Как искажаются воспоминания о Великой Отечественной

Читаю заметку про вполне реального героя Великой Отечественной войны, летчика-аса Виталия Попкова. Он не просто дважды Герой, но и один из возможных прототипов Маэстро из «В бой идут одни старики».

«Именно со Сталинградом и маршалом Жуковым связано одно из самых неприятных и унизительных воспоминаний летчика Попкова о войне – этот эпизод даже спустя шестьдесят лет вызывал в нем ярость и чувство горечи.

– Когда подписи собирали, чтобы Жукова реабилитировать, я отказался, – Виталий Иванович искренне и очень по-детски нахохлился в кресле. – Не потому, что не считаю его великим полководцем, а из-за личного...

А личное состоит в следующем. 23 августа немцы бомбили Сталинград. Город превратился в один огромный пожар: перемешанная с нефтью из разбитых хранилищ горела в Волге вода. Совершая по пять–шесть боевых вылетов в сутки, теряя одного за другим лучших летчиков, «семерка» (7-я воздушная армия) была не в состоянии прикрыть город и переправы. Превосходство немцев в воздухе было подавляющим. Истребители 5-го Гвардейского дрались с отчаянной храбростью, часто в одиночку бросаясь на звенья немецких бомбардировщиков, идущих под прикрытием «экспертов» (так немцы называли своих лучших асов-истребителей). И гибли в неравных воздушных боях.

Сбив под Сталинградом уже семь машин противника, он знал себе цену, и когда 26 августа 1942 года его в числе трех других лучших летчиков-истребителей фронта вызвали в ставку, не удивился. «Наверное, начальство решило банкет устроить, накормят и наградят, а потом опять в бой», – решил сержант Попков с присущим ему оптимизмом. Но в землянке не оказалось ни столов с фронтовыми деликатесами, ни наград, зато собралось не меньше тридцати генералов. Летчиков поставили с краю, а когда вошли Жуков и Маленков, вытолкнули в первый ряд.

– Почему плохо воюете? – закричал маршал, добавив мата, без которого не обходился. – Мало вас, мерзавцев, расстреливаем! Сколько вы лично расстреляли?

Попков не растерялся:

– Нам, товарищ маршал, немцев хватает. Своих мы не расстреливаем.

– А вот я расстреливаю трусов и предателей! Во двор их...

Летчиков вывели во двор. Появились автоматчики. Виталий Иванович помнит страх и беспомощность перед нелепостью происходящего. И острое чувство унижения. Через минуту троих действительно расстреляли. Привели анонимных, безразличных от обреченности русских мужиков в гимнастерках без знаков различия и расстреляли среди пыли и обломков кирпича. А потом так же безлично уволокли. Кого? За что? Никогда не боявшийся ни чужих, ни своих Виталий Попков был ошеломлен произошедшим.

– Вот так и с вами поступят, – страшно оскалился Жуков, – если будете плохо воевать, суки!»

Жизнь или вымысел? Что тут видит тот, кто Вторую мировую не изучал? Кошмарное, чудовищное поведение маршала Жукова. Что тут видит тот, кто изучал историю Второй мировой? Он видит тут вопросы. Например такие:

– Где и у кого генерал Жуков украл маршальский мундир? Ведь сам он стал маршалом только в 1943 году, а тут 1942-й.

– У Ставки не было никакого «двора». Ставкой де-факто во время войны называли совокупность лиц, которые в норме даже не собирались в одном месте. Может быть, Попков имеет в виду Кремль, где иногда собирались некоторые члены Ставки? Но тогда почему в ее дворе «пыль и обломки кирпича»? Что за бардак, почему не убирают? Ведь Москву в 1942 году не бомбили.

Далее. Когда собирали подписи за реабилитацию Жукова и зачем – ведь его никто никогда не репрессировал? И наконец, более серьезные вопросы. Попков никогда не воевал в «семерке» (7-я воздушная армия). А 7-я воздушная армия никогда не воевала под Сталинградом – всю войну провела на Карельском перешейке. 5-й гвардейский истребительный полк, где всю войну служил Попков, летом и осенью 1942 года дрался на московском направлении. (Вот здесь можно взглянуть на документы этого полка, по которым легко во всем убедиться.) Под Сталинградом он начал воевать в декабре 1942 года.

Вот только никакого Жукова – а равно и Маленкова – под Сталинградом ни в ноябре, ни в декабре 1942 года уже не было. Он находился там в период подготовки операции – когда Попков был на московском направлении. Правда, Жуков в ноябре 1942 года бывал на центральном направлении – но вот Попков оттуда в этот момент со своим полком уже убыл. Получается, они никак не могли встретиться.

Наконец: 26 августа 1942 года Попков, вопреки процитированным выше воспоминаниям об этом дне, получил крупную награду – орден Ленина. Это несомненный факт: архивные наградные списки не подделывают. Налицо множественные противоречия. Откуда они?

К сожалению, если журналисты что и напутали, то основное сообщение про Жукова и расстрел дал все же сам Попков (часть есть на этом видео). Более того, Попков давал журналистам разные версии этой истории: во второй разговор происходил в землянке, а не в Ставке. Какому верить? Наиболее правильный ответ: никакому. Жуков, Маленков и Попков попросту не бывали в одном месте в тот период времени, о котором идет речь.

Искусствоведение против исторических источников

Сходных эпизодов с тем же Жуковым масса. Писатель и искусствовед (а также ветеран войны) Никулин в мемуарах описывает, как Жуков приказывает подвергнуть крайне унизительному действию (настолько унизительному, что мы даже не можем назвать его в приличном СМИ, поэтому читайте сами) солдата-фронтовика по надуманному поводу. Но и тут неувязка в деталях: Жуков, в рассказе Никулина, якобы едет на «виллисе». Это очень важный момент в его повествовании.

Но вот в реальной истории маршал Жуков в описанный Никулиным момент не ездил на «виллисе». Это очень короткобазный джип, и на неровных дорогах он легко «клевал носом». Жуков попал в такую ситуацию и прилично приложился головой, а «виллис» сопровождения у него однажды вообще перевернулся. В итоге он стал ездить на трофейном немецком «хорьхе» (с закрытой кабиной – его никак не спутать с джипом), не имеющим такой неприятной привычки.

Историй «про Жукова» такого рода множество, некоторые из них – непристойного характера, некоторые – еще более фантастические, но все они объединяются одним: недостоверностью. И не только про Жукова: он просто самый «раскрученный» из советских полководцев, сходное есть и про других, просто они не так нашумели.

«Я свидетель. А что случилось?»

Этот феномен хорошо известен любому, кто сам опрашивал участников любых боевых действий. Будучи студентом истфака, я опросил многих ветеранов, и многие из них рассказывали о немецких десантах, которые они видели своими глазами. Естественно, за этим следовали дополнительные вопросы: как они спускались на парашютах? Дело в том, что немецкие воздушные десантники использовали уникальные парашюты, при которых человек висит под куполом не прямо, но под заметным углом – и приземляется кувырком. Чтобы он после этого мог вести бой, на него надевали специальные наколенники и иное снаряжение.

Так вот: ни один из опрошенных ветеранов ничего такого не вспоминал. У всех немецкие десантники спускались, вися под парашютным куполом прямо, и не кувыркались, приземляясь так, как не могли приземляться чисто технически.

Нельзя сказать, чтобы эта нестыковка вызывала удивление. Ведь из немецких документов достоверно известно, что немцы применяли десантников на восточном фронте ровно один раз, на второстепенном участке фронта (дав сюжет фильму «А зори здесь тихие»). Почему ветераны рассказывали такое? Зачем Никулин и Попков рассказывают то, чего не видели, но так, как будто они свидетели событий?

Все дело в том, что очень часто рассказы людей о прошлом деформируются под натиском того, что они усваивают из СМИ или фильмов. Меняется то, что в фильмах и СМИ показывают о войне – меняются, увы, и воспоминания. (По счастью, не у всех.) В СМИ стало модно писать про расстрелы в Красной Армии времен войны (а они там были, это факт)? Стоит подготовиться к тому, что об этом станут вспоминать те, кто при советской власти ничего такого не вспоминал.

В СМИ и фильмах – благо авторы того и другого исторические документы зачастую не читают – постоянно упоминаются «немецкие десантники»? Приготовьтесь спрашивать, как они приземлялись. Потому что очень вероятно, что про них будут массово «вспоминать» даже те, кто в жизни не видел немецкого десантника – и даже не знает, как на самом деле он десантировался.

Основная причина появления таких рассказов – в ключевой проблеме изучения войны. Десятки лет в ней видели прежде всего средство пропаганды. При СССР – средство показать плюсы советского строя. Когда СССР обрушился – средство показать его минусы. От «любви» к расстрелам до половой разнузданности его маршалов, приближающейся к Калигуле и Нерону.

Многие из людей, которые рассказывали такие истории, просто хотели «внести свой вклад» в описание того, что им казалось верным. Процитируем того же Никулина: «Данциг взяли довольно быстро, хотя почти вся армия полегла у его стен. Но это было привычно – одной ордой больше, одной меньше, какая разница. В России людей много, да и новые быстро родятся! И родились ведь потом! Было все как водится: пьяный угар, адский обстрел и бомбежки. С матерной бранью шли вперед. Один из десяти доходил. Потом началось веселье. Полетел пух из перин, песни, пляски, вдоволь жратвы, можно шастать по магазинам, по квартирам. Пылают дома, визжат бабы».

Зачем писать такое в постсоветский период, когда любой может заглянуть в архивные документы и узнать, что при взятии Данцига не погибло 90% красноармейцев, что его брали? Затем же, зачем и писать про красноармейцев «орда» и показывать их максимальном неприглядным образом. Таковы политические взгляды пережившего войну Никулина – вот он и подгоняет реальность под свои политические взгляды.

Абсолютно такая же история вышла со множеством фильмов про войну. Мы даже не будем начинать разбирать ситуацию вокруг кинокартин про панфиловцев – просто отметим, что все стороны конфликта описывают ее исходя из своих политических взглядов. Кому-то хочется, чтобы 54 немецких танка сожгли в один день в одном месте – и его волнует только это. Кому-то хочется, чтобы «советские сказки были разоблачены» – и его волнует только это.

Только реальная история как таковая мало кого волнует. Вторая мировая – это огромный пласт истории, который мог бы научить нас очень многому. Если бы мы могли учиться у 22 июня настоящим образом, у нас не было бы некоторого элемента неготовности к грузинскому нападению на российских миротворцев в 2008 году. Если бы наши генералы и офицеры представляли себе реальную картину Берлинской операции, Грозный 1995 года забрал бы у армии куда меньше жизней. Но даже оставим в стороне практическую пользу. Просто, зная свою историю, мы лучше бы понимали себя как людей.

Вместо всего этого историю войны по-прежнему носят на щите – как средство пропаганды своих политических взглядов. Как будто патриотизму или любви к Родине нужно какое-то подкрепление. Как будто тем, кто считает слово «патриотизм» ругательным, на самом деле нужен какой-то повод, чтобы так считать.