При взгляде на то, как развивалось хозяйство бывшей УССР вплоть до сего времени, вспоминаю свою сорокалетней без малого давности службу во Всесоюзном НИИ управления угольной промышленностью. Судьба бездельника – где бы ни работать, лишь бы не работать – в какой-то момент бросила меня в беспечальный монастырь при Минуглепроме.
В моем подразделении богато были представлены донецкие – характерное фрикативное «г» не скроешь. Наш начальник из донецких, Наум Борисович Изыгзон, добрейшей души человек, любил порассуждать с подчиненными о перспективах углепрома. Именно от него я услышал, что по-хорошему Донбасс давно уже надо закрывать.
Наум Борисович имел в виду, что добычу на шахтах ведут все глубже и глубже – вплоть до километра вниз, уголь получается все более дорогим, пласты истощаются, рентабельность падает. В этом суждении не было никакого особенного диссидентства (горняки по натуре вообще не фрондеры), больше походило на знание проблем отрасли.
Кроме того, доверие к его словам укреплялось тем соображением, что не будет же он рубить сук, на котором сидит. Закрытие Донбасса противоречило бы его собственным интересам – а чем бы он тогда стал управлять в министерстве? Логично было бы допустить, что перспективы дальнейшей добычи вправду совсем неважные.
Тем более, что разговоры о хищнической добыче энергоресурсов, а дальше хоть трава не расти, были тогда довольно распространены – и вроде бы не могут все согласно врать.
Но были еще эконом-географические соображения, идущие в тон и лад рассуждениям принципала Наума Борисовича.
В связи с событиями последнего времени появились отсылки к плакатам вековой давности «Донбасс – индустриальное сердце России». В данном контексте важно даже не то, что России, а то, что мощный индустриальный регион. До создания второй промышленной базы на востоке страны – регион самый важный, практически единственный.
Но похвала насчет индустриального сердца имеет и оборотную сторону. Промышленные регионы стареют и, состарившись, делаются уже не гордостью, а проклятием страны. Они больше не приносят прежнего дохода и становятся источником головной боли.
Северная Англия (пресловутые Манчестер и Ливерпуль), Рур в Германии, Лотарингия во Франции, Астурия в Испании когда-то были промышленными локомотивами своих стран, а потом перестали ими быть. Рур etc. давно уже не тот. Укажем также на «ржавый пояс» Америки – что производят ныне Детройт и Питтсбург? Да и московские заводы исчезли как класс. ЗИЛ, «Серп и молот», завод Михельсона – молодые поколения про них даже и не знают.
При смене экономического уклада – а ведь при Горбачеве (и даже раньше) стал общим местом тезис, что экономика чугуна и стали безнадежно устаревает, на смену ей идет экономика знаний, услуг и еще чего-то нематериального – логично было думать, что и угледобыча, черная металлургия, большая химия, тяжелая оборонка, выросшие на востоке УССР, уже теряют свое прежнее главенствующее значение. Постиндустриальная лошадка идет на смену железному коню.
Опять же и западные области УССР, прежде всего Галиция, открытым текстом претендовали на роль украинского Пьемонта. По аналогии с Италией второй половины XIX века – на роль кристаллизирующего центра. Тем более, что Пьемонт находится на западе Италии, как и Галиция на западе Украины – «шах и мат, вата».
- Европейские энергетики зря радуются новой зависимости
- Шесть главных уроков 2022 года на рынке газа
- Без российского угля Польшу ждет зимняя катастрофа
Разница, правда, в том, что Пьемонт и соседняя Ломбардия были самыми передовыми в экономическом отношении областями Италии, ее индустриальным сердцем, про Западенщину этого сказать было никак нельзя. Если кто и мог претендовать на звание украинского Пьемонта, то это восток (а отнюдь не запад) УССР.
К тому же модное в конце прошлого века оптимистическое учение Элвина Тоффлера о «третьей волне» (постиндустриализме тож), объявлявшее Донбасс – как и Рур, и Детройт – пережитком старины и даже не слишком почтенным, – это учение не очень оправдалось.
Собственно, и на Западе с «третьей волной» Тоффлера все идет не больно гладко. Вынос реального сектора в страны Востока – по изначальной идее «нам вершки, а им корешки» – породил потрясший Америку феномен Трампа. Каковой Трамп стал утверждать, что экономика гей-парадов и печатания денег недостаточно заменяет убитую реальную экономику, и провозгласил контрреформу под лозунгом «Сделаем Америку снова великой!».
Успехи нынешней красно-зеленой коалиции в Берлине, гробящей германскую промышленность с каким-то диким упоением, также ставят бундесбюргеров перед вопросом: «Не сделать ли нам фатерланд снова великим, а зеленых фантазеров – побоку, да к черту».
А изучение списков постсоветских (хоть российских, хоть украинских) магнатов показало, что первые места, совершенно как при историческом материализме, занимают короли угля (нефти) и чугуния.
Как и встарь – будто профессоров экономики с их передовыми учениями и не существовало, – выяснилось, что по-прежнему верна пословица «Земляной (промышленный) рубль тонок да долог, а торговый (постиндустриальный) широк, да короток». Там в постсоветском мире, где экономика как-то живет и обладает потенцией к развитию – это обязано тому, что вопреки полезным либеральным советам энергосектор, металлургия, большая химия, тяжелое машиностроение еще не убиты окончательно и руки рабочих (в гораздо большей степени, чем руки коучей и брокеров) по-прежнему создают все богатства на свете.
И мы наблюдаем, что на востоке бывшей УССР, несмотря на страшные военные разрушения, Донбасс жив и как-то реанимируется. Тогда как в других областях нет ни индустрии, ни постиндустрии, пожалуй, что скоро вообще ничего не будет. Вот в западных областях и бесятся – передовое экономическое учение не пользует нимало.
