей телесной любви Глика спешит поделиться новыми ощущениями и с Кириллом.

Мужчины ревнуют, хотя и симпатизируют друг другу. Однажды адмирал просит у поэта взаймы, тот раскрывает чемоданчик, врученный ему в ВААПе, и обнаруживает, что тот набит конвертируемыми бумагами Госбанка на сотни миллионов долларов. А гребчиха Глика успевает съездить на Олимпиаду в Хельсинки, где, хоть и берет всего третье место, получает всеобщее признание в качестве секс-символа.

В действие входят новые персонажи – представители золотой молодежи, стиляги, фарцовщики, любители джаза, предводительствуемые сыном еще одного «атомного» академика – Дондерона.

Не последнюю роль в компании играет и авторское alter ego – прибывший из Казани, где его выгнали из мединститута как промолчавшего при поступлении о репрессированных родителях, поэт Так Такыч Таковский. После драки с дружинниками (ни дружинников, ни стиляг при Сталине не было, но мафусаилу Аксенову это до лампочки) Дондерона-младшего сажают в тюрьму. А Так Такыч находит убежище в заповедных глубинах квартиры Новотканного, где, в очередь с капитаном Федором, подживает со старшей хозяйкой дома и раскатывает губу на младшую.

Обложка романа Василия Аксенова «Москва Ква-Ква»

Ариадна не только ведет себя, но и выражается вызывающе (любимое слово «йух»), – и у нее есть на то все основания. В годы войны она по личному заданию Вождя слетала в Берлин, соблазнила и выкрала Гитлера и доставила его прямо в Кремль, откуда фюрера вернули на родину лишь в обмен на обещание о постепенной капитуляции, но Адольф и на этот раз, как в 1941 году, Сосущего обманул.

Меж тем к адмиралу начинают присматриваться всерьез. И выясняют, что никакой он не адмирал. И не юрисконсульт (за которого выдает себя в финансовых сферах). А один из легендарных соратников маршала Тито – штурман Эстерхази. А значит, пора его брать.

Но Моккинакки уходит из высотки, переодевшись агентом в штатском и «положив» полдюжины настоящих агентов в вестибюле. Спасается он в мясном ряду на колхозном рынке: здесь, выдавая себя за узбеков, окопались титоисты.

Сюда же перед началом решительного штурма прибывает и сам маршал. Тито и его люди чувствуют себя в полной безопасности не в последнюю очередь потому, что в их заговоре состоит и сам маршал Берия. Который на званом вечере у Новотканных принимается лапать Глику – и наталкивается на решительный отпор.

Не с ее стороны (Глика теперь девушка податливая) – с маршалом чуть не вступает в драку Смельчаков. И тут ему на квартиру Новотканных, демонстрируя свое благоволение, звонит Сосущий… Между делом Моккинакки вызволяет из темницы Дондерона-младшего – как раз когда того собираются «пустить по шоколадному цеху», то есть «опустить». Адмирал переводит юношу строителем на спецобъект (в «шарашку» – тут воздушный поцелуй Солженицыну), но и здесь засада: всех участников стройки по ее завершении должны расстрелять.

Решающие события происходят 1 марта 1953 года. 1 марта – дата в отечественной истории роковая, но Аксенов этого не знает и, соответственно, не упоминает.

Смельчаков с Чаапаевым улетают якобы в Стокгольм, а на самом деле – убивать Тито в Югославию. А Тито со своим адмиралом устраивает мятеж в Москве – берут Кремль, берут «ближнюю дачу». Однако Сталин удирает на подводной лодке в высотку на Яузе и отдает приказ сбросить атомную бомбу на Югославию.

Впрочем, все это как-то зависает и рассасывается, концы с концами не сходятся, престарелого писателя интересует один-единственный поворот сюжета: разочаровавшись в Смельчакове (в браке которого с Гликой предполагалось, зачав сверхчеловека, начать Новую фазу), Сталин призывает юную красавицу к себе – и умирает в ее объятиях и с нею в один миг. Перед этим верные Сосущему люди успевают ликвидировать адмирала. Куда девать Смельчакова, Тито и Берию, Василий Павлович придумать не смог – еще лет тридцать тому воображалка повисла на полшестого.

В эпилоге Так Такыч (вкратце пересказав аксеновскую версию «вынужденной эмиграции») вдвоем с женой возвращается в 1995 году в Россию (из Бразилии!).
И все у него хорошо. И у 82-летней красавицы и знаменитой мемуаристки Ариадны Рюрих тоже. А у остальных не очень. И кое-кто из «бывших» исповедует катакомбную религию «Новой фазы» и как Святой Деве поклоняется Глике Новотканной.

Василий Аксенов

Написано ужасно, напечатано фантастически безграмотно, с грамматической ошибкой в первом же слове романа; не всегда понятно, то ли редактор с корректором схалтурили, то ли писатель сострил – взять, например, слово «сИдалище» вместо «сЕдалище». Вот, впрочем, несколько проб пера:

В Москве, хоть и именовалась она «столицей мира и социализма», как в любом мегаполисе, бытовали некоторые кодовые фразы. Вот, например, если вы вознамерились купить доброй мясной вырезки, вам не обязательно было делать партийно-государственную карьеру и присоединяться к спецбуфетовским рационам. Можно было на Центральном, скажем, рынке подойти к мясному ряду, подойти к специалисту и задать ему условный вопрос: «У вас есть колхозное мясо по три двадцать?» Не пройдет и десяти минут, как вам вынесут увесистый кусман в газетном свертке и назовут окончательную цену. Будьте уверены, заказанный продукт не подкачает ни в свежести, ни в качестве разруба.

У Аксенова каша во рту? Да нет, конечно же, – вставная челюсть! Но, приступая к сочинению прозы, он ее всякий раз вынимает.

Она пожала плечами, замолчала, потом у нее совершенно по-детски искривился рот, вот-вот заревет, схватила полотенце, отвернулась от меня и стала судорожно тампонировать глаза... «Ну только тебя еще здесь не хватало, Такович! – с характерной грубоватостью, свойственной МГУ, произнесла она и нежнейшим образом высвободила свой локоток.

Кто их, блин, учил, Аксенова с редактором, сочетать «характерное» со «свойственным» в одной синтагме? А как вам глагол «тампонировать»?

А вот голос Сталина: Хочу тебе, Кирилл, рассказать об одном своем личном свойстве. Это, быть может, самый большой мой секрет. Капиталистические кремленологи до него так и не докопались. Тебе первому откроюсь. Дело в том, что у меня очень сильно развито чувство врага. В жизни и в политике я много раз на него полагался. И никогда не ошибался.

С чего бы это Сталин заговорил в рифму? А вот стихи якобы Симонова (Смельчакова):

Мой друг спешил на мотоцикле…
Река, безлюдье, парапет…
И вдруг увидел юной цапли
Замысловатый пируэт.
О юность, нежность, липок почки,
Хор лягушачьих батарей!
Девчонка пляшет в одиночку,
Поет при свете фонарей.

Вышедший в издательстве «Эксмо» тиражом в 30 100 экземпляров (и одновременно в журнале «Октябрь») роман «Москва Ква-Ква» написан в январе – августе 2005 года в Москве и Биаррице. Про Москву все ясно; а вот название курорта (и французское гражданство престарелого писателя) поневоле заставляет вспомнить анекдот про Жана и Жаннету на необитаемом острове: через три месяца она ему надоела, и он ее убил. Через полгода окончательно надоела, и он ее закопал. Но через девять месяцев соскучился – и выкопал из песка.

У французов, понятно, свои заморочки, но какой, сказал бы Хрущев, пи…с выкопал из литературной могилы Аксенова? А главное, на кой йух?