Февральские дни 2022 года явились грандиозным разворотом в новейшей русской истории. Значение его для нашей жизни мы до конца не осознали – большое видится на расстоянии. Но уже сейчас понятно, что обратного пути не будет. Это проявляется и в государственной, и в общественной жизни, и в частных судьбах миллионов людей, и, разумеется, в такой тонкой и противоречивой области, как культура и искусство.
Уже в первые недели СВО многие персонажи от культуры, бывшие на слуху, поспешили удалить себя из русского поля смыслов, прямыми высказываниями или фигурами умолчания дали понять, что участь и выбор России – это одно, а их жизненный проект – нечто совершенно другое. Многие просто покинули страну. Таких мы теперь называем релокантами, так как понимаем, что нагруженное старыми, хоть и противоречивыми значениями слово «эмиграция» звучит для них слишком гордо. Есть, разумеется, и внутри страны их единомышленники, своего рода «ждуны», ждущие если не победы противника и поражения Большой России, то по крайней мере возвращения довоенных реалий и прежнего уютного междусобойчика.
Только подобное ожидание напрасно. С каждым месяцем украинского конфликта становится ясно, что «как раньше» – уже не будет. Время этих людей прошло даже в том случае, если самые ловкие из них сохраняют за собой зоны влияния, а то и посты. Неделя за неделей, месяц за месяцем площадка, на которой они могут и привыкли играть, сужается как шагреневая кожа.
Но дело даже не в персоналиях. Дело в том, что сама ситуация изменилась, и многое из того, что могло считаться культурой и искусством, оказалось сметено экзистенциальным ветром. Довоенные штампы, раскрученные форматы, темы, методы, образы и сам угол взгляда начинают казаться нелепыми. Возникает даже недоумение – и мы могли этим интересоваться, обсуждать с серьезным видом?
Разумеется, это не касается настоящих художников. Они жили, работали, создавали яркие произведения – и, к сожалению, не так часто бывали оценены по достоинству. Но это уже свойство любой эпохи.
* * *
И масскультура, и элитарное искусство до СВО оказались поражены одной и той же болезнью. В конце ХХ века вместе с рыночной экономикой и потребительским обществом мы зачем-то решили, что все важнейшие культурные формы и институции создаются на Западе, и главная задача – попытаться вписаться в «глобальный» проект, соответствовать ему и быть ему интересным.
Просто бизнес, ничего, кроме бизнеса. К жизни, к реальным судьбам людей, тем более к их осмыслению, этот поток не мог иметь ни малейшего отношения.
Но самое удивительное, что к осмыслению и утверждению жизни еще меньшее отношение имело и так называемое высокое искусство с его культом новизны и не менее упорным подражанием глобальному мейнстриму.
Вместе с постмодернизмом и концептуализмом в моду вошла «чернуха» и деконструкция. Любой объект, любой социальный смысл подвергался «анализу» и «разрушению». Пафос, красота, гармония стали восприниматься как что-то предосудительное. В академической музыке торжествовала математика, поэзия подменялась аналитической философией, из изобразительного искусства исчезало изображаемое, оставался только прием и экспликация. Изумленные граждане бродили по выставкам, концертам и галереям, с умным видом читая обширные тексты при каждом арт-объекте. И это еще в лучшем случае.
Так или иначе, элитарное искусство в его западническом изводе работало над разрушением и расчеловечиванием. Все роли в социальном театре были подвергнуты сомнению. Мужчина переставал быть мужчиной, женщина – женщиной, тело – телом, любовь – любовью, семья – семьей, верность – верностью, предательство – предательством, предмет – предметом. И соответственно, рисунок – рисунком, стихотворение – стихотворением, роман – романом, мелодия – мелодией. Оставались абсурд, распад, небытие, в лучшем случае феминизм и права меньшинств.
Бесконечные умствования в подражание заокеанским теоретикам все больше отрывали «элитарного художника», читающего Делёза и Такера, пресыщенного смыслами и высказываниями, от аудитории, ждущей прямой передачи опыта и полноты бытия.
В итоге и автор, и смотрящий (читающий, слушающий) оказались в своего рода духовном вакууме, совершенно отчужденными друг от друга, а профессиональная художественная среда с «кураторами» и «коллегами» все больше напоминала академическое сообщество в узкопрофильной и сугубо теоретической области. Уходила из-под ног почва, исчезало чувство общности, осмеивались смыслы и принципы. Торжествовала культура «нет»: «нет» – причастности, «нет» – человеку и зримому миру, «нет» – бытию. «Люди играющие» один за другим спешили учудить что-то «новенькое», чтоб удивить специалистов. Но модернистский и постмодернистский прием имеет один недостаток. Он кажется свежим и интересным только один раз, дальше наступает бесконечное повторение.
И тут пришла СВО. И в который раз оказалось, что человеческая жизнь реализуется всерьез.
Герой – это вовсе не персонаж из песни Цоя, а воин на фронте; жертва за други своя – не ритуальная фраза из сакрального текста, а конкретный поступок, совершенный на наших глазах. И каждый выбор оплачен, имеет цель, смысл и последствия. А словесные, музыкальные и живописные потуги, направленные на разрушение скреп и оснований человеческой жизни, выглядят жалко и под вражеским обстрелом, и перед большим историческим выбором.
На смену культуры «нет», отрицающей человеческое в человеке, русское – в русском, общее – в частном, неизбежно заступает культура «да» – культура полного принятия участи и времени, выпавших на нашу долю.
«Да» – причастности, «да» – своему месту в истории и на земле, «да» – единству. Так приходит культура принятия и постижения, которая умножает частный и отдельный опыт человека, заключенного в своем времени и своем теле, на универсальный опыт поколения и народа, на память предков и надежду на будущее.
Февраль 2022 года вырвал искусство из круга повторений, избавил от «вторичности», еще раз показав, что все, что происходит здесь и сейчас с нами, происходит первый и единственный раз.
«Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!» – по слову поэта.
В этом отношении главные ориентиры государственной культурной политики сформулировать легко и идеально просто.
Государство – ради собственного сохранения и процветания – призвано поддерживать ту культуру, которая служит утверждению человеческого в человеке, объединяющего в народе и смыслополагающего в бытии. И ни в коем случае не поддерживать культуру разочарования, деконструкции и самоуничтожения.
Выход возможен из самой отчаянной ситуации. «Из всех неочевидностей ту, которая дает нам надежду, всегда следует предпочитать той, которая не дает нам ее», – говорил римский писатель Арнобий на заре христианской эры. В тысячах отражений и форм искусство свидетельствует о полноте мира и оптимистической трагедии нашего присутствия в нем.
