В субботу исполнилось ровно пять лет со дня исторического референдума в Латвии о признании русского языка вторым государственным. Тогда русские проиграли, ибо были обречены на поражение. Но в конечном итоге плебисцит изменил жизнь русскоязычной общины – от русских перестали требовать «быть латышами». Но потребовали другого.

Пять лет – достаточное количество времени, чтобы подвести итоги: какой же след оставил «русский плебисцит» в общественной и политической жизни Латвии?

«Спасибо, мать»

Ты, Саша, не отказывайся, я же в матери тебе гожусь. Мы деньги на важное дело собирали. Тебе его хорошо сделать надо. Твоя мама тоже денег на русский язык дала бы из своей пенсии

Референдум 2012 года стал знаменательным событием. Он не оставил равнодушным почти никого в республике, вызвал заметный резонанс в соседних странах, а в конечном счете имел прямые последствия для всех русскоязычных жителей страны. Подготовка к организации плебисцита прошла еще в 2011-м, когда граждане Латвии в два этапа собрали 183 тысячи подписей в поддержку его проведения вместо требовавшихся по закону 153 тысяч.

«С командой друзей в преддверии референдума мы работали в социальных сетях, готовили и распространяли листовки, снимали видеоролики, проводили символические акции, – рассказал газете ВЗГЛЯД общественный деятель Александр Гапоненко, принимавший в той эпопее активное участие. – Назову только тех из них, кто «засветился» публично и кому своими воспоминаниями не нанесу ущерба. Это Бронислав Зельцерман, Маргарита Драгиле, Елена Бачинская и Елизавета Кривцова. Было ещё несколько десятков добровольных помощников, но кто они – пусть останется тайной. Вообще, полтора года тесной работы нашей команды в ходе подготовки и проведения референдума были лучшим периодом в моей общественной жизни. Вся наша агитационная работа базировалась на добровольцах. Помню, за неделю до решающего дня мы напечатали большой тираж листовок с призывом приходить на участки для голосования, но раздать их уже не успевали. Тогда в «Фейсбуке» я написал призыв оказать помощь в распространении листовок и опубликовал номер нашего дежурного телефона. Люди стали звонить, приходить к нам в импровизированный штаб, забирать листовки и разносить их по подъездам, раздавать на работе, прямо на улице». 

Гапоненко рассказал и о том, как проходил сбор денег на оплату труда нотариусов, регистрировавших подписи на начальном этапе подготовки к плебисциту. По тогдашним латвийским законам для организации всенародного голосования инициаторам сперва нужно было собрать 10 тысяч «автографов» за свой счёт и лишь после этого в финансирование включалось государство.

#{ussr}«Первый раз я получил деньги на одном из собраний «Совета общественных организаций» в рижском «Доме Москвы». На этом собрании ко мне подошла руководитель общества ленинградских блокадников и протянула полиэтиленовый мешочек, доверху наполненный мелкими купюрами и монетами. Это, говорит, мы в обществе собрали деньги на референдум за русский язык. Я начал отнекиваться, понимая, что блокадники – люди совсем не богатые и сбор пожертвований для них достаточно обременителен. А руководитель общества и говорит мне так, уверенно: «Ты, Саша, не отказывайся, я же в матери тебе гожусь. Мы деньги на важное дело собирали. Тебе его хорошо сделать надо. Твоя мама тоже денег на русский язык дала бы из своей пенсии». От этого обращения у меня ком к горлу подступил и предательские слезы на глаза навернулись. Я тот полиэтиленовый мешочек с собранными блокадницами деньгами взял и к груди прижал. Произнести смог только два слова: «Спасибо, мать». У меня у самого мать была блокадницей, и когда что-то просила сделать, то Сашей называла. Деньги на референдум она точно бы дала из своей небольшой пенсии и отказ их взять не приняла бы».

По словам Гапоненко, русскоязычные латвийцы активно жертвовали на референдум. А потом сотрудники Полиции безопасности выпытывали, откуда у него деньги, инициировав административное дело о неуплате налогов, рассмотрение которого длится уже пять лет.

Своими воспоминаниями поделился и депутат городской думы Даугавпилса Юрий Зайцев, который в 2011-м являлся координатором сбора подписей в этом городе (в итоге Даугавпилс дал существенное количество голосов в общую «копилку», благо русские составляют более половины его населения): «В работу активно включилась молодежь. Не могу не отметить своих помощников Колю Харламова, Валеру Ощенкова и Диму Калинина, к сожалению, недавно умершего. И полтора десятка девчонок, помогавших нам в минус двадцать в канун голосования в феврале разносить по городу листовки. И это всю ночь!»

Параллельно распространялись слухи, что всякого, кто придёт подписаться за русский язык, «сфотографируют», «внесут в секретные списки неблагонадежных», «уволят с работы», но в итоге никаких репрессий не было – информационная война обошлась без человеческих жертв.

«Результат референдума был ошеломляющим»

Референдум о статусе русского языка стал самым посещаемым мероприятием такого рода в современной Латвии – на участки пришли 70,73% избирателей, 1 098 593 человека. Латыши тоже проявили повышенную активность, благо были наэлектризованы политиками и общественными деятелями, призывавшими «спасать родной язык, как единственное, что осталось у титульного народа Латвии». Главного инициатора референдума Владимира Линдермана и его добровольных помощников, объединившихся в организации «Родной язык», всячески демонизировали, представив врагами латышского народа. В преддверии голосования на государственные СМИ даже позвали выступить гостей из России – Валерию Новодворскую и Константина Борового, которые разоблачали организаторов как «агентов Москвы».   

В свою очередь, русские пытались «оградить себя от продолжающейся политики ассимиляции и языкового террора» и активно голосовали не только в Латвии, но и за её пределами – многочисленные «трудовые эмигранты» пришли в посольства и консульства. «Я со своим маленьким сыном отстояла в очереди два часа. Очень замерзли. Что там творилось! Беременные, инвалиды, с детьми, все продрогшие – но сколько было людей! Голосование шло в подвале посольства, было только две кабинки, три тетушки записывали данные паспортов. И всего в помещении могли одновременно находиться человек десять. Остальные мёрзли снаружи. Большинство в очереди говорили по-русски, и я уверена, что они пришли проголосовать «за», – поделилась своими впечатлениями с газетой ВЗГЛЯД гражданка Латвии, проживающая сейчас в Ирландии.

Но окончательные результаты сюрпризов не преподнесли – почти каждый проголосовал за свой родной язык, просто в случае с латышами это был голос за единственный государственный язык, а в случае с русскими – за второй государственный. Как признался газете ВЗГЛЯД известный журналист русской общины Латвии Юрий Алексеев, организаторы и волонтеры референдума заранее понимали, что победить на нём невозможно: «Тупо потому, что латышей в Латвии в два раза больше, чем нелатышей. К тому же, почти половина русских лишена права голоса ещё в 1991 году. Собственно, так и получилось: три четверти участников референдума проголосовали «против» русского языка, одна четверть – «за». То есть все латыши – «против», все нелатыши, имеющие право голоса, – «за».

«А для чего ж тогда была устроена эта акция, если мы все всё понимали?» – спрашивает Алексеев. И сам же отвечает: «А только с одной целью: пересчитаться на «первый-второй». Первый – это тот, кто не поддерживает политику ассимиляции, кто хочет сохранить свой язык, историю и культуру. Второй – тот, кому русский язык не важен, не нужен, тот, кто комфортно чувствует себя в сложившихся условиях. Результат референдума был ошеломляющим даже для его организаторов. За русский как за второй государственный язык проголосовали 273 тыс. человек. Это практически все национальные меньшинства Латвии, имеющие право голоса – русские, украинцы, белорусы, евреи, поляки, литовцы, эстонцы, татары... Замечу, что русских граждан в Латвии всего 160 тысяч».

Таким образом, результат голосования закрепил существующий статус-кво. После чего стали предприниматься меры, чтобы застраховаться от мероприятий, подобных прошедшему референдуму, в будущем. В стране были значительно ужесточены правила проведения плебисцитов, и это прямой результат событий 18 февраля 2012 года.

Так говорил Маккейн

Последние пять лет из русских латышей уже не делают. Школы, которые ещё пять лет назад горячие головы предлагали закрыть, живут

Необходимо констатировать: предпосылки референдума пятилетней давности не только памятны – они актуальны по сей день. Значительная часть населения Латвии – русскоязычная от рождения и использующая русский язык в качестве повседневного – вынуждена жить с поправкой на то, что их язык считается иностранным. Но изменилось ли что-то? Да.

«Дерусификация продолжается – в отношении русских школ, СМИ и русских общественных организаций. Но несколько изменилось «направление главного удара». Теперь меньше нажимают на язык, больше на «лояльность». Тут, возможно, сыграли роль рекомендации американцев. Тот же Джон Маккейн, когда недавно был в Риге, сказал примерно так: пусть русские говорят по-русски, но добейтесь, чтобы они не смотрели в сторону Москвы. И все последние законы направлены именно на это. На русских учителей, журналистов и общественников наезжают сейчас реже из-за языка, чаще обвиняют в нелояльности», – рассказал газете ВЗГЛЯД Владимир Линдерман.

Юрий Алексеев считает, что подвижки более существенные, притом положительные: «Из риторики правящих националистов начисто исчезла идея «ассимиляции», которую в своё время сформулировала президент Вайра Вике-Фрейберга: «В Латвии должны жить только латыши. Пусть они будут русского, украинского, любого происхождения, но – латыши». Короче, последние пять лет из русских латышей уже не делают. Русские школы, которые ещё пять лет назад горячие головы предлагали закрыть, живут. От них почти отстали. Правящие националисты поняли, что если они их тронут – будет взрыв. Русские в Латвии сами почувствовали свою силу. Референдум показал, что нас много и мы едины».

Несколько другой точки зрения придерживается Юрий Зайцев:

«Если смотреть с правовой точки зрения, то могу сказать однозначно – после референдума произошло ужесточение языкового законодательства. Причём, прежде всего, ужесточения направлены на ограничение доступа русских в политическую и экономическую элиту страны. Иными словами, для ограничения доступа туда, откуда русские могут потенциально влиять на события в стране. Так, например, с 2015 года повышены критерии для получения третьей, высшей категории латышского языка, которая требуется для работы на административных и руководящих должностях в государственных учреждениях, а также для того, чтобы быть руководителем фирмы. Также ужесточён «Закон о статусе депутата самоуправления» – в той части, которая обязывала муниципалитеты оплатить курсы латышского языка после проверки народного избранника языковой инспекцией. В том же 2015 году закон был изменен, и теперь депутаты обязаны сами оплатить свое улучшение знаний госязыка, в противном случае через полгода – суд и аннулирование мандата. Что же касается рядового русскоязычного, то на него, напротив, начали обращать внимание. Русским жителям теперь создают более комфортные условия на гостелевидении. Понятное дело, для того, чтобы на их родном языке внушать им критерии «лояльности». Так, например, среди латышской элиты началась дискуссия о создании в государстве русскоязычного телеканала, мягко заигрывающего с русским зрителем по фундаментальным для русских людей вопросам».

А вот мнение известного рижского краеведа и публициста Александра Ржавина: «Лично я никаких изменений за минувшие пять лет не почувствовал. Вопрос образования для меня уже и пока не актуален. Печатную прессу давно не читаю – всё, что мне надо, есть в интернете, а там русский сегмент огромен и разнообразен. В повседневной жизни объём использования русского языка в Латвии у меня не уменьшился и не увеличился. Напротив, пошёл даже недавно, сдал латышский на категорию, чисто для себя лично – так сказать, поддержать тонус, чтобы его уровень не падал. Ведь последний раз это делал в школе очень давно – те «аплиецибы» (удостоверения) уже давно не в ходу, а в тех сферах частного бизнеса, где я работаю, «корочка» никому не нужна. Нет, не сужается и мой круг общения среди латышей, а просто растёт круг общения на русском и английском. Мир хоть и большой, но и интернет делает его маленьким, самые дальние уголки доступны».

К настоящему времени проблемы языка действительно отошли в массовом сознании на второй план. Сотни тысяч бывших латвийцев, расселившихся нынче по всему свету, являются ярким доказательством того, что на Латвии свет клином не сошелся. Все пять лет, минувших со дня референдума, шел и продолжается ныне отъезд жителей страны в другие края – Ирландию, Великобританию, Германию, Скандинавию, Россию. И примечательно, что в процентном отношении количество уезжающих русскоязычных сильно превышает количество эмигрирующих латышей, на что не без радости указывают наиболее откровенные политики-националисты. Конечно, массовый отъезд начался задолго до референдума, и уезжают люди, в первую очередь, по экономическим причинам. Но для многих ощущение неравноправия становится решающим доводом в пользу эмиграции, даже если вывести за скобки невысокий по меркам ЕС уровень жизни, дефицит высокооплачиваемых рабочих мест и растущие налоги.