Фильм Андрея Кончаловского «Дорогие товарищи», выдвинутый на «Оскар», представит в США и в мире русскую идею и экспортный вариант сталинизма, но не подлинную историю.

Лет тридцать назад китайский лидер Дэн Сяопин предложил своему народу универсальную формулу о роли Мао Цзэдуна в истории нового Китая – Мао был прав на 70%, а на 30% ошибался. Эта чеканная истина предупредила все возможные споры по этому вопросу. Потом последовательные китайские конфуцианцы, искренне относящиеся к власти как дети к отцу, добавят от себя: Мао можно простить, он старенький был.

Российские реалии такого великодушия не позволяют. Наш извод Мао в лице Сталина может быть либо отцом народов, либо проклятым тираном. Третьего не дано. Снимая свой новый фильм «Дорогие товарищи», Андрей Кончаловский спешит заявить, что он из первых. Это не то чтобы художественный взгляд или новый киноязык – это просто позиция.

В начале июня 1962 года в Новочеркасске благодаря неумелым управленческим решениям случился знаменитый бунт, приведший к жертвам, число которых, по разным источникам, варьируется от восьми человек до нескольких десятков. По глупости местного руководства в один и тот же день жителям города объявили две новости – цена на мясо и масло будет выше, а зарплата ниже. Народ расценил это однозначно: так к коммунизму не ходят. Рабочий класс, который вот уже сорок лет только и делал, что работал, терпел и ждал светлого будущего, решительно потребовал, чтобы обещанное будущее наступило здесь и сейчас, в одном отдельно взятом городе. Особенно если учесть, что город исторически был столицей казачества, которое было принесено в жертву все тому же светлому будущему. Потомки оптимизированного в 1920-е годы класса справедливо задали вопрос: где же счастье? Ради чего вот это все?

Надо сказать, что в 1962 году, спустя семь лет после знаменитого 20-го съезда партии, разоблачившего культ личности, подобные вопросы задавали не только казацкие дети и внуки. Начало 1960-х ознаменовалось чем-то вроде ренессанса ленинской идеи рабоче-крестьянского рая. В ответ на все эти вопросы и ренессансы в Новочеркасск вошли войска и начали стрелять по толпе. События в те три революционных дня развивались очень непросто.

В истории новочеркасского бунта был как минимум один реальный герой – генерал Матвей Шапошников, который и был призван руководством военного округа расстрелять толпу из танков. Именно ему принадлежит знаменитая фраза «Я не вижу пред собой врага», стоившая ему немедленной отставки. Так или иначе, но фигура Шапошникова свидетельствовала о том, что полного единства в руководстве по поводу расстрела людей не было.

Но это история. У Андрея Кончаловского – кино. Наследник итальянского неореализма, блестящий эстет и настоящий мастер, Кончаловский всегда делает свою работу красиво. Черно-белая картинка, имитирующая эффект старой 35-миллиметровой пленки, имитирует заодно и эффект документальной съемки, отсылающий к ранней и знаменитой ленте про Асю Клячину. Но если тогда Кончаловского интересовала скорее душа человеческая, то теперь все больше Сталин и то, что называется русской идеей.

Прекрасная Юлия Высоцкая, играющая горкомовскую чиновницу среднего звена и мать юной дочки, пропадающей в урагане бунта, обречена кстати и некстати весь фильм повторять на все лады: «Сталина на вас нет, при Сталине такого не было». Это говорится и отцу, бывшему казаку, и революционерке-дочери, апеллирующей к ленинским идеалам, и доброму кагэбэшнику, помогающему ей искать дочь.

«Архетип русской женщины, античная трагедия любви и долга» – звучало после премьеры в кафе, куда с холоду убежали сторонники русской идеи. Обычные зрители пожимали плечами и вспоминали Асю Клячину, которая смогла воплотить образ русской женщины, обойдясь без Сталина и политики вообще.

Кстати, о кагэбэшниках. История новочеркасского бунта довольно хорошо задокументирована. Из нее следует, что в толпу стреляли все-таки регулярные войска, стянутые в город. Но Кончаловский придерживается конспирологической версии – стреляли не войска, а специально приглашенные гэбисты, проносившие винтовки на крышу горкома в футлярах контрабасов. Цепляться к деталям вроде бы незачем – перед нами творение художника, который всегда может сказать сакраментальное «я так вижу».

Но вот беда, фильм снят в подчеркнуто документальном стиле, предполагающем историческую точность. Антихрущевский посыл фильма и искренний оммаж сталинизму вкупе с откровенной исторической клюквой – это то, что постсоветский зритель вряд ли согласится признать за документ эпохи. Но иностранный зритель – вполне. Образ России, где бунт кончается всегда плохо и где так любят жесткую руку власти – похоже, что после того, как работа Кончаловского была выдвинута на премию «Оскар», теперь это и будет нашим главным культурным экспортным товаром.

На днях вице-президент РАН печально предложил отказаться от освоения космоса, на которое у нас выделяется средств в 60 раз меньше, чем в США. На этом фоне русская идея вкупе со сталинизмом может стать неплохим коммерческим продуктом. А если еще учесть, что главный бюджет фильма составили средства Алишера Усманова, а не Госкино, то надо признать – русская идея обходится государству куда дешевле, чем космические программы. При этом эффект от этого экспорта может быть куда долгосрочнее и убедительней.